Вова почесал в затылке. Помолчал. Почмокал губами, а затем сказал:

— Ладно, пошли. Без пол-литра тут не обойдись. Да и без дополнительной пары свежих голов тоже. Поедешь ко мне в гараж? Там и Валька будет, выпьем, обмозгуем.

— А как же Антон? — не поняла Марина. — Его же машину обмывают…

Вова довольно хмыкнул:

— А у него хорошая машина уже есть, а нормального гаража еще нет. Так, хранилище для машины. Так что, поедешь?

Марина, радостно пискнув, бросилась на шею своему спасителю. Вовка расчувствовался:

— Да будя тебе…

Вовка оставил Марину на Сенной площади и приказал сидеть на лавочке, не шелохнувшись, пока он не вернется. Марина, все еще довольно улыбаясь, прижимала к груди вверенный ей пакет с провиантом, и добросовестно исполняла приказанное — сидела и почти не шевелилась. В результате чего уснула.

Ей снова десять лет. Канун рождества. В соседней комнате мама продолжает накрывать стол, отец напевает незатейливый мотивчик. Вера и Тамара, сопя, вглядываются в зеркальный коридор.

— Это уже было, — говорит Марина, — я уже видела этот сон!

Подружки дружно шикают на нее.

Марина садится рядом и тоже с напряжением смотрит в зеркало. Темная фигура на том же месте и все так же стоит с поднятой рукой. Только Марина уже знает, кто там — это ее Сергей, Сережа. Человек из зазеркалья. Она дергает Веру за рукав, хочет рассказать ей о Сергее, но вдруг замечает, что фигура начинает удаляться.

— Нет! — кричит Марина и шагает вперед, внутрь длинного темного коридора, и проваливается в пустоту.

Она падает, медленно. Внутренности сводит томительной и обжигающе волнующей болью полета в неизвестность. Она разобьется!

Марина зажмурилась. И вдруг падение прекратилось. Марина открыла глаза.

Она стоит на цветочной поляне, которая начинается у самых ее ног и продолжается до горизонта. Боясь оступиться, провалиться в пустоту, Марина оглядывается и видит зеркальную стену за своей спиной. Ее отражение приветственно машет рукой.

Не удержав равновесия, Марина падает на мягкий зеленый ковер из травы.

— Вы меня придавили! — раздается обиженный писк из-под ее руки.

Марина поднимает ладонь, и маленькая искрящаяся звездочка выныривает из-под примятых стеблей и устремляется ввысь. Проследив взглядом ее полет, Марина видит высоко над собой целый фейерверк из таких же маленьких искр. Они постоянно двигаются, образуя причудливые узоры. Вот бежит лисица, взмах хвоста, и уже вместо нее настороженно перебирает ушами заяц. Небольшая заминка, звездочки разлетаются по небу, а затем сходятся вновь, и Марина узнает…

— Мама? Мамочка, где я?

— Там, где нет забот, — мама улыбается.

— Я сплю?

— Смотря, что считать сном.

— А разве сон — это не что-то определенное?

Звездочек больше нет. Мама подходит к Марине, садится рядом и обнимает ее теплой рукой.

— Ты знаешь, чем картина отличается от иконы? — спрашивает она.

— Я знаю, ты мне говорила, но… я не помню. Я забыла! Мама, я плохая ученица. Я подвела тебя! Из меня ничего не получилось! Я так хотела быть похожей на тебя, быть такой же утонченной, умной, независимой! Порой я смотрелась в зеркало и мне казалось, что я становлюсь похожа на тебя, но… у меня ничего не вышло. Посмотри на меня, мама!

Марина встает, желая продемонстрировать маме свой наряд — замазанный кровью пуховик, порванные брюки, но мама смеется. Марина оборачивается, смотрит в зеркало и видит себя в прекрасном белом платье. Свадебном платье.

— Ты прекрасна, моя принцесса! — говорит мама. — А картина от иконы отличается техникой написания, перспективой. Когда ты смотришь на картину — это ты смотришь на картину, а когда ты смотришь на икону — это оттуда смотрят на тебя.

Марина в растерянности, она не может понять, о чем говорит мама, что она хочет сказать… Марина плачет.

— Мамочка, я не понимаю…

Мама подходит, прижимает Марину к себе и нежно гладит ее по спине, успокаивая.

