– Теперь интересно послушать, как в Москве собираются захватить мальчишку, – капитан-лейтенант задумчиво поскреб небритый подбородок и посмотрел на Долгова. У того в руках, как у фокусника, неожиданно появилась тонкая папка. Полковник открыл ее и вытащил один-единственный листок с ровными строчками компьютерного текста.

Боевые машины десанта, лязгнув траками гусениц, синхронно остановились. Лейтенант Крецул первым спрыгнул на утоптанную до плотности бетона землю и зычным голосом скомандовал:

– Выгружайтесь, орда.

Обвешанные оружием морские пехотинцы один за другим сигали с раскаленной под безжалостным солнцем брони.

– Стройся, – прозвучала следующая команда. Положив руки на висящий на груди автомат, Крецул не сводил придирчивого взгляда со своих подчиненных, выстраивающихся в колонну по двое.

Тем временем БМД, освободившись от наездников, сорвались с места, подобно табуну диких лошадей, и направились в сторону парка бронетехники.

Проводив долгим взглядом удаляющиеся боевые машины, лейтенант искоса посмотрел на здание медчасти. В бригадной кузнице здоровья находился настоящий цветник из молоденьких медсестер и фельдшериц. Врачи, правда, все как один были мужчины, но обладали богатым жизненным, военным и медицинским опытом, поэтому на девиц смотрели реже, чем на банку со спиртом, и уж вовсе никак не реагировали на частые появления в медчасти молодых строевых офицеров, между собой называя их шутливо «ходоками».

Недавний выпускник Коломенского артиллерийского училища Сергей Крецул как раз был из когорты «ходоков», и сейчас, после боя с сепаратистами, пусть короткого, но кровопролитного, лейтенант ощутил дикое желание оказаться в «цветнике» и хотя бы на одно короткое мгновение увидеть улыбающиеся лица девчонок в белых халатах.

Долго размышлять на тему полученного от ротного приказа взводный не стал. В конце концов, в армии всегда существовал принцип единоначалия. Старший приказывал своему подчиненному, и тот исполнял, если рядом не было того, кому можно было приказ перепоручить. Слава богу, у лейтенанта Крецула был замкомвзвода.

– Артемов, ко мне, – коротко приказал Сергей.

– Я, – из строя выскочил высокий стройный боец, гибкий и стремительный, как леопард.

– Строй ведешь в расположение. Там старшина, он найдет, чем вам заняться до прихода ротного. Я буду позже. Задача понятна?

– Так точно!

– Выполняй, – бросил Крецул, направляясь в сторону медчасти. Посеченное каменной крошкой лицо было неплохим поводом дать себя осмотреть на предмет стерильной обработки.

Проводив взводного тоскливым взглядом, Артемов глубоко вздохнул и произнес:

– В расположение не в ногу – марш.

Обвешанные пулеметными и гранатометными лентами, нагруженные треногами станков и тяжелым вооружением, при каждом шаге бойцы звенели и дребезжали, как средневековое воинство. Когда до казармы оставалось каких-то полсотни метров, до морпехов донесся грозный рык:

– Это что еще за банда атамана Зеленого? – Навстречу из тени курилки вышел прапорщик Латышев. Ротный старшина как всегда был в идеально чистом камуфляже, в начищенных едва не до зеркального блеска ботинках, по-пижонски отсвечивал белизной свежий подворотничок, тщательно выбритое лицо. Несмотря на щегольской вид, никто из бойцов не смог бы назвать Алексея Алексеевича Латышева тыловой крысой. За прошедший год, что они находились на войне, старшина неоднократно ходил с бойцами на боевые и даже участвовал в тех операциях, куда срочников вообще не брали. И тем не менее в расположении бригады он всегда был образцом безупречного внешнего вида военнослужащего.

– И чего это вы гремите на всю базу, как бронепоезд на запасном пути? Разведчик тем и отличается от остальных войск, что его не видно и не слышно, – прапорщик с сожалением махнул рукой, дескать, учишь вас, учишь, а толку никакого. Спохватившись, спросил: – А где все начальство?

– Ротного вызвали к командиру бригады, лейтенант Крецул в санчасти, – доложил «замок» Артемов.

– Ясно. Значит, голуби мои сизокрылые, с этой минуты вы в моем распоряжении. На обед не успели, а до ужина еще далеко. Поэтому начнем с учета неиспользованных боеприпасов и чистки оружия. Ну а потом все будет по регламенту.

Никто не роптал и тем более не пытался спорить со старшиной. Каждый из разведчиков знал на собственном опыте – себе дороже.

После того как не использованные в бою боеприпасы и тяжелое вооружение были сданы Латышеву, морские пехотинцы разместились за казармой, где был расстелен большой кусок брезента, и занялись чисткой оружия.

Привычными движениями разобрав свой автомат, младший сержант Виктор Никифоров разложил в ряд детали к нему, приготовил кусок ветоши и масленку. Со стороны это напоминало священнодействие, но на самом деле недоучившийся инженер-механик просто не умел по-другому. Московский мальчик-мажор с атлетической фигурой и смазливой внешностью всегда считал, что мир лежит у его ног, и потому творил, что хотел. Он настолько увлекся, что забыл, кто его содержит и оплачивает все увлечения и причуды. Отец, преуспевающий бизнесмен, до поры до времени на все выкобеливания сына смотрел сквозь пальцы. Но когда ненаглядное чадо с треском вылетело с третьего курса Бауманки и на горизонте замаячила перспектива призыва в армию, папашка неожиданно проявил характер и закатал изнеженного любимца аж на Северный флот в 61-ю Киркинесскую бригаду морской пехоты, где в середине семидесятых сам тащил службу. Прощание с родными и близкими прошли под плач матери и назидательную речь отца. Расстались едва ли не врагами, по крайней мере, на присягу Виктор родителей звать не стал. Через полгода Никифоров закончил учебку и с лычками младшего сержанта прибыл в свою часть. Тогда как раз начался набор добровольцев на Северный Кавказ. Виктор раздумывал недолго, тут же вызвавшись служить там.

– Слышь, столичный, дай немного маслица, – окликнул Никифорова сидящий рядом боец, худощавый паренек с умным интеллигентным лицом. Голый по пояс, он отливал на солнце бронзовым загаром, который подчеркивал его мускулистую фигуру. Петр Даркович был представителем второй столицы России, выходцем из Северной Пальмиры. Юный петербуржец был полным антиподом Никифорова, из всей семьи у него осталась только мать, женщина хоть и образованная, интеллигентная, в то же время волевая и целеустремленная. Она не только себя сделала (из рядовой учительницы русского языка и литературы переквалифицировалась в редактора одного из гламурных журналов), но и сына, которого с пяти лет воспитывала в одиночку.

Петр с красным дипломом закончил колледж, но вместо того, чтобы поступать без экзаменов в вуз, попросился в армию. Мастер спорта по кикбоксингу и перворазрядник по подводному ориентированию, стал настоящей находкой для военкомата. Через месяц наголо обритый Даркович переступил порог расположения отряда морского спецназа Балтийского флота «Парус». На войну он также пошел добровольцем.

Познакомились двое столичных юнцов, когда наступление на Дагестан ваххабитских отрядов было отбито и федеральные войска перешли в наступление на территории Чечни. Вот тогда-то морской бригаде и понадобилась разведка. Назначенный командиром разведроты капитан-лейтенант Кутягин лично набирал бойцов в подразделение.

Близкие по духу и интеллекту, бойцы быстро подружились, но при этом жили как кошка с собакой, постоянно выясняя, кто столичный житель, а кто лимита поганая. Иногда даже сходились врукопашную, но все это было напускное, шелуха, которая слетала, едва морпехи получали боевую задачу. В дозоре или рейде они действовали как единый организм. Под Аргуном Даркович вытащил контуженного Виктора из-под минометного обстрела, а спустя два месяца Никифоров прикрыл товарища, когда того пыталась взять на прицел чеченская снайперша.

– Держи, брателла, – младший сержант подкинул на ладони масленку и протянул Петру.

Тот благодарно кивнул, обильно полил густым оружейным маслом лоскут материи и проговорил: