Маэдзима наклонился через меня и открыл пассажирскую дверь:
— Не будь ребенком. Вылезай!
Я не сдвинулась с места.
— Ты что, Сёко, совсем мне не веришь?
— Верю, конечно… просто…
Как только мы вошли в гостиничный номер, Маэдзима стянул с себя галстук и велел мне подать ему воды. Я наполнила в ванной комнате стакан и принесла его Маэдзиме. Затем я закатала рукав и приготовила вену. Маэдзима наполнил шприц и умело вогнал его мне в руку. Потом сделал укол себе, после чего встал.
— Я приму ванну, — объявил он.
Встав, он аккуратно опустил рукав и принялся расстегивать рубаху. Я быстро промыла шприц в рукомойнике, после чего повесила костюм Маэдзимы на вешалку. Пустив воду, поспешила к телевизору.
— Иди сюда, — позвал Маэдзима из ванной комнаты.
— Чего?
— Лезь ко мне в ванну.
Я никогда прежде не принимала ванну с мужчиной и настолько смутилась, что у меня заполыхали щеки. Держа перед собой полотенце, я вылила на себя воду, после чего залезла в ванну, стараясь встать к Маэдзиме спиной.
— Ты когда-нибудь трахалась под кайфом?
— Нет…
— У-у-у-у, малыш, тогда ты вообще ничего еще в жизни не испытала. Сейчас я тебе все покажу. А ну-ка тащи сюда свою сладенькую попку.
— Помнишь… о чем мы говорили раньше… о моем отце…
— Об этом позаботятся, не волнуйся. Просто расслабься. Хочешь стать моей девушкой?
— Ммм… Да.
— Ну вот и славно, вот и хорошо. Только… Надеюсь, ты понимаешь, что об этом никто не должен знать?
Когда я ответила утвердительно, он фыркнул от смеха, сграбастал меня за грудь и так глубоко засунул язык мне в рот, что я чуть не задохнулась.
— Сядь сюда.
После того как мы вылезли из ванны, Маэдзима заставил меня сесть на стоявший рядом низенький деревянный табурет и принялся намыливать мне все тело от макушки до кончиков пальцев. У него на спине была татуировка — мерзко выглядящий персонаж театра кабуки, которого оплетал кольцами дракон. Я смотрела на татуировку сквозь пар, клубившийся в ванной, и казалось, его выдыхает именно этот дракон. Мне чудилось, что я вижу дурной сон. Когда Маэдзима приблизил свое лицо к моему, я крепко зажмурилась.
Приняв ванну, Маэдзима сделал себе еще один укол. Он велел мне последовать его примеру, и, когда я выставила вперед левую руку, он выбрал ту же вену, что и в первый раз, и вогнал в нее иглу. В то самое мгновение, когда он выдернул шприц, на секунду у меня все потемнело перед глазами, и я пришла в ужас, подумала, что ослепла. После этого я могла только лежать на постели, не в силах даже пошевелиться. Маэдзима все перепробовал, но тело не отвечало на его ласки, и в итоге он сдался. Последнее, что я помню, это как он бесцельно шатался по номеру, а потом я провалилась в пустоту. В себя пришла только утром.
— Учитывая, что ты должна была стать просто диким зверем, похоже, ты не особо хороша в постели. Я угадал? — самодовольно ухмыльнулся он. — Ну ладно, не расстраивайся, тебя будет учить настоящий профессионал. После того как мы с тобой, малышка, переспали под «спидами», ты больше никогда не сможешь трахаться по-другому.
Я знала, что он лжет. Я его не любила, так как же секс с ним мог приносить мне удовольствие?
Начиная с того вечера, мы ездили в «отель для влюбленных» почти каждую ночь. Там мы кололись и после этого занимались сексом. Поначалу я лежала неподвижно, не чувствуя ничего, кроме отвращения, но однажды ночью мое тело стало отвечать на его ласки. Я почувствовала прилив возбуждения, а, когда он вошел в меня, вся кровь, что бежала в моих венах, казалось, хлынула к одной точке, и я ощутила, как мне становится все жарче и жарче. Я поймала себя на том, что вцепилась в Маэдзиму и кричу от наслаждения.
До встречи с ним я занималась сексом без особого энтузиазма, просто поскольку этим положено было заниматься. Даже несмотря на то, что некоторые парни проявляли ко мне искренний интерес, после постели отношения с ними заканчивались. Ко мне никто никогда хорошо не относился — я успела несколько раз переспать со случайными знакомыми, которые даже не являлись моими парнями. Только сейчас я узнала, что значит испытать оргазм.