— Икона, картина, сон или зеркала- неважно. Главное — смысл.

— А в чем же смысл, мама?

— Порой ты смотришь в зеркало, надеясь увидеть в нем ненастоящий, тобой же придуманный образ, а на самом деле…

— Это оттуда смотрят на тебя? — догадывается Марина.

Мама одобрительно кивает и целует Марину.

— Да, доченька, это оттуда смотрят на тебя, желая увидеть тебя, настоящую.

И снова Марина внутри зеркального коридора. Она смотрит на напряженные, внимательные лица подружек, повторяющих: "Суженый, ряженый, приди ко мне наряженный", а затем замечает за их спинами себя. Испуганную маленькую девочку с восторженными глазами, еще умеющую быть непосредственной — удивляться с открытым ртом, плакать до щемящей пустоты и смеяться до слез.

И Марина смело шагнула сквозь зеркальный барьер. Назад. К себе.

— Эй, просыпайся! Маринка, ешкин кот!

Марина нехотя открыла глаза. Вова склонился над ней и тормошил, держась за отвороты пуховика.

— Вова, — Марина улыбнулась. — Я видела такой чудесный сон!

— Это здорово, но пора ехать, если ты не передумала.

Марина хотела спросить, куда ехать, зачем? Ей так хорошо, она только что видела маму, но услужливая память уже начала прокручивать перед ее мысленным взором калейдоскоп произошедших событий.

— Не передумала! — воскликнула Марина и вскочила на ноги. — Едем!

— Вот и славненько, — Вова забрал у нее пакет и ткнул пальцем в стоящую поодаль машину: — На ней и поедем.

В этот раз Вова выглядел нарядно — в добротной куртке, отглаженных брюках. Лицо свежее, без тени усталости, и пахло от Вовы хорошим мужским парфюмом. Рядом с ним Марина смотрелась как нечаянно приблудившаяся бездомная дворняжка — побитая и потасканная жизнью.

Оба сели на заднее сиденье. Всю дорогу слегка обалдевший водитель рассматривал их в зеркало заднего вида, будто хотел убедиться и на всю жизнь запомнить, что и такое бывает.

Путешествие закончилось в гаражном кооперативе. Вышли из машины. Марина осмотрелась. Добротные четырехэтажные гаражи из красного и белого кирпича. Ворота некоторых из них почти на полметра завалены снегом. Марина подумала, что эта зима, действительно, выдалась аномальной для Санкт-Петербурга, снежной. Пока Вовка возился с замком, Марина подошла к одному из таких сугробов и нарисовала на его нетронутой поверхности ушастую улыбающуюся мордочку. При этом она подумала, как бы оценил такую выходку Сергей?

Послышался шум приближающейся машины.

— Наши едут, — сказал Вова, он уже отпер дверь и стоял, наблюдая за Мариной.

— Наши?

— Валька с Антоном.

Такси остановилось, открылись двери, выпуская недавних и будущих собутыльников Марины. В этот раз мужики сменили промасленную спецодежду на чистые пуховики, приличные джинсы и добротные туфли.

Завидев Марину, они расплылись в улыбках, побросали на землю пакеты и кинулись обниматься. Когда радость приветствий немного поутихла, мужика засыпали Марину вопросами, что с ней случилось? Почему она в таком виде? Клуб "что, где, когда" прикрыл Вова, громогласно объявив, что он их всех троих пока "ну очень милостиво просит пройти в гараж, а иначе…". Что подразумевалось под "иначе" уточнять не стали и дружно ввалились в гараж.

До этого дня Марине, кроме своего собственного, довелось посещать только один гараж — дедушкин. Это было в то время, когда родители привозили ее в Россию погостить. Дедушкин гараж можно было описать одной фразой: "чтобы было". Он больше походил на склад стратегического запаса различных железяк, чем на дом для средства передвижения. Захламленный, забитый до отказа нужным и не нужным, на всякий случай.

Вовин гараж выглядел по-другому. Просторное помещение, на стенах — деревянные полочки с инструментом, банками и запчастями. Все расставлено аккуратно, никаких куч и мусора. Только самое нужное, и в определенном порядке. Над каждой полкой — бирка с надписью, что и где лежит.