— Нет! Представь, если бы я ворвался, размахивая шпагой, и начал кричать: "отпустите ее!". И ты, и бандиты, совместными усилиями, просто-напросто определили бы меня в психушку.
Воображение Марины тут же нарисовало красочную картину — влетает раскрасневшийся Сергей, крича во все горло, его скручивают и торжественно, под аккомпанемент сирены скорой помощи, в смирительной рубашке, на носилках везут в сумасшедший дом.
Марина рассмеялась:
— Ты прав, — вынуждена была признать она.
— Ну, вот и вся история, — сказал Сергей и с облегчением выдохнул, — остальное ты сама знаешь. Я хотел признаться раньше, но вспомни, что тогда происходило! Не было ни одной подходящей минуты. Только не в то время и не в тех местах. Важнее было вылезти из кучи дерьма, на кону стояли наши жизни.
Сергей оперся подбородком о сложенные домиком ладони и посмотрел на Марину. Взглядом приговоренного. Ждал. Марина молчала.
Она поковырялась в салате, отщипнула виноградину, посмотрела ее на свет. Говорить ничего не хотелось. Да, все прояснилось. Ее никто не предавал, не разыгрывал. Все: бандиты, флэшка и убийство — настоящие. Но от этого становилось не легче, а наоборот — тяжелее, страшнее. Порой судьба играет с людьми в страшные игры. Беспощадная, злая ирония. Если бы Прохоров не придумал свой план, а Сергей не приехал на дачу, а потом не следил бы за ней, то Марина осталась бы с бандитами один на один. Без помощи, без крепкого плеча…
"Нет, не так! — возразила себе Марина. — Если бы Прохоров не придумал этот план, то ничего бы и не произошло! Она бы не сняла ошейник с Ганнибала, не приехала бы в ту квартиру. И осталась бы прежней… навсегда…".
— Зачем тебе туннель?
— Что? — не понял Сергей.
— Подземный ход на даче.
— А, это… Он остался еще с девяностых. В то время у меня врагов было больше, чем денег.
— А теперь?
— А теперь, я надеюсь, денег больше, чем врагов.
— Значит, само наличие врагов ты не отрицаешь. Еще бы! Если ты воруешь чужие миллионы и распоряжаешься ими по своему усмотрению…
— Солнышко, я ведь уже объяснял. Я не воровал, а экспроприировал у экспроприаторов. Ты всю жизнь будешь меня этим упрекать?
— Буду!
— Всю жизнь? — Сергей хитро сощурился.
Марина лихорадочно соображала, что бы еще спросить, лишь бы продлить разговор. Она боялась его завершения, гнетущей тишины и минуты, когда придется решать — как им строить свои отношения дальше. Однако новые вопросы не находились. Марина молчала, Сергей смотрел на нее.
— Все разъяснилось? — робко поинтересовался он.
— Да.
— Я прощен?
Марина не знала, что ответить. Ей очень хотелось сказать: "Да!", но… она не могла. Будто вошла в ступор, будто язык окаменел, будто кончился воздух.
— Я прощен? — переспросил Сергей. — Ты же видишь, нет моей вины, я был искренен. И я люблю тебя!
Сергей полез во внутренний карман пиджака и достал оттуда бархатную коробочку цвета лазури.
— Мне показалось, что ты не любишь красный цвет, — почему-то извинился он, — пришлось побегать, поискать упаковку другого цвета.
— Да, я не люблю красный, — тихим голосом подтвердила Марина. А сердце билось и рвалось из груди! Вмиг отяжелело тело — руки, ноги как ватные. И ей вдруг отчаянно захотелось спать. Так, что она даже схватилась за край стола, боясь упасть на пол.
— Это тот сюрприз, за которым я ушел вчера…
Сергей встал на колени возле диванчика, на котором сидела Марина, и открыл коробочку. В приглушенном свете бра и горящих свечей искрился неземным блеском бриллиант в платиновой оправе. Обручальное кольцо. У Марины перехватило дыхание от чистоты, великолепия огранки и размера бриллианта — около двух каратов.
Марине очень хотелось протянуть руку, дотронуться до кольца, но…
— Я не могу… пока…
Сергей вмиг оказался на диванчике рядом с Мариной. Он обнял ее за плечи, развернул, привлек к себе, шепча:
— Солнышко, милое мое солнышко, как же так… почему?
