До определенного момента. И почему в глубине души я не сомневалась?

- А я уже думал что ты не придешь.

Надо же. Когда перестала искать, то сама и вышла. Судьба, чую твой гнилой запашок.

Теперь понятно, почему я не отыскала Васильева сверху. Он сидел на ступеньках, спускавшихся с променада к маленькому квадратику бетона, по бокам которого уходили в воду очередные ступеньки. Запрокинув голову, опирающуюся на сцепленные руки, смотрел на меня. Чуть улыбался. Рисуется? Чтож, ему это удалось на четыре с плюсом. Бал вычла за характер. Не все, что смазливо внешне, на самом деле красиво.

Пусть... пусть я начинаю сомневаться на счет Васильева. Убедилась, что совсем его не знаю. А значит - не могу судить, верно ведь?

Спрыгнула на бетонный пятачок и уселась на ступеньку выше, чем Илья. Немного поерзала, устраивая под задом торбу, чтобы не так холодно было, и спросила:

- Тогда чего не ушел?

- Ждал, - лаконично ответил Васильев, наклоняя голову вперед, чуть склоняя ее, и в таким положении наблюдая за мной.

- Ну и дождался. Что дальше?

- А дальше... Ты будешь смеяться.

- Буду, - заверила. - Говори.

Должна же я знать, для чего перлась в такую даль? Один из уголков его губ приподнялся выше.

- Я не знаю, что дальше. Как-то не думал. Потому что...

- Потому что думал что я не приду, - закончила, передразнивая его голос. - Конечно, брошу я свой телефон.

Телефон-то сам мне был не особо дорог, но вот симка - да. Ради нее я хоть сейчас готова в воду прыгнуть и проплыть эту реку от одного берега до другого. Ведь больше как через телефон со многими друзьями я не могу связаться.

- Значит, я правильно сделал что его забрал. Буду знать.

- Эй-эй! - возмутилась такой наглости. - Еще одна такая выходка, и я...

- И ты? - заинтересованно прервал он, придвигаясь ближе. А я, за недоступностью других вариантов, повернулась и отвесила смачный щелбан. Брат научил как правильно держать пальцы чтобы было ну очень больно, а синяка не оставалось. Вот, вспомнилось что-то.

- Что-то вроде, - прокомментировала выходку. Такое точно должно отбить у него все желание шутить.

- Жестоко! - Васильев хватался за лоб так, будто бы он у него собирался отваливаться. Рассмешило.

- Заслужил, вор несчастный. - И мы замолчали, рассматривая друг друга. Не знаю, о чем он думал, но я размышляя насчет причины некоторых его поступков. И наконец проговорила: - Скажи, Илья, зачем тебе я сдалась, а? Ну серьезно, хватит развлекаться за мой счет. Это раздражает. Хочешь знать что я делаю когда раздражена?

- Не надо! - он вскинул руки, признавая поражения. Проникся щелбаном? - Я догадываюсь... если правильно понимаю твой характер.

- Мой характер понимаешь? Пф-ф-ф... - зафыркала, беззвучно смеясь. Васильев заявляет что знает мой характер! Что может быть смешнее?

Только с чего нотка грусти и жалости?

Вечер и так называемая дювальская р-романтика на развалинах. Со мной продолжает твориться что-то странное и мне не свойственное.

Илья напротив был спокоен и серьезен.

- Да. Но я не буду говорить про свои наблюдения, ты снова меня ударишь. - Правильное решение. - Насчет твоего вопроса... ты правда хочешь знать ответ? Ты его не понимаешь? - Даже под покрывалом сумерек, почти перешедших в ночь, заметила внимательность взгляда. - А, хотя да, не понимаешь.

И у него жалость?

Вскочила, полная вскипевшей злости неизвестно на что.

- Да я!..

- Ты злишься? - Он ведь искренно удивился. Подумала. Еще раз. Села обратно, обхватив коленки руками.

С чего вдруг вспышка? А-а-а, опять копание в себе, не хочу, не хочу!

- Знать - желаю. - Тихо буркнула. - Не люблю когда не ясно.

Вернее, не люблю когда самой приходится искать ответ. Он ведь может мне его дать, так чего мучить?

- А я не смогу объяснить это словами.

- Тогда зачем вопросы задаешь? - снова вспыхнула. Поняла, что вообще-то я первая начала задавать вопросы, а не он. Исправилась: - В смысле, вопросами на вопрос отвечаешь, раз не можешь.

- Потому что я знаю как объяснить по-другому.

"Так объясняй!" - осталось невысказанным. Снова шок, и если кто узнает от чего - засмеют ведь! Я - и замерла от обычного объятия. Замерла, а не стала вырываться сразу же. Замерла, потому что... так тепло было. Уютно, хоть поза была далека от удобства - коленка скребется о бетон, вторая упирается в чужую ногу, руки прижаты по швам, нос дышать не может, уткнутый в ворот куртки Васильева. Что еще больше пугало - внутри росло робкое, неуверенное знание что все это мне нравится. Особенно... тепло, казалось, проникающее через наши куртки самую глубину.

Но все рано или поздно заканчивается. Цепенела я недолго.

- Можно вопрос? - очень ядовитый голос, сама удивилась. - Не мог бы ты держать руки подальше от меня? Я ненавижу когда ко мне прикасаются чужие люди. Понятно говорю?

Хватка ослабла и я смогла отстраниться... насколько позволяли руки Ильи.

- Колючка, - тихое замечание, в котором проскальзывают смешинки.

Бум. Бу-у-ум. Бум-бум. Вот как отозвалось сердце, а я заслушалась его голосом.

- Именно, - хрипло признала, сглатывая и замирая как кролик.

Кролик. Вот это слово помогло теперь уже окончательно стать человеком. Я больше не слабая. И никаким кроликом даже под дулом пистолета становиться не буду.

Одна из рук с талии переместилась на лицо, заставляя гореть кожу под горячей ладонью. И план почти сорвался.

- Я уже не могу по-другому. - Сердце творило совсем небывалые вещи, в ноги прокралась предательская дрожь, как и в руки, осторожно залезающие в открытый карман куртки, пока Васильев разглядывает мое лицо и все дальше отодвигает капюшон.

Все произошло быстро. Когда пальцы коснулись прохлады металлического корпуса, рванулась назад, сжимая пальцы и вытаскивая телефон. Мимолетный взгляд чтобы удостовериться - достало нужное, птицей влететь на причал, и уже оттуда прокричать:

- Адьес, Васильев!

Боялась. Снова. Чего? Всего.

- Откуда...

Подняла руку. Не хочу слушать, надоело.

- Не смей меня больше преследовать. На неприятности напорешься такие, что тебе и не снилось.

Все, а теперь домой. Как можно скорее.

Хочу чтобы этот сумасшедший день закончился уже.

***

Наверное, ту прошедшую ночь не забуду никогда. По двум причинам, и одна из них - я узнала новую грань твоего, толстяк, характера. Порой очень сволочного характера. Я не спала, потому что не могла заснуть - не давала распухшая, пусть зеркало говорило об обратном, голова. Несколько часов мучила себя тем, что останавливала всякие мыслительные процессы, упорно считая куцых черных барашков. Мозг от такого издевательства на пятьсот пятом баране "поехал". Как обнаружила? А просто последний баран вдруг развернулся, встал на задние лап... копыта, скрестил передние на груди, и голосом Васильева стал нравоучительно заливать о смысле жизни. Или я просто уснула? Не важно, после такого я резко проснулась, включила ночник, и начала уже бороться с бессонницей.

Давно замечала, что некий Себастьян, котов - или скотов? - сын, этот угольный гад, не спит когда я не сплю. Конечно, бывают исключения, но не в эту ночь. Судьба точно вцепилась в меня всеми своими ручками-ножками, и активно портила жизнь всеми доступными способами. Мало знакомства с новым соседом-Васильевым, мало встряски на причале? Так еще будет!

Помнишь, Себа, что ты натворил? Не помнишь... А я вот - отлично. Ты, собака страшная, решил пожрать своего корма, который я убрала на самую верхнюю полку шкафа. До сих пор загадка: ну как ты, толстяк, умудрился забраться на высоту человеческого роста, открыть дверцу и заползти внутрь шкафа? Но ладно, скотинка, я бы простила тебе это, если бы ты не стал своими лапами спихивать на пол все мешающие банки с крупами! Мне было очень весело до самого рассвета все по банкам сортировать и вспоминать такие витиеватые ругательства, что сама удивлялась. Могла бы плюнуть и все выкинуть, но нет - это был при приговор на голодную смерть. Зарплата только через две недели, подачка от далеких родителей через неделю, на руках три сотки только на проезд.