На «Маяке» меня встретили как родного. А с большинством творческих персонажей мне в разное время приходилось сталкиваться либо по работе, либо в каких-то тусовках, а то они и просто заглядывали в мой клуб, чтобы отвлечься и прочистить свои мозги от радиотелевизионных проблем. Усевшись в кресло перед микрофоном и внимательно следя за тем, чтобы моя соведущая Алла Довлатова не выкинула бы какой-нибудь трюк (например, не назвала нашу с ней программу аутсайдером рейтинга), я поглядывал и в подготовленный редактором текст. В основном я придумываю все сценарии и основные сюжетные ходы шоу сам, но есть ведь и реклама, которую должен читать именно я, причем очень точно и выразительно. Есть «пожелания руководства» упомянуть того или иного человека либо событие. Есть «поминальник», в котором указано, что было в этот день, кто родился, кто умер. В общем, всю эту байду редакторы мне и готовят. И вот я, вертя в руках свой талисман, случайно роняю его. А мне надо завершать рекламу. С очень важным и торжественным видом я неожиданно для себя повторяю заключительную фразу: «Нет жука на даче!» не один, а три раза. В перерыве редакторша моя, Рената, спрашивает: «А что это вы рекламный слоган три раза повторили?» Я-то, конечно, выразился в том смысле, что не ее это собачье дело, сколько раз надо, столько и повторяю. Но сам задумался. Начался второй час эфира. Стали мы с Аллой и слушателями тему обсуждать «Можно ли алкоголь пить в общественных местах, а если можно, то кому?». Она кричит: «Нет! Нельзя!» И тут звонок в студию переводят, и знакомый голос Алексеича говорит: «А что, в ресторане тоже нельзя выпивать? Место-то общественное». А потом, пока Алла думала, что ему на это возразить и на какие категории общественные места разделить, сказал еще одну фразу: «Да не берите вы в голову, Роман, повторения всякие. Надо же было сигнал дать, внимание привлечь…» И отключился. А Довлатова потом меня весь перерыв допрашивала насчет того, какие сигналы имеются в виду и почему меня про них спрашивают. Так я ей и не ответил, а она, бедная, наверное, до сих пор мучается…
Меня все-таки уже начинало интересовать, каким образом в осуществлении возложенной на меня исторической миссии мне может помочь интеллигентная бомжиха с титановым рублем? Ну ладно, положит она его куда нужно и когда нужно, а еще что? По первому впечатлению женщиной она мне показалась весьма решительной, но мой здоровый скептицизм заставлял меня терзаться смутными сомнениями. Многолетний опыт подсказывал мне, что женщинам, девушкам, бабам, телкам и теткам, а также сударыням, леди, сэрихам и прочим особам женского пола доверять полностью никогда нельзя. Вот пошла же Рогалик за первым попавшимся ей посланцем дьявола? И кто знает, насколько укрепилось ее сознание теперь? Да, у нее появилось желание любым способом извести ненавистного ей Зверзаева-старшего. А если появится другой подобный гражданин, снова в мягком, но на этот раз еще и пушистом обличии? Женщины ведь точно так же любят удовольствия, как и мужчины, они точно так же стремятся получить от жизни максимум. И если найдется кто-то, кто перед ними приоткроет занавес, покажет новый мир и будущие возможности, они могут сразу бросить все: работу, родных, даже детей, чтобы прилепиться к своему возможному «благодетелю». И какая тогда на хрен миссия? До нее ли будет Рогалику? В общем, нужно было выяснять, что она за человек, что знает о будущем деле и как, во всяком случае на настоящий момент, к этому всему относится…
Когда после эфира я заехал к Вере Григорьевне, обстановка в ее квартире напоминала приближенную к боевой. На диване, креслах, а то и просто на полу были развешаны и разложены различные предметы одежды и аксессуары стиля, который сейчас называют милитари или нэйви. Камуфляжные штаны, куртки, ботинки, разгрузочный жилет, рюкзак, американский фонарь «Маглит» гигантского размера, который можно использовать и как дубинку, нож десантника и бог весть что еще. Мама сидела за швейной машинкой, одним глазом смотрела хоккей по телевизору и с явным азартом подгоняла какой-то предмет военного туалета под мелкий размер Рогалика. Сухощавая, но крепкая, она что-то мне напоминала. И тут я услышал из телевизора: «Го-о-ол!» – и понял, что она явно ассоциируется у меня с хоккейной клюшкой. А что: Рогалик и Клюшка – сладкая парочка! А бывшая бомжиха, в защитного цвета футболке и купленных мной джинсах, возилась с какой-то штукой, сильно напомнившей мне фильм «Молчание ягнят». Уже позднее я узнал, что это новейший прибор ночного видения.
