Девушка опустила голову, но он тут же поднял ее за подбородок.
- Я не хотел этого говорить , Горлова.
- Да. Конечно. Отпустите меня и дайте пойти домой. Спасибо что подвезли.
Несколько секунд он смотрел ей в глаза. Еще на мгновение его взгляд переместился на губы, но тут же вернулся обратно. Затем он отпустил ее, но она не отошла. Не хотелось оставаться в проигрыше после этого разговора. Домой она придет совершенно разбитой и будет снова и снова воскрешать в мыслях его обидную фразу.
«Так почему бы не сделать этот вечер чуть более приятным?». Она и так уже наговорила глупостей. Жалеть, так уж гамузом обо всем.
Он уже делал, было, шаг назад, когда Настя протянула руку и коснулась его галстука, видного у самой шеи, не скрытого расстегнутым пальто. Легонько потянула на себя.
- Что ты?..
- Я принимаю извинения.
В ожидании поцелуя она приподнялась на носочки.
Рублев замер.
Оба будто наблюдали со стороны, как их губы сближаются, с каждой секундой расстояние между ними уменьшается. Губы взрослого мужчины и совсем молоденькой девочки. В дрожащей руке зажат галстук. Колени подгибаются. Кажется, что земля вот-вот уедет из-под ног. Кажется, еще секунда и губы соприкоснутся…
Оглушительный лай вылетевшего из подъезда дога, по кличке Чаплин, прокатился по всему району. Собака, виляя хвостом летела вперед, вращая оболдевшими глазами. На всей своей торпедной скорости он врезался в Настины ноги, которые тут же подогнулись и она, словно подрубленное дерево, сбитый самолет, сошедший с путей поезд, потерпевший аварию велосипедист, повалилась на бок, прямо в мокрый и липкий снег.
Третий раз при Рублеве.
Чертов третий раз.
Простившая, да не целованная.
Глава 9
- Не ушиблась?
В его голосе было больше смеха, чем на губах. Настя сидела в снегу, отвернувшись от него. Щеки пылали. В голове стучала, словно молот, тяжелая мысль. «Опозорена. Снова опозорена». Чаплин носился по двору, убежав уже довольно далеко от странной пары – девушки, сидящей прямо в снегу и мужчины, стоящем рядом.
Ничего не получается. Ничего, как у людей. Все через пень колоду.
Настя чувствовала, как медленно холод пробирается в штанину, где заканчивался сапожек. Но продолжала сидеть, отвернувшись и глядя куда-то в бок. Даже если бы вокруг начали рушиться дома, и землетрясение уничтожало Москву, девушка бы не двинулась с места.
- Насть, все нормально?
- Да. – Глухо ответила она, уткнувшись носом в воротник куртки. Сейчас она ненавидела всех собак, которые только существовали на земле. – Можете ехать домой, Александр Михайлович.
Он молча стоял возле нее, улыбаясь в темноту, освещенную только светом тусклых дворовых фонарей. Скольких видели они, эти фонари? Скольких влюбленных и любящих пар? Сколько слез и сколько улыбок.
«Да сколько бы не видели, в любом случае к их списку добавился еще один позор».
Снег сбоку от Насти заскрипел.