- Пришла. Села. – Пробормотала девушка, пока он обходил машину, чуть щурясь от мелкого снега.

«Сейчас что-то будет. Сейчас что-то будет…»

***

«Майбах» мягко поехал по заснеженной дороге.

- Слушай сюда, Горлова. Какой там адрес у тебя?

- Виноградова, 44.

- Слушай, что я тебе говорю. – Рублев обернулся, сдавая назад, чтобы разверуться. Рукой он уперся в сидение, в каком-то миллиметре от ее плеча. Девушка нахмурилась.

- Ты помнишь вчерашнего нашего гостя?

- Какого из миллиона?

- Олафура Хальдорсона.

- О да, его помню. – Настя опустила глаза. Ей стало нестерпимо стыдно от того, что она вспомнила, как назвала их VIP клиента. – Простите, я действительно не хотела оскорблять его. Я очень старалась выучить… но вот… и не… ну да.

- Не напрягайся. Он в восторге.

- Чтооо?

- Что слышала. Он только и говорил что о тебе. Понимаешь, у него слабость к…

- Официанткам? – Настя вспомнила блуждающий по ее груди взгляд и ее передернуло.

- Нет. К молоденьким девушкам.

- О, их великое множество вокруг. Ему очень повезло.

- Ты могла бы немного помолчать и послушать?

Настя поджала губы и уставилась перед собой.

- Он владелец сети ресторанов в Исландии. Недавно несколько открыли в Лондоне и одно в Париже.

- Значит, он исландец? – Настя хлопнула в ладоши, - Ника угадала! - Встретив на себе взгляд Рублева, она почувствовала, как зажигаются ее щеки. – Я молчу. Молчу, точно молчу.

- То, что он обратил внимание на Амарантайс должно нам очень льстить. Мы с ним старые знакомые, и это стало толчком к его действиям – он хочет помочь нам с раскруткой. Но не за просто так, ясное дело. Финансовые вопросы мы уже обговорили. – Рублев запнулся, поджал губы, будто хотел сказать что-то не очень приятное. - Он довольно красивый, я думаю, ты заметила.

Настя почувствовала, как ее щеки заливаются румянцем. Выражение лица Рублева говорило само за себя, но она решила уточнить.

- К чему вы ведете, Александр Михайлович?

- Я говорил с Майей Игоревной Федеевой, нашей собственницей. Олафур звонил ей, и она поняла, что ты понравилась ему. В общем, она попросила меня… Короче говоря, нужно, чтобы Олафуру понравилось пребывание в Москве. Как минимум, впечатление от Амарантайса у него должны остаться… соответственные.

В одно мгновение ока испарилось очарование летящих мимо за окном снежинок. Пропал приятный запах одеколона. Пропало чувство полета от езды в иномарке. Пропала приятная нервозность от близкого нахождения Рублева. Пропало все. Будто крыша в «майбахе» внезапно исчезла, и Настю окатило ледяным потоком воздуха.

- Вам нужно… чтобы я… чтобы… - слова не шли с языка. Если раньше голос дрожал от счастья, то сейчас он буквально вибрировал от накатывающей обиды, беспомощности, злости. Когда-то в детстве мальчик Миша из соседнего подъезда сказал, что если кто-нибудь когда-нибудь обидит «его Настю» он придет и поколотит обидчика. После чего он намочил штаны, разревелся, и мама увела его домой. Где же ты, мальчик Миша, когда ты так нужен? Что ж, придется рассчитывать на свои силы.

- …соблазнила этого вашего… Олагу…Олафо… Да идите к черту!

От кого угодно это слышать, только не от него! От кого угодно!

- Настя, подожди, не кипятись. Я не имел ввиду…

- Что? Что не имели?

- Не прямо так уж и соблазнить. Его и соблазнять не придется… просто… веди себя с ним… пфф, Господи, ну почему это должен говорить я?!

«Действительно, почему именно ты? Почему?..»

- …постарайся побольше ему улыбаться, не отказывай, если он пригласит куда-то…

- Остановите машину.

- …если потребуется, купи красивых вещей для ресторана. Что?.. – Он перевел на нее взгляд.

- Остановите машину и дайте мне выйти.

- Давай только не будем делать драму из того, что происходит. Я довезу тебя до дома, и это не обсуждается. – Он отвернулся, уставившись на дорогу. Настя тоже смотрела, не отрываясь, на мерцающие за стеклом огни. Вещей для ресторана. Вещей для ресторана!

- Я не думал, что тебя так зацепит просьба обратить немного больше внимания на Олафа. Мне ты глазки строишь, не думал, что тебя затруднит построить их ему.

Сначала до Насти дошло то раздражение, которое появилось в его голосе, и только потом смысл сказанной фразы. Наверное, то же самое чувствуют заключенные, когда судья выносит им смертный приговор. Или пропускаешь ступеньку на лестнице.

«Молчи. Главное, промолчи»

Наконец-то она ощутила боль от вонзившихся в ладони ногтей. Расслабив руки, Настя отвернулась, глядя в окно. Рублев вел машину молча. Она знала, что он почувствовал – не нужно было говорить последней фразы.

До самой улицы Виноградовой они молчали, а стоило машине остановиться, как девушка тут же дернула дверцу и выскочила на улицу, даже не попрощавшись. Щеки ее горели. Она дошла до самого подъезда, нечеловеческим усилием воли заставляя себя глядеть перед собой, и слезы, переполнявшие глаза, наконец-то хлынули наружу.

Тыча пальцами в кнопки, не видя их, Настя пыталась открыть кодовую дверь, пока не почувствовала, как ее разворачивают и прижимают к себе. Она успела увидеть только галстук, светло-голубой, и вот ее легкие переполняет сладковатый запах его одеколона.

- Прости.

Единственное слово, прозвучавшее в тишине опускающегося вокруг снега, показалось ей ударом грома, сотрясшего все ее тело.

Столько мыслей пронеслось у нее в голове. Столько образов замерло вдруг прямо перед глазами. Паническая мысль о том, как правильно себя вести, появилась и исчезла вместе с ощущением холодного снега на поднятом вдруг лице.

Теплые пальцы стерли со щек слезы и зеленые глаза с легким прищуром смотрели на нее. Глядя на своего директора настолько близко, Настя заметила, что в уголках его глаз морщины намного глубже, чем ей казалось сначала. Что вокруг рта тоже пролегли несколько морщинок. И на лбу. А на висках все-таки есть крошечные серебряные нитки светлых волос.

- Прости, слышишь? – повторил он очень серьезно

- Строю глазки, да? – Слезы еще оставались в глазах, но она заставила их исчезнуть, глядя, как Александр Михайлович хмурит лоб.

- Я жалею, что сказал это. Это была та фраза, что сказала мне Майя Игоревна. – Тихо произнес он.