Начиная с этого момента, когда Маэдзима делал мне укол, мне было достаточно увидеть кровь в шприце, чтобы возбудиться.
— Трахни меня. Ну же, мне так хочется, — молила его я, и мы занимались сексом всю ночь.
Вне зависимости от количества уколов, которые я себе делала, я не позволяла называть себя наркоманкой. В моей тусовке несколько ребят подсели на «спиды», и мы перестали им доверять. С ними проводили время только другие наркоты. Когда с тобой разговаривает наркоман, единственное, о чем ты думаешь, это то, что он, наверное, под кайфом и несет всякий бред, и пропускаешь его слова мимо ушей. К тому же дурные слухи распространяются со скоростью лесного пожара. Даже если ты к этой дряни и пальцем не притрагивался, но, если кто-то решил пустить о тебе сплетню, с тобой, считай, все кончено. Никто не хотел держать у себя в друзьях подсевших на амфетамины.
Один их моих приятелей без конца ширялся, и в итоге у него съехала крыша. Он вбил себе в голову, что его девушка ему изменяет, и поджег ее дом. Он резал себя ножом для вскрытия коробок и занес какую-то заразу. Целыми часами он давил прыщи (а они почти всегда появляются у тех, кто колется стимуляторами), пока кожа не покрылась гнойниками и нарывами. Он всерьез считал, что за ним кто-то шпионит, поэтому заклеил окна в доме оберточной пленкой. Электрические приборы держал отключенными от сети, полагая, что таким образом помешает неведомым врагам прослушивать его дом. Ему казалось, будто он слышит, как соседи говорят про него всякие гадости. Босой, размахивая зажатым в руках ножом, он выбегал за дверь, но там, естественно, никого не было. По улице он шел крадучись, то и дело оглядываясь через плечо, убежденный, что за ним кто-то следит. Когда сидел за рулем, постоянно, словно одержимый, поглядывал в зеркало заднего вида на машину, едущую за ним. Как это ни смешно, но он часто укрывался в полицейском участке, так как верил, что его преследует якудза.
Среди любителей поторчать новости разлетались со страшной скоростью: кого посадили, на кого выдан ордер, кто находится под следствием и кого, следовательно, нужно избегать, в чьем доме проводили обыск. В каких точках товар лучше не брать — там к нему примешивают слишком много всякого дерьма. Где лучше затовариваться, кто недавно подсел, кто — завязал…
Я не желала этого слышать, не желала этого видеть, не желала об этом знать. Я не хотела, чтобы узнали о моем позоре, и не хотела становиться одной из них.
Однако, когда я ширялась с Маэдзимой, наркотик помогал мне забыть о кошмаре, который творился у меня дома. Каждый раз, оказавшись там, я глядела на плачущую мать, которая с ужасом слушала, как в дверь ногами грохочут сборщики долгов; чувствовала, как в меня испуганно вцепляется На-тян, и мне не терпелось поскорей увидеть в шприце собственную кровь и знать, что я вот-вот забудусь, убежав от реальности.
Игла впилась мне в руку, но, когда Маэдзима уже был готов ввести наркотик, он неожиданно потерял вену.
— Блядь, у тебя вены постоянно уходят! Никак попасть не могу.
Он выдернул иглу и принялся хлопать меня по руке, пока та не онемела. Наконец вена снова проступила. Когда Маэдзима опять вогнал иглу, шток качнулся назад, показалась темная кровь, словно грязная пена на загаженной реке, и я почувствовала, как мое тело будто закачалось на волнах.
— Ну что? Вставило?
— Угу.
— Много же тебе сейчас надо! Столько же, сколько и мне.
Я вздохнула и прикурила ему сигарету.
— Снимай одежду и прыгай сюда, — приказал Маэдзима, отбросив покрывало на кровати.
Я изо всех сил прижалась к нему и пробормотала:
— Как же я тебя хочу…
— Да, ты мне тоже начинаешь нравиться, Сёко.
Прошептав мое имя, он сунул мокрый язык мне в ухо. Почему-то вспомнился звук плещущейся воды, как я в детстве резвилась в бассейне у дома и в какие игры мы играли с Маки. Она подговаривала меня попробовать задержать дыхание и проплыть весь бассейн под водой. Мне нравилось — создавалось ощущение, словно я попадала в другой мир.