– Wer sind Sie?

Брокдорф неловко выгнул шею и, глядя снизу вверх, льстиво прожурчал:

– Вашего высочества наипокорнейший слуга барон фон Брокдорф, голштинской службы полковник.

Петр Федорович икнул.

– Was wollen Sie?

Как всегда, теряя контроль над собой, он переходил на немецкий язык, чему уже никто из окружающих не удивлялся. Русский язык великий князь презирал, считая его грубым и немелодичным. То ли дело немецкий! «Stillgestanden! Linksum kehrt!» Это же музыка! Впрочем, в данный момент столь высокие мысли не обременяли великого князя.

– Ваше высочество, узнав о том, какие опасности грозят вам, я почел своим первейшим долгом поспешить к вам, дабы предотвратить угрозу и развеять козни противников.

– Мне? Угрозу? – пьяно вскинулся великий князь.

– Да-да, – торопливо вставила графиня, прильнув к его второй руке. – Слушай его, свет очей моих. Ведь это он мне подарил шкатулочку предивную, а значит, никак тебе врагом быть не может.

– Ты права, Лизанька, – вяло проговорил Петр Федорович, проводя рукой по ее распущенным волосам. – Ты мне друг, и тот, кто друг тебе, должен быть другом и мне самому.

Брокдорф поклонился еще ниже, справедливо полагая, что этим дело не испортишь, и вкрадчиво произнес:

– Ваше высочество, позвольте вашему верному слуге сослужить вам службу наиважнейшую. Вы даже не представляете, сколь рискованно положение ваше, поколику трехглавая гидра уже вьет свои злокозненные кольца вкруг трона российского, угрожая не токмо благополучию вашего высочества, но даже самоей вашей жизни. Однако ж ваш верный друг король Пруссии Фридрих поручил мне блюсти ваше высочество, дабы сохранить в неприкосновенности баланс интересов европейских. Ведь эти заговорщики погубить не только Россию измыслили, но и через посредство этого сокрушить самое Голштинию, чего король допустить не желает, предвидя последствия наитягчайшие не токмо для вашего высочества, но и для всей Европы.

– Г-вр-те, б-рон, – запинаясь, выдавил Петр Федорович, потому что в эту минуту венгерское окончательно взяло верх над его невеликим рассудком.

– Ну, первую главу сей гидры вы, выше высочество, можете видеть повсюду, столь она многолика и многовидна. Это офицеры армейские, коим, словно волкам хищным, только война видится. И даже помыслить страшно, куда это хищничество их завести может. Вот вы знаете о затее братьев Шуваловых?

Петр Федорович с трудом мотнул головой, на большее сил у него просто не было.

– Эти изменники затеяли построить в России не менее как корпус янычар! Вы же знаете, ваше высочество, сколь опасны для владетелей турецких эти буйные толпы, не подчиняющиеся ни закону, ни даже, сказать страшно, самому монарху, но единственно главноначальникам своим. Янычары исполняют самые подлые желания оных, а что те могут восхотеть – один бог весть. Ведь сие даже произнесть неможно, однако янычары не раз жизни султанского величества угрожать дерзали, а коих султанов вообще жизни лишали, только по хотению своего аги. Нет, я понимаю, что султан турецкий не миропомазанный христианский владыка и беды большой в том нет, чтобы порешить его. Неверный он и есть неверный. Однако кто именно на такое посягать смеет? Предерзкие холопы, удел коих пресмыкаться у ног владыки!

Великого князя вдруг прошиб холодный пот, хотя в комнате было очень душно. Он попытался вскочить, но полуспущенные панталоны предательски опустились, и пришлось поспешно падать обратно в кресло, прикрывая рукой срам. Брокдорф сделал вид, будто ничего не замечает.

– Казнить! Дыба! – взвизгнул великий князь, но потом вдруг немного опамятовался: – Барон, какие янычары в нашей стране? Откуда? Их, помнится, слуги султанские вывозят из разных стран, а потом насильно в магометанство обращают. Уж не хочешь ли ты сказать, что тот же Александр Иванович Шувалов – тайный магометанин? Нет, это лишка…

Брокдорф понял, что перехватил, и потому поспешил отыграть назад:

– Нет, у меня и в мыслях ничего такого не было! Полагаю графов Шуваловых исправными христианами, хотя в мысли их заглянуть и не получится. – Он не удержался, чтобы не подпустить каплю яда: – Вспомните тамплиеров. Рыцари Храма Христова, но ведь оказались еретиками хуже последнего мусульманина. Те тоже веруют в бога единого, а тамплиеры вообще сатане поклонялись. И кто знает, что таится в душах графов Шуваловых. Однако ж мы сейчас не об этом. Королю прусскому стало доподлинно известно, что генерал-фельдцехмейстер Шувалов тайно формирует в губерниях, далеких от пригляда монаршего, отдельный корпус, называя его корпусом Обсервационным. Слухи бродят, будто Шувалов какие-то для него особливые орудия изобрел. Но то и подозрительно. Разве в России можно что изобрести? Это ведь не европейская страна, споспешествующая наукам. В своем послании король Фридрих указует, что корпус сей будет подчиняться одному только генералу-фельдцехмейстеру и главноначальствующему над армией, а сие есть самый верный признак янычарства. Да и разве можно вообще доверяться русскому солдату? Вот вы, ваше высочество, только потому и живете спокойно, что вас ваши голштинцы охраняют. Более ни на кого в этой варварской стране опереться нельзя.

Великий князь поник головой.

– Вот тут вы правы, барон. Я одинок, я так одинок, что и помыслить неможно. Ах, если бы мне разрешили перевести из Голштинии еще несколько полков моей гвардии. Ну почему в России нет обыкновения заводить войско наемное? Вон у того же Фридриха саксонцы и баварцы преотменно воюют, понятно, под строгим приглядом профосов. А вот государыня императрица все мои прожекты на сей предмет отвергала, не рассматривая. Нет, когда я стану императором, все переменится категорически! Я не буду больше отрывать землепашца от исконного его занятия, я запрещу это! Воевать будут голштинские солдаты. Великая Голштиния станет истинным оплотом ничтожной России!

– Но как быть с шуваловскими янычарами? – вкрадчиво напомнил Брокдорф. – Надо пресечь это опасное начинание. Шувалов оправдывает это войной с Пруссией, но таковые объяснения не более чем жалкие увертки. Какая может быть война, если эти покусители благополучию трона угрожают? Нет, такие солдатики для вашего высочества куда страшнее, чем все пруссаки, вместе взятые, даже под водительством короля Фридриха…

– Который такую механику предивную прислал, – встряла Лизанька. – А еще он обещал, как только замиримся, птичку прислать механическую, сообразную натуре. Оная птичка должна крылышками махать и петь сладостно. Ах, душа моя, поговори с государыней-матушкой, пусть замирится поскорее. Что нам Пруссия, уж очень мне птичку хочется.

– Ты права, права, свет очей моих. Давно пора прекратить эту ненужную, бессмысленную войну, докучающую великому человеку. – Муть отошла от глаз, и Петр Федорович даже заговорил внятно: – Как только я стану императором, то сразу положу конец кровопролитию и приструню зарвавшихся генералов. Берегитесь, волки хищные! Берегитесь!

– Так пропишите Конференции, дабы та новации графа Шувалова пресекла, – как бы вскользь предложил Брокдорф.

Но во взбаламученной голове великого князя прокрутились новые колесики, и он вдруг неожиданно воскликнул:

– Однако ж закон должен быть превыше всего. Даже оные преступники не должны быть каре подвергнуты иначе как после доказательств. Вот вы, барон, обвинили Шуваловых. Ежели они виноваты, пощады им не будет, но доказать вы можете?

Брокдорф замялся:

– То доподлинно известно…

– Нет, барон, этого мало. – И тут же великий князь снова вскочил было, и снова полуспущенные панталоны его остановили. – Я пошлю туда своих офицеров, они все точно установят, доложат, и тогда… Тогда я им ужо!

Брокдорф расплылся в довольной улыбке:

– Вот решение истинного владыки! Справедливость превыше всего. А я сам подберу офицеров и надлежащие дирекции им выдам.

Он незаметно подмигнул Воронцовой, и та понятливо налила еще один изрядный бокал венгерского, тут же подав его великому князю. Петр Федорович с минуту разглядывал бокал, непонятно как оказавшийся у него в руке, потом решительно его осушил, жадно облизнулся и протянул бокал графине: