Я старалась по возможности не принимать снотворное, которое мне прописывал доктор. Но в тот день я взяла все баночки с таблетками, которые скопились в ящике буфета, закинула в несколько приемов себе в рот с сотню таблеток и запила их водой. Я сидела на полу, прислонившись спиной к холодильнику, и наблюдала, как окружающий мир меняет цвет на красный и черный. В тот самый момент, когда я потеряла сознание, мне привиделся шприц и струйка крови в нем. Настоящее и прошлое слились воедино… Я почувствовала себя так, словно мне, наконец, удалось сорвать душившие меня цепи, и теперь я могу расслабиться. У меня отказали зрение и слух…

Вернувшись домой, Така обнаружил меня лежащей на полу возле холодильника. Он вызвал «скорую», но я уже была при смерти. По дороге в больницу остановилось сердце, но врачам удалось реанимировать меня. Второй раз оно перестало биться в больничном лифте. Меня снова выдернули с того света и покатили в хирургическое отделение. Там мое сердце отказало в третий раз. К Таке вышел доктор:

— Вам лучше связаться с ее родными. Мы сделаем все возможное, но я думаю, вам лучше подготовиться к худшему.

— Что?

— Состояние вашей жены критическое. Даже если нам удастся ее спасти, велика вероятность того, что всю оставшуюся жизнь она будет пребывать в вегетативном состоянии. Скорее всего, из-за остановок сердца мозг безнадежно поврежден.

Оставив Таку наедине со столь ужасным известием, доктор закрыл двери операционной. Через некоторое время погасла красная лампочка: это говорило о том, что операция закончена.

Неделю я провалялась в коме. Я запомнила ощущение того, что нахожусь в открытом пустом темном пространстве. Я стремилась вперед, но вдруг услышала, как далеко позади кто-то едва различимо меня зовет.

Мне надо поторопиться.

Я сделала шаг, и, как только моя нога коснулась земли, я услышала: «Сёко!»

Я узнала папин голос и в тот же момент поняла, что мне в глаза бьет яркий белый свет. У больничной койки стояли папа, Така и Маки.

— Сёко! Я не переживу, если еще кого-нибудь потеряю! — сказал папа, сжимая мне руку. По его щекам катились слезы, а ведь я его не видела плачущим, даже когда умерла мама.

— Прости, — прошептала я сквозь кислородную маску. Для меня самым болезненным оказалось не то, что мне выпало пережить, а то, что я заставила других плакать из-за себя. Вид плачущего отца стал сильной встряской, вернувшей меня к реальности. На этот раз я твердо решила встать на ноги.

Месяц спустя меня выписали из больницы, и я с радостью вернулась домой. Мы жили в маленькой однокомнатной квартирке, но, по мне, лучшего места в мире было не сыскать. К счастью, мозг в результате остановки сердца оказался не поврежден. Меня продолжали мучить мысли о почке, но, после того как я прошла более тщательное обследование, врачи пришли к выводу, что можно обойтись и без диализа. К несчастью, из-за дыхательной трубки, которую мне в спешке вогнали в горло в больнице, я не могла глотать, поэтому, когда хотелось пить, приходилось сосать кусочки льда. Из-за этого я не могла есть, а мой вес снизился еще больше, упав до восьмидесяти четырех фунтов. Така все твердил:

— Сёко, тебе надо набрать вес! Ты знаешь, пухленькие женщины куда как аппетитней.

И, наконец, после всего того, что мне выпало пережить, я смогла увидеть вещи такими, какие они есть, избавившись от искаженной картины, которую преподносило мне мое больное сознание.

— Ну что ж, — произнес доктор, когда я спросила его, станет ли мне лучше, если я наберу вес, — функции организма у вас сильно ослаблены, поэтому для достижения нормального веса потребуется время. Я вам советую запастись терпением, но ни в коем случае не отступать от задуманного.

И я постепенно начала возвращаться к нормальной жизни, стала нормально питаться, но мой измученный организм с большим трудом приходил в норму. Пришлось приложить немало усилий, чтобы добраться до отметки хотя бы в девяносто фунтов. Однако я не опускала руки, и через полгода мое здоровье значительно улучшилось.

Я всегда обожала пользоваться косметикой и до неузнаваемости преображать свое лицо, поэтому решила извлечь из своего хобби практическую пользу, записавшись на курсы профессионального макияжа. По правде говоря, я хотела научиться маскировать шрамы, оставшиеся после побоев у глаза и на щеке. Они не очень сильно бросались в глаза, однако довольно часто люди, присмотревшись, спрашивали, что у меня с лицом, или интересовались, не попадала ли я в аварию. И хотя я старалась не обращать на все это внимания, за день до сильного дождя или же просто когда была высокая влажность, старые раны начинали ныть. У нас с Такой по-прежнему не было секса, мы даже перестали говорить на эту тему. Я начала бояться, что забуду о своей женской сущности. Стоя перед зеркалом, я подолгу рассматривала собственное отражение, но видела только шрамы.

На курсах макияжа я делала большие успехи. Каждый раз перед выходом из дома я проводила два часа, тщательно применяя на практике то, что мне удалось усвоить, но полностью скрыть шрамы так и не удавалось. Я и раньше никогда не обольщалась по поводу своей внешности, а шрамы лишь усилили мои комплексы. И вот после долгих раздумий я отправилась на прием к пластическому хирургу. Он сказал, что полностью избавиться от шрамов не получится, но он может их подправить, и тогда под макияжем они станут неразличимы. Честно говоря, я надеялась совсем на другой ответ, но все-таки, набравшись мужества, согласилась на операцию. Мне как раз исполнилось двадцать семь лет. Как и обещал доктор, после операции шрамы стали практически не видны под слоем макияжа. Быть может, это и не было великим достижением, однако мне значительно полегчало. А потом случилась удивительная вещь. Однажды, когда я при полном параде гуляла по магазинам на Синдзюку, ко мне на улице подошли ребята, которые подыскивали кандидаток на должность «девушек для бесед». Я была не против снова начать работать, поэтому пошла на собеседование в их модный ночной клуб на Синдзюку. Платили там хорошо, и я подписала контракт.

Вернувшись на работу, я словно начала новую жизнь. Теперь я просыпалась утром, смотрела по телевизору новости и за чашкой кофе прочитывала газету от корки до корки, в том числе разделы о событиях внутри страны и за рубежом и даже колонки, посвященные политике и финансам, которыми никогда прежде не интересовалась. Я хотела быть в курсе всех новостей, чтобы уметь поддержать беседу с любым клиентом. Часов в одиннадцать завтракала, а затем мне начинали звонить клиенты. Если они просили меня встретиться с ними до работы, а потом пойти вместе в клуб, то выходила раньше, чем обычно, делала прическу в парикмахерской и шла с ними ужинать. Я решила, что если уж взялась за эту работу, то должна выполнять ее лучше всех, и не собиралась вечно оставаться на подхвате в качестве безымянной «подмены» и лишь помогать самым популярным «девушкам для бесед». Мне хотелось зарабатывать больше всех в этом клубе.

Иногда мне казалось, что я вернулась в прошлое, в те времена, когда проводила время с некоторыми из клиентов. Мои нынешние поклонники были словно ископаемые из эпохи экономического бума. Они точно так же швырялись деньгами направо и налево. И в этой вселенной с буйством красок между «девушками для бесед» шла серьезная борьба. Закрытие клуба еще не означало, что работа окончена. Обычно мы отправлялись еще куда-нибудь выпить с ценными клиентами, и я попадала домой только под утро.

Однажды ночью, как обычно поздно вернувшись с работы, я прошептала на ухо Таке:

— Хочешь заняться со мной любовью?

— Ммм?

— Давай, Така, возьми меня.

— О чем ты говоришь? Сама ведь знаешь, что еще не совсем поправилась. Тебе необязательно это делать.

— Да, но мне хочется.

— Ты что, не устала? Уже поздно.

— Не так уж и поздно.

— Ладно тебе. Спи давай.

Я ахнула, словно получив пощечину. Мне ничего не оставалось, кроме как пожелать мужу спокойной ночи.

Я глядела в спину Таке и вспоминала, как точно так же ребенком лежала в кроватке, мечтая о том, чтобы свернуться калачиком рядом с мамой и почувствовать тепло ее тела. В ту ночь я практически не сомкнула глаз.