Совершенно естественно, что, когда в 1871 году открылась вакансия директора патронного завода, пригласили Петрушевского. Но где бы он ни служил, везде оставался изобретателем, творцом.

Артиллерист, минер, он живо интересовался электрическим освещением, понимая, сколь важно найти ему применение в военных делах.

Как писала в 1871 году «Народная ремесленная газета», год тому назад, в ноябре 1870 года, на Волковой поле Петрушевский руководил опытами с мощными лампами, установленными на высоте «четырех или около того сажень», свет которых усиливало и направляло отражательное зеркало. «Свет, получаемый таким образом, был до того силен, что освещал очень ярко мишени, поставленные на расстоянии 700 сажень (2100 шагов) и, между прочим, шедший поезд царскосельской железной дороги…»

Распространялся свет «в виде снопа, освещая окрестность по прямой линии только по пшрине. Направление света изменялось простым поворотом зеркала на 50 шагов».

Исходя из того, что Лодыгин в ноябре был уже во Франции и что его известные первые лампы маломощны, некоторые исследователи считали, что Лодыгин к опыту Петрушевского на Волковом поле никакого отношения не имеет. Попробуем разобраться.

Из описания опыта видно, что речь идет о сильной дуговой лампе либо многоваттной калильной. Лодыгин же указывает, что в 70—71-м годах он занимался сравнительными опытами над дуговой лампой и лампой накаливания и сравнение закончилось не в пользу первой.

Уже тогда молодой Лодыгин предвидел, что удел яростных дуговых ламп — в прожекторах, а для освещения жилищ и улиц нужен спокойный ровный свет, который можно получить лишь от его лампочки — лампочки накаливания.

(Но бум с дуговыми лампами — свечой Яблочкова, дифференциальными лампами Чиколева и другими — еще впереди, и лишь после него в мир снова войдет, и уже до наших дней, спокойная и незаменимая лодыгин-ская лампа.)

На то, \что опыт на Волковом поле проводился, указывает еще, одна публикация — через 40 лет, в газете «Новое время».

«…в конце 1870 г…на артиллерийском полигоне по инициативе покойного генерала Петрушевского показан был офицерам и прочим интересующимся зарождающейся электротехникой замечательный опыт. Изобретатель, тогда еще юный Александр Лодыгин, демонстрировал впервые изобретенный им свет без горения, то есть не что иное, как лампочку накаливания».

Интервью газете давал сам изобретатель. Но… в ноябре 1870 года, причем в первых его числах, Лодыгин был во Франции, о чем возвестила русскому обществу газета «Голос». Может быть, опыт проходил до отъезда из России — в конце сентября — октября, либо автор статьи в «Народной ремесленной газете» ошибся на месяц-два, так как статья прошла с большим опозданием — через год. («У нас же в Петербурге в ноябре прошлого 1870 года…») Либо опыт проводил Петрушевский в отсутствие Лодыгина, и тогда со свойственной ему изобретательностью он и установил «аппарат… на устроенной для этого вышке на высоте 4 или около того сажень», соединив его с магнитоэлектрической машиной Калле и расположив перед «утвержденными друг против друга углами… отражательное зеркало», которое и усилило и направило световой поток.

И вот свидетельства в пользу последней версии.

В брошюре Лодыгина «Заметка о лампах дуговых и накаливания» (Париж, 1886 г.) вспоминаются сравнительные опыты с этими лампами, при которых даже проецировалось горение дуги на экран при помощи призматических стекол, и было это, как пишет Лодыгин, «лет 15 назад», то есть году в 1870-м. А в лодыгинской рукописи «Теория дешевого электрического освещения и отопления», законченной к 1872 году, есть вновь упоминание об опытах на Волковом поле с мощными лампами, телом накала в которых были… железная и платиновая проволоки:

«…Электрическим током весьма легко расплавить железную и платиновую проволоку, тогда как эти металлы одни из самых тугоплавких. При этом, очевидно, должна развиваться и значительная сила тока, что в действительности и было получено при моих опытах на Волковом поле, ибо каждый световой пункт давал силу света, равную 169 свечам».

