Воспоминания М. Слобожанина существенно дополняют биографию молодого Лодыгина: оказывается, работая над первым изобретением в Петербурге, он наезжал в Тамбов к своему другу детства Кривенко Сергею, который в начале семидесятых годов было обуреваем жаждой практической деятельности и уже тогда, начитавшись «Исторических писем» Лаврова и ознакомившись с его теорией «героя и толпы», обдумывал идею хождения в народ, сотрудничал в прогрессивных столичных газетах и журналах.
Лавров надеялся, что развитые личности поймут, что они «должны своей мыслью, жизнью, деятельностью заплатить свою долю громадной цены прогресса, до сих пор накопившегося; что они именно должны противопоставить свое убеждение лжи и несправедливости, существующей в обществе; что они именно должны образовать растущую силу усиленного хода прогресса».
Интеллигенция смогла возвыситься над общим уровнем лишь за счет лишений и страданий народа — эта Лавровская мысль высокой идейной чистотой привлекала многие сердца, а объяснение им язв общества и возможные пути к их исцелению нашли не только согласных, но и желающих действовать.
«Неудовлетворение экономических потребностей может лежать в основании всякой общественной болезни», а потому «экономическое переустройство есть первый и необходимый шаг во всяком общественном лечении». Но для этого необходима «солидарность между личностями и группами», взывал Лавров к разобщенному, раздираемому противоречиями, многосословному и многонациональному обществу России. Нужно найти политические формы, которые «будут наиболее соответствовать новым экономическим формам производства, обмена и распределения, потребности всестороннего развития личности и всеобщей кооперации для коллективного общественного развития».
Слобожанин подчеркнул, что некоторые кружки лавровцев, оставаясь верными долгу служения массе народа, стали действовать через городских рабочих.
Зная, что Лодыгин весьма активно участвовал в тамбовском кружке Кривенко, когда бывал здесь наездами, кажутся совсем не случайными его многие переходы с одного завода на другой. Так же не случайно спешно ушел в отставку его товарищ Сергей Кривенко и предложил свои услуги самому прогрессивному журналу того времени — «Отечественным запискам», который вели Салтыков-Щедрин, Некрасов, народники Михайловский, Елисеев. Близкими друзьями Кривенко стали писатели-народники Г. Успенский, Шелгунов, Гаршин.
Кривенко по удивительной скромности редко подписывал свои статьи во «Внутреннем обозрении», которые обсуждались всей читающей Россией. И тем не менее он был известен. «Если Н. К. Михайловский продолжал и развивал философские мысли П. Л. Лаврова или работал в той же области самостоятельно, давал идеологию народничества и его философские обоснования, — пишет М. Слобожанин, — то С. Н. Кривенко разрабатывал и обосновывал научными данными программу этого направления и его тактику».
1875 год, когда Лодыгин уехал из Петербурга на Кавказ, был третьим годом массового хождения в народ русской интеллигенции. Один из видных участников его, С. М. Степняк-Кравчинский, писал, что ничего подобного не было ни раньше, ни после… «Точно какой-то могучий клик, исходивший неизвестно откуда, пронесся по стране, призывая всех, в ком была живая душа, на великое дело спасения родины и человечества. И все, в ком была живая душа, отзывались и шли на это клик… Движение это едва ли можно назвать политическим. Оно было скорее каким-то крестовым походом, отличаясь вполне заразительным и всепоглощающим характером религиозных движений».
Но подспудные цели у этого «едва ли политического» движения были серьезными — заставить Александра II дать России конституцию, подготовить народное восстание.
Мемуаристы-народники называют причинами «хождения» вопиюще бесправное положение крестьянства, вызвавшее желание одной сознательной части молодежи образовать его, научить грамотно хозяйничать, а другой — поднять его на борьбу за свои права. А подтолкнули молодежь, по их словам, к этим действиям Парижская коммуна, процесс над Нечаевым, «Исторические письма» П.Лаврова, статьи М. Бакунина, «Капитал» К. Маркса… Движение сразу же растеклось на два направления — террористическое, разрушительное (бакунинское) и созидательное, пропагандистское (лавровское). В политических вопросах Лодыгин целиком полагался на Сергея Кривенко. Взгляды Кривенко — взгляды Лодыгина.
