Вскоре мы уже смело подступались к головоногим любых размеров. Дюма стал своего рода учителем танцев у спрутов. Выбрав себе сопротивляющегося что есть мочи ученика, он брал его вежлино, но решительно за «руки» и принимался кружить, приглашая партнера последовать его примеру. Осьминог изо всех сил старался вырваться. Перепуганное животное решительно отказывалось прикреплять свои присоски к телу человека. Диди оборачивал его щупальца вокруг своей голой руки и только так добивался кратковременного прилипания, оставлявшего на коже быстро исчезающие следы.
Осьминоги обладают ярко выраженной приспособляемостью. Дюма установил это, терпеливо играя с ними, пока они не начинали отвечать взаимностью.
Наиболее покорными спруты становились обычно, когда совсем выбивались из сил.
Спрут передвигается двумя различными способами. Он успешно ползает по твердой поверхности. (Ги Джильпатрик рассказывает о том, как одного осьминога выпустили на свободу в библиотеке. Он принялся носиться вверх и вниз по полкам, швыряя книги на пол; это была, очевидно, запоздалая месть писателям!) Для плавания спрут набирает внутрь воду и с силой выталкивает ее, развивая постепенно скорость. Дюма без труда догонял осьминога под водой. Преследуемый выпускал несколько чернильных зарядов и, наконец, в качестве последней защиты внезапно падал на дно и замирал там в неподвижности, причем моментально приобретал ту же окраску, что окружающий грунт. Зоркий глаз Диди приучился разглядывать все эти фокусы и легко обнаруживал жертву. Истощив все имеющиеся у него в наличии средства психологической войны, осьминог в отчаянии подпрыгивал, усиленно вращая щупальцами, и снова скатывался на дно.
И вот тут-то Дюма обнаруживал, наконец, что его партнер согласен танцевать. Он брал ученика за «руки», и они делали импровизированные па. Часто спруты в состоянии нервного потрясения послушно повиновались всем движениям его пальцев и под конец урока превращались в этаких игривых котят. Но вот Дюма уходил, оставляя осьминога в состоянии полного изнеможения. Несчастный спрут с облегчением следил за исчезновением своего мучителя…
Я знаю, что все это напоминает истории одного популярного барона. Поэтому я позаботился заснять несколько кинолент, которые подтверждают мой рассказ.
Предприимчивые журналисты не пожалели сил, чтобы развести пожиже «чернила» осьминога. Наши глаза всегда защищены маской, поэтому я не могу сказать, действует ли чернильная жидкость спрута отравляюще на зрение. Во всяком случае, она никак не воздействует на обнаженную кожу человека и на проплывающих сквозь зараженную воду рыб. Мы убедились также, что эта жидкость не может быть сравнена с дымовой завесой, призванной скрыть спрута от преследователя: она не расплывается в воде, а повисает в виде большого пузыря, слишком маленького, однако, чтобы за ним мог скрыться осьминог. Могут спросить: для чего же служат эти чернила? Мне пришлось слышать интересное объяснение от верного друга осьминогов Теодора Руссо, куратора Музея искусств в Нью-Йорке. Он предполагает, что «чернильная бомба» не что иное, как «лжеосьминог», призванный вводить в заблуждение плохо видящего преследователя. По величине и очертаниям такая «бомба» действительно отдаленно напоминает «сбросившего» ее спрута.
На плоском дне отмели к северо-востоку от Поркерольских островов мы напали на целый город осьминогов. Мы едва верили своим глазам. Научные данные, подтвержденные нашими собственными наблюдениями, говорили о том, что спруты обитают в расщелинах скал и рифов. Между тем мы обнаружили причудливые постройки, явно сооруженные самими спрутами. Типичная конструкция имела крышу в виде плоского камня двухфутовой длины, весом около двадцати фунтов. С одной стороны камень возвышался над грунтом на восемь дюймов, подпертый меньшим камнем и обломками строительного кирпича. Внутри была сделана выемка в пять дюймов глубиной в мягком грунте. Перед навесом вытянулся небольшой вал из всевозможного строительного мусора: крабьих панцирей, устричных створок, глиняных черепков, камней, а также из морских анемон [26] и ежей. Из жилища высовывалась длинная «рука», а над валом прямо на меня смотрели совиные глазки осьминога. Едва я приблизился, как «рука» зашевелилась и пододвинула весь барьер к входному отверстию. Дверь закрылась. Этот «дом» мы засняли на цветную пленку.
Это было для меня очень ценным наблюдением, так как оно свидетельствует о развитой способности осьминога приспосабливать для своих нужд предметы, что, в свою очередь, говорит о наличии сложных условных рефлексов. До тех пор мне не приходилось встречать указаний на подобного рода данные в отношении спрутов. Тот факт, что осьминог собирает стройматериал для своего дома, а потом, приподняв каменную плиту, ставит под нее подпорки, позволяет сделать вывод о высоком развитии его мозга.
Никто еще не наблюдал брачных отношений спрутов в их собственной стихии. Однако они описаны англичанином Генри Ли, который восемьдесят лет назад, работая при Брайтонском аквариуме, терпеливо изучал заключенных в специальном бассейне осьминогов. Генри Ли выпустил остроумную книгу под названием «The Octopus, the Devilfish of Fact and Fiction», где писал, равняясь на нравы викторианской эпохи: «В книге, рассчитанной на широкого читателя, я могу сообщить лишь минимальные сведения относительно оплодотворения яиц осьминогов». За этой благочестивой оговоркой следует описание виденного: «Когда наступает брачная пора, в одном из щупалец спрута мужского пола происходит странное изменение. Он набухает, и появляется длинный змеевидный отросток с двумя продольными рядами присосков, из конца которого, в свою очередь, протягивается эластичная нить. Когда спрут предлагает руку даме своего племени, она принимает ее и сохраняет, унося с собой, ибо указанный отросток отделяется от владельца и становится подвижным существом, живущим своей жизнью еще и некоторое время после того, как перешел во владение дамы».
Любимым прибежищем чудовищ иного рода является площадка на глубине ста двадцати футов около Ла Сеш дю Сарранье на Лазурном берегу. Здесь очень своеобразный грунт: издали он кажется песчаным, когда же подплываешь ближе, то видишь, что все дно выстлано странными круглыми плитками органического происхождения, окрашенными в нежно-розовые и нежно-лиловые тона. Тут же в камнях есть несколько расщелин, населенных морскими судаками и бычками; однако подлинными хозяевами этих мест являются скаты. Целая толпа хвостоколов, скатов-орлов и других разновидностей отдыхает здесь на необычной подстилке.
По мере нашего приближения они настораживались, готовые вспорхнуть на своих «крыльях», и, наконец, «улетали» попарно. Мы часто видели их плавающими по двое, однако нам ни разу не удалось выловить такую «парочку», чтобы проверить, состоит ли она из особей разного пола. Однажды я напал на двух среднего размера хвостоколов, спавших на дне. Один из них проснулся и хотел было улепетнуть, однако спохватился, вернулся ко второму и разбудил его поглаживанием плавников. Они уплыли вместе.
Если мы проникали в царство скатов, неподвижно «паря» в воде, рыбы оставались лежать на местах, вращая огромными глазами и пристально следя за нами. Более толстые из них были самки с детенышами; самки носят в себе мальков очень долго, словно сознательно стремясь выпустить их в море возможно лучше подготовленными к борьбе за существование. Мы быстро перестали увлекаться охотой на скатов, убедившись, что это простое истребление. Но поначалу мы иногда выходили на них с острогой. Один выловленный нами скат неожиданно разродился прямо на песке. Тайе подобрал восьмидюймового малька, чтобы швырнуть его в воду, и вскрикнул: «малыш» уколол его не хуже, чем взрослый скат.
Случается, что выловленные скаты ранят рыбаков; последние тщательно соблюдают поэтому правило: первым делом отрубить скату хвост. Рана часто оказывается зараженной. У ската в хвосте имеется ядовитая железа, ее выделения попадают в слой слизи, покрывающий зазубренный шип.