– И какого, извиняюсь, стратопениса, я всю это хреновню купила, спрашиваю я вас, Рома? Зачем мне эти штуковины, в которые надо какие-то аккумуляторы вставлять, я что, с вами в пейнтбол играть собираюсь? И откуда я знаю, что куда вставляется-то? Ни разу в жизни даже в руках не держала этих штук, а знаю…
– Ну, во-первых, отвечая на твой вопрос, скажу, к примеру, что любая девушка, ни разу не бравшая члена в руки, сразу знает, что с ним делать и куда его вставлять. А во-вторых, кто тебя заставлял все это приобретать? Я же сказал, одежду купить нормальную, а не военную форму! И куда ты во всем этом собираешься-то?
Тут Клюшка на секунду отвлеклась от швейной машинки: «Ромочка, я ей хотела платьев красивых купить, костюмчик, туфельки, сапожки. Пришли мы в универмаг, я протягиваю кредитку и говорю: «Надо красиво одеть девочку» А они тащат все эти жуткие вещи. Я говорю: «Не то!», а они: «Извините, типа, ошиблись, вот только сегодня новый натовский камуфляж привезли…» – и выдают нам еще больше всякого пятнистого! Даже и слушать ничего не хотели. А размеры-то все большие и крой мужской, вот сижу, перешиваю».
Уж кому-кому, а мне-то стало ясно, что, получив от меня импульс в виде рассказа о нашей совместной миссии, Рогалик как бы расконсервировалась. Если каких-то несколько часов назад она была нормальной московской бомжихой, разве что щеголявшей знанием латыни, то сейчас она постепенно превращалась в человека и начинала готовиться к тому, чтобы выполнить свои собственные, пока еще не совсем понятные ей, но уже определявшие ее действия – задачи. Что в первую очередь купит нормальная женщина – туфли на шпильках или боевой нож? Она же, благодаря волшебной кредитке Абрамовича, успев всего лишь отмыться от многолетней грязи, уже довольно охотно возится с камуфляжем, фонарем и рациями. И это доказывает, что путь уже намечен свыше, а Рогалик начинает постепенно входить в курс дела. А вот незнание того, зачем ей все это нужно, меня несколько смущало.
Без своего помоечного одеяния Рогалик выглядела совсем по-другому. Оказывается, у нее были красивые иссиня-черные волосы, правда еще неухоженные, но уже начинавшие по концам съеживаться в игривые завитки. Фигура скорее юношеская, чем женская, но натягивающиеся в нужных местах джинсы обрисовывали некоторые довольно правильной формы округлости, которые весьма привлекательны для мужчин, особенно в сочетании с порывистыми и резкими движениями, которые, как я заметил, были ей свойственны. Очень худое лицо, возможно, и не было бы интересным, если бы не глаза, которые, как я уже упоминал, меняли и цвет и форму. Глаза и улыбка у нее были по-настоящему красивы. Конечно, такая женщина – не для каждого, она, что называется, «на любителя», но сколько этих «любителей» ходит по нашей грешной земле, не подозревая о ее существовании…
Рассматривая уже натянувшую на себя камуфляжные штаны и примеривавшую пятнистую куртку Рогалика, я поймал себя на мысли, что смотрю на нее не как на своего бойца в небольшом отряде из двух человек, а как на женщину со всеми ее женскими прелестями и недостатками. Смотрю и оцениваю, примеряя не то к себе, не то к тому, как она сможет использовать свои специфические возможности в будущем.
Вообще при взгляде на женщин в голову приходят иногда самые необычные и несвоевременные мысли. Мне надо думать о спасении от лукавого, а размышляю я почему-то о несовершенстве нашего мира. Я вспоминаю, как мы с приятелем вдвоем сидели в его питерской квартире и звонили знакомым девчонкам, чтобы пригласить их в гости. Но никого, как назло, вытащить не удавалось. Было это еще в допроституточную эпоху, так что о продажной любви и речи не могло быть. У нас было все для замечательного по тогдашним стандартам вечера: свободная квартира, водка, вино, закуска и даже видеомагнитофон с «Греческой смоковницей». И тут я подумал, что в огромном Питере есть тысячи девчонок, которые точно так же, как и мы, маются от безделья, не могут дозвониться своим дружкам или дождаться желанного звонка. И знай они о том, что есть мы, два красавца, которые их примут, накормят, напоят, развлекут, обласкают, а потом еще и трахнут со всеми соответствующими случаю прелюдиями, они немедленно рванули бы к нам, сметая все на своем пути. Или позвали бы нас с приятелем, видиком и водкой к себе. Но мы не знали ничего о них, а они – о нас. И от этой несправедливости, оттого, что не одна, не две, а сотни и тысячи девчонок думают примерно то же самое, что и мы, становилось как-то муторно и даже обидно. А еще обиднее было, когда девчонки звонили сами, напрашивались в гости, а у нас не было свободной хаты (родители вернулись), либо денег, либо еще чего-нибудь. Диалектика, блин, закон природы!