Марина расплакалась.
— Я не могу, — все повторяла и повторяла она.
— Но я же все объяснил! Я не обманывал тебя, это было просто импровизированное знакомство. Никто не предполагал, что план обернется трагедией.
— Не в этом дело, — проговорила Марина. Ее голова лежала на груди Сергея, и Марина слышала, как бьется его сердце — раз, два, три…
— А в чем же? Скажи, я сделаю все, что бы ты ни попросила! — он заглядывал в глаза Марины с такой невообразимой щенячьей преданностью, что, казалось, попроси она звезду с неба, и та будет у ее ног. Сергей не лгал, он желал сделать для нее все, даже невозможное.
— Мне нужно побыть одной… я должна подумать…
Марина отстранилась и поднялась с дивана. Сергей вскочил, преградил ей дорогу, взял за руки, заглядывая в глаза.
— Но почему? Почему же?
— Сережа, прости. Слишком много всего произошло за эти дни. Все так быстро, так неожиданно… Я ведь не говорю нет, я прошу время. Дай мне немного времени!
— Ты не говоришь нет? Значит, кольцо может пригодиться? — Сергей сделал попытку улыбнуться, но улыбка вышла печальной. И все же Марина с облегчением заметила теплые искорки в его глазах — он не обиделся. Она не хотела его обижать, просто ей, действительно, необходимо время.
— Да, — улыбнулась в ответ Марина. — Не убирай его далеко.
Сергей сграбастал Марину и сжал ее плечи так, что она ойкнула от боли. Он чуть ослабил хватку, но не выпустил Марину, а поднял над полом, закружил в тесной комнатке, задевая и сбрасывая со стола посуду. Марина попыталась выскользнуть из тисков:
— Мы перебьем посуду!
— Пусть летит, — говорил он, — пусть все летит к чертям! Я буду ждать. Я счастлив!
На следующий день, около двух часов пополудни, в номере зазвонил телефон. Марина лежала на кровати, разглядывая потолок. Спать она уже устала, смотреть телевизор надоело, а уезжать в Петербург не хотелось. Снова видеть улицы, по которым она бродила, дом, на крыше которого убили Кипелова, свой кабинет… Марина прокручивала в голове варианты смены места работы. Видеться с Прохоровым она тоже не хотела. И Марина не могла объяснить себе почему. Нет, она вовсе не собиралась выбрасывать из жизни даже воспоминания о Сергее, о пережитых злоключениях. Мало того, она даже еще не решила, примет ли она обручальное кольцо у Сергея или нет. Впрочем, даже если примет, новую жизнь лучше начинать в новом месте, не омраченным воспоминаниями о супергерое, который, как правильно сказал Топильский, может и пузо почесать, и на диване поваляться.
Зазвонил телефон. Все еще размышляя, Марина машинально сняла трубку и не сразу смогла понять, что ей пытается втолковать портье.
— Кто пришел? Топильский… Зачем?
"Обед! — Марина бросила взгляд на часы. — Конечно! Он сказал, что заедет около двух!"
— Вы примете его? — спросил портье.
— Да, да, конечно…
Марина забегала по номеру из спальни в гостиную, из ванной к шкафу, лихорадочно соображая, что надеть, как быстро привести себя в порядок, но отель невелик, и уже через пару минут раздался стук.
— Входите, — Марина открыла дверь, ощущая каждой клеточкой румянец на щеках. — Простите меня, каюсь и посыпаю голову пеплом! Я забыла о приглашении и не успела одеться.
Топильский оглядел Марину с ног до головы и расплылся в улыбке:
— Не представляете, насколько я рад вашей забывчивости! Иначе б не увидел вас такой — естественной, домашней, теплой. Вы спали?
— Лежала и смотрела в потолок, — созналась Марина. — Проходите в гостиную, а я все же приведу себя в порядок.
Когда Марина, закончив с макияжем и прочими приготовлениями, появилась на пороге комнаты, Топильский сидел с закрытыми глазами в большом мягком кресле напротив окна. Марина осторожно приблизилась.
— Вы спите? — еле слышно спросила она.
— Думаете, я на такое способен? Проспать свое счастье? — со смешком, вопросами на вопрос, ответил Топильский и открыл глаза.