Сергей Николаевич Кривенко еще юношей начал заниматься двумя крупными вопросами, ставшими для него чуть ли не самыми главными на всю его долгую жизнь: различными видами коопераций на русской почве и проблемой соотношения, физического и умственного труда.
Когда в 1867 году после выхода из службы он приехал в имение своих родителей Кабань-Никольское, отца его уже не было в живых. Мать старалась ввести сына в круг соседей на предмет женитьбы, но сын начал с того, что вежливо, но твердо отказался наносить обязательные визиты.
Он искал других знакомств.
В это время неподалеку в Павловске — имении князей Волконских — управляющим служил И. М. Мальцев, «молодой человек общепризнанной красоты и выдающихся высоких душевных качеств: прямой, честный до наивности, добрый, отзывчивый и нигилист чистейшей пробы, но с манерами по воспитанию, а может быть, и по рождению, истинного аристократа: родился в Сибири, а воспитание получил в доме декабриста Волконского, который горячо и искренне любил его». По образованию Мальцев был агрономом, но глубоко интересовался социальными вопросами. Кривенко нашел в нем собеседника и друга.
Сергей Николаевич, чтобы не стеснять мать, охающую от введенных сыном новшеств, перенес место жительства в небольшой флигелек за садом, куда вскоре повадились непривычные для этого дома гости самого разного чина и звания, и национальности. Вслед за агрономом Мальцевым — тоже агроном А. С. Волосович, отбывший за неблагонадежность солдатчину, И. Г. Фрейберг — человек практических идей, сразу увлекший новых знакомых мечтой о переселении куда-нибудь подальше — в Сибирь, в Америку, на Кавказ. Но лидером все ж таки оставался вдумчивый, твердый Кривенко, и обсуждаться стал по его предложению лишь кавказский вариант. Мысль создать просто поселок интеллигентов, стремящихся к «опрощению», к жизни собственными трудами, тоже была отброшена; по соображениям Кривенко, общину-колонию нужно создавать совместно с представителями главного российского сословия — с крестьянами. Попробовать завязать с ними отношения на серьезной экономической и идейной основе решили еще здесь, на Тамбовщине.
К ядру вскоре примкнуло еще несколько человек. Прежде всего кандидат прав В. К. Оленин, народник по убеждениям, товарищ Лодыгина; П. А. Евреинов, писатель-народник П. В. Засодимский и позже А. Н. Лодыгин. Кружок желал занять положение, которое дало бы ему «возможность направить народную жизнь к лучшему, к охране ее от бюрократического произвола и экономической эксплуатации». Для этого он должен «действовать и на экономической и на юридической почве», должен иметь своих докторов, судей, агрономов, школьных учителей и т. д. (поэтому в кружок вошли и мировой судья, и судебный следователь, и доктор). А для этого решено было устраивать больницы, школы, банки и промышленные ассоциации, а впоследствии и фабрики. Главное же — предполагалось показать пример рационального хозяйства, пользу введения машин, выгодность лучшего севооборота, проектировалось снимать землю большими участками, чтобы раздавать ее крестьянам по той же цене, оберегая их от переплаты съемщикам. Кроме того, выдавать авансы под работы, чтобы избавить их от невыгоды найма зимой и устраивать выгодный сбыт продуктов крестьянского труда, чтобы обезопасить их от скупщиков.
Как часто в этой утопической программе встречаются слова: «чтобы уберечь, чтобы обезопасить»… Знать, было от кого оберегать полуграмотных, беспомощных перед хищниками мужиков в то послереформенное время, когда как грибы после дождя вырастали собственные капиталисты и стервятниками налетали со всех сторон зарубежные; когда княжеские титулы и дворянские гербы переходили от оскудевших бывших бар к иностранцам-торгашам, скоро разбогатевшим на железнодорожных и банковских операциях, и к известным кокоткам, фиктивно выходившим замуж за обнищавших князей ради титула.