Итак, скорее всего опыты с мощной калильной лампой, телом накала в котором служило железо и платина, Василий Фомич проводил в присутствии Лодыгина, а поскольку быть это могло лишь в сентябре — октябре, то, видимо, после отъезда изобретателя во Францию неугомонный Петрушевский повторил их в конце ноября уже без Лодыгина.

Так или иначе, Василий Фомич Петрушевский настолько был захвачен идеей использовать электроосвещение в военных целях, что сделал многое (тем более что с 1868 года был членом морского технического комитета), чтобы электричество шагнуло в армию и на флот.

Федора Фомича Петрушевского (1828–1904)в отличие от брата, генерала Василия Фомича, часто называли Два Фита — первые буквы его имени-отчества по старому правописанию начинались с буквы «фита» (Ѳ).

Когда Лодыгин познакомился с ним, это был сорокапятилетний известнейший ученый, друг Д. И. Менделеева, по тому времени — большой знаток электричества. Один из младших членов той же плеяды русских физиков, В. К. Лебединский, писал после его смерти: «Целая эпоха в жизни петербургских физиков отошла с ним в вечность: эпоха френелевской теории света, исследования тепловых и химических лучей, исследования гальванических элементов магнитоэлектрических машин».

Но сколько нового внес в физику XIX века Федор Фомич!

Еще в 1853 году он провел важное для тех лет сравнение электродвижущих сил и внутреннего сопротивления гальванических элементов в зависимости от температуры, концентрации растворов и других факторов. В магистерской диссертации «Непосредственное определение полюсов магнитов» (1862 г.) и докторской «О нормальном намагничивании» он развил работы Э. X. Ленца и Б. С. Якоби.

А в начале семидесятых годов, когда к нему обратился молодой Лодыгин, Ф. Петрушевский готовил первый систематический курс по электромагнетизму — «Экспериментальный и практический курс электричества, магнетизма и гальванизма».

Работы Лодыгина, а затем Яблочкова и Чиколева по электрическому освещению так увлекли ученого, что он создает несколько оригинальных конструкций оптических приборов, усовершенствует осветительные устройства маяков и бакенов.

Мало того, Федор Фомич, ученый разносторонних интересов, занялся цветоведением, разработал методы определения коэффициентов отражения света цветной поверхностью, среднего цветового фона многокрасочных картин и снискал авторитет среди художников тем, что собрал обширный экспериментальный материал о физических свойствах масел, идущих на изготовление масляных красок. Интересно, что его столь разнообразная научная деятельность сочеталась со столь же разнообразной преподавательской.

После окончания Петербургского университета (1851 г.) он преподавал в гимназиях Петербурга, потом — Киева (с 1857 г.). С 1862 года занялся экспериментальными исследованиями под руководством Э. X. Ленца и в этом же году блестяще защитил магистерскую диссертацию.

С 1865 года, после смерти Ленца, получил приглашение занять кафедру физики Петербургского университета. Здесь Петрушевский, стремившийся готовить кадры отечественных ученых-физиков, организовал физический практикум для студентов, добился расширения физического кабинета и получил средства для постройки Физического института при университете.

В начале 70-х годов Федор Фомич преподает и в Минном офицерском классе в Кронштадте, в котором обучаются товарищи Лодыгина — Ахилл Хотинский, Николай Булыгин, а позже и композитор Н. А. Римский-Корсаков, который станет известен и как замечательный электротехник, занимавшийся электроосвещением судов.

В знаменательном 1872-м, когда Лодыгин с моряками-электротехниками работал в мастерской Адмиралтейства над системой освещения и подал заявку на привилегию, Федор Фомич организовал Русское физическое общество и стал первым его председателем. После слияния его через шесть лет с химическим он до 1901 года так и оставался бессменным председателем физического отделения РФХО. Членом общества состоял и Александр Лодыгин, бывал на заседаниях, читал доклады, высылал сюда из Франции в 1884–1888 годах свои статьи.