Смрад, насекомые, полное отсутствие гигиены – все это напоминало Смиту лагеря беженцев по всему миру, где ему довелось побывать, только к тамошним ароматам добавлялись резкие запахи медикаментов и хлорки. (В таких местах, как правило, полно представителей Красного Креста и американской Армии спасения, а эти миссионеры особенно боятся эпидемий.)

Американец сунул в рот короткую толстую сигару, табачный дым должен был отпугнуть паразитов.

«Лендровер» въехал на небольшую площадку перед высоким шатром, вход в который был устлан ярким, красочным ковром ручной работы – символ значимости и богатства, визитная карточка полевого командира.

«Легко сорить дорогими вещами, как этот ковер семнадцатого века, если ты на него не горбил спину и не платил, а просто пришел с автоматом и забрал у хозяина», – с неприязнью подумал Джон Смит, когда из шатра наружу вышел огромных размеров мужчина почти под два метра ростом, с выпирающим глобусообразным животом, как будто на досуге проглотил один из тех закопченных котлов, в которых афганцы варят баранину. Лоснящееся лицо обрамляла короткая курчавая борода с жесткой, как проволока, щетиной. Большие темные глаза, настоящий чернослив, прикрывали густые брови. Одет был полевой командир с настоящим восточным колоритом и шиком – черные шаровары, длинная шелковая рубаха, подпоясанная широким кожаным ремнем, за который был заткнут кривой кинжал в серебряных ножнах с дорогой инкрустацией. Убранство завершала высокая белоснежная чалма, делая моджахеда похожим на разбойника из сказок Шахерезады, единственным несоответствием была болтающаяся на боку деревянная кобура с длинноствольным автоматическим пистолетом Стечкина. Оружием редким в то время, а потому являющимся предметом особой гордости владельца.

При виде гостя афганец широко осклабился, демонстрируя большие редкие зубы.

– Салам аллейкум, Башир, – не вынимая изо рта сигары, жизнерадостно поздоровался американец.

– Аллейкум ассалам, Джон, – в тон ему ответил полевой командир.

Когда офицер ЦРУ выбрался из салона «Лендровера», мужчины обнялись почти по-братски. Они были знакомы более двух лет. Афганский феодал до вторжения советских войск жил в свое удовольствие, получая оброк с земли, которую арендовали дехкане, и основное время проводил в приятных утехах со своими тремя женами или охотился на газелей и горных барсов. Когда пришедшие шурави стали отнимать у богатых землю и раздавать ее нищим, Башир Ранжи забрал свою семью и скарб и перебрался в соседний Пакистан, а через полгода вернулся в бывшую вотчину, чтобы воевать с ненавистными кяфирами.

Джон Смит был для феодала тем самым спонсором, который снабжал Ранжи оружием и платил за каждого убитого солдата, подбитый броневик или взорванную машину.

– Прошу в мое скромное жилище, гость дорогой, – радушно проговорил Башир после объятий с американцем, указывая на вход в шатер.

Весь пол шатра был покрыт коврами, в центре стоял большой позолоченный поднос, уставленный дорогим чайным сервизом. Из высокого чайника с длинным изогнутым носиком вырывалась струя пара.

– Присаживайся, дорогой Джон, – афганец опустил широкую ладонь на плечо Смита, – сейчас будем пить чай, а скоро подадут свежий плов.

– Благодарю тебя, мой дорогой друг, – с деланым почтением ответил разведчик. Он терпеть не мог подобное словоблудие, но приходилось. Увы, таковы условия переговоров с местными вождями антисоветского сопротивления. – Я не смогу надолго задержаться, время слишком дорого.

– Тогда прямо сейчас перейдем к делу, – ничуть не удивился Ранжи, опускаясь вслед за гостем на ковер.

– Ты, Башир, говорят, скоро собираешься вернуться на родину? – сложив ноги по-турецки, произнес американец.

– Да, вот только дождусь подходящей погоды.

– А не хотел бы задержаться еще на месяц? – поинтересовался Смит, проворачивая между пальцами очки.

– А что мне даст эта задержка? – стараясь сохранить достоинство и одновременно скрыть любопытство, вроде бы безразлично поинтересовался полевой командир.

Но офицер ЦРУ слишком хорошо знал своего подопечного, и если тому удалось скрыть любопытство, то алчность просто выпирала из него, как квашня из кадки. Башир Ранжи благодаря американским спецслужбам отправил свою семью на жительство в Австралию, и теперь все деньги уходили на ее содержание. Самой большой мечтой их клана было открыть в Сиднее пекарню восточных сладостей, но на осуществление мечты денег катастрофически не хватало. Поэтому Ранжи никогда не убивал пленных шурави, предпочитая продавать их тому, кто больше заплатит. И ему было без разницы, кто был покупателем, ЦРУ, пакистанская разведка или представители Красного Креста и Красного Полумесяца…

– В Карачи доставили портативные зенитно-ракетные комплексы «Рэд Ай», – доверительно сообщил Смит и тут же заметил на лице своего собеседника недоумение.

Башир поскреб короткими пальцами бороду и только после этого спросил:

– А что это такое?

– Это такая «шайтан-труба», при помощи которой подбивают не машины и танки, а сбивают вертолеты и даже самолеты, – елейным голосом проговорил Смит и заметил блеснувшие глаза Ранжи. Его зрачки как будто превратились в экраны игрального автомата, где сейчас большими буквами высветилось: «Джекпот». Действительно, сбитый вертолет стоил не меньше полудюжины танков, а самолет – доброго десятка. Причем танк реже удается поджечь с одного выстрела, как правило, это бронированное чудовище требует нескольких гранатометных выстрелов или мощного заряда радиоуправляемого фугаса. Все это хлопотно и накладно…

– Моих людей поведут через пустыню, и я не смогу их задержать. Они живут по своим законам, и никто не сможет их убедить. – В голосе полевого командира звучало искреннее сожаление. Сейчас рушилась хорошо отлаженная схема, но если отложить получение нового вооружения до следующего раза, то «шайтан-трубу» против авиации получат другие моджахеды, а значит, они будут иметь козырь под названием «внезапность».

Ранжи не был достаточно образован, но долго воевал и хорошо знал, что после первых же потерь шурави начинают принимать меры, чтобы сократить их до минимума. А это значит, что сократятся и его доходы.

Башир посмотрел на Смита, в его глазах американец, к своему удовольствию, разглядел рабскую мольбу.

– Хорошо, мой друг, – сжалился янки. – Ты со своим отрядом уйдешь вовремя, но дашь мне две дюжины бойцов. Самых смышленых. А через месяц они вернутся в Афганистан с зенитными ракетами.

Теперь на лице афганца заиграла довольная улыбка, он, несмотря на свои внушительные габариты, проворно вскочил на ноги и выбежал из шатра, только парусом надулась его шелковая рубашка. Спустя мгновение окрестности огласили его вопли:

– Халед, Халед!

Племянник Ранжи был молодым парнем, не достигшим и тридцатилетнего возраста, но воевал с первого дня, как Башир собрал свой отряд, и теперь командовал небольшой группой, которая была чем-то вроде личной гвардии полевого командира…

Из-за крайней палатки выскочила долговязая фигура в черном, перетянутая ремнями и кожаными подсумками для боеприпасов, в правой руке Халед держал автомат.

– Ты звал меня, дядя? – почтительно осведомился он, остановившись перед Ранжи.

– Да, сынок, – быстро закивал Башир. – Возьмешь своих людей, отправишься с нашим американским другом и будешь выполнять все его распоряжения. Да свершится воля Аллаха.

– Аллах акбар, – эхом вторил Халед, еще крепче сжимая цевье автомата…

Первая неделя в Афганистане пролетела для Кирилла практически незаметно. В течение пяти дней подполковник Гончаров поэтапно вводил его в курс предстоящей оперативной работы, которая в основном заключалась в общении с информаторами.

Информаторов было четверо, и у каждого была своя «точка», где они встречались с куратором, у каждого был свой опознавательный знак, сообщавший о необходимости рандеву.

Гончаров познакомил Маркова с каждым из «барабанов», не без основания считая, что личное знакомство залог успеха.