Сказав это, Рогалик посмотрела на меня, и я впервые за все время, что она у нас во дворе проживала, увидел ее глаза. Они каждую секунду меняли цвет. Нет, они не были разными, но в зависимости от освещения становились то карими, то зеленоватыми, то цвета чая или виски, какое сравнение кому больше нравится… Вообще-то, говорят, что глаза сами по себе могут указать на чертовщину, как какой-то признак, выделяющий посланца дьявола из общности людей. Например, пятно на лбу у политика или ярко-рыжие волосы… Поговорку «Бог шельму метит» еще никто не отменял. Но глаза у нее были хоть и необычные, но какие-то уж очень озорные и веселые, без черноты и мрака, которые иногда так привлекают и так пугают нас – мужчин…
– Успокойся, Рогалик, твое имя не самое идиотское изобретение российских родителей. Вот есть такой Борис Гребенщиков, слышала? Так вот, когда лет двадцать назад у него сын родился, он решил назвать его сказочным русским именем – Гвидон. В честь царя Гвидона из сказки о золотом петушке. Приехал Б. Г. к Макаревичу, который выпивал со своим другом Богомоловым, и они втроем на кухне стали отмечать рождение наследника. А когда молодой отец объявил об имени, которое уготовил младенцу, друзья просто впали в ступор. Богомолов вежливо осведомился, как он видит уменьшительный вариант имени своего малыша. Тот ответил: «Ну, Гвидя, Гвидончик, наконец!» Тут уж и Макаревич не выдержал и язвительно спросил: «А не кажется ли вам, уважаемый Борис Борисович, что ваш мальчик будет с детства несчастным и приобретет множество комплексов? И все по одной причине: его, начиная с яслей, все будут дразнить Гондончиком! Гребенщиков, как-то не думавший о таком варианте развития событий, долго благодарил собутыльников, а потом быстро решил назвать сынка Глебом. Так что имя Рогалик – это сейчас для тебя не худший вариант. А потом посмотрим, может, и к Роганетте вернемся…
Честно говоря, со всеми этими событиями я забыл рассказать про своего водителя Алексея, который долгое время был моим ангелом-хранителем. Думаю, что будь он рядом, некоторые события, которые изложены в этой книге, не произошли бы вообще или пошли бы по совершенно иной сюжетной линии. За три месяца до описываемых событий мы с ним временно расстались. У нас в стране грянул кризис, работы и, соответственно, выездов стало гораздо меньше, и я решил дать парню заработать, хотя и сам в общем-то платил ему немало. Однажды приехал к нам Эрос Рамазотти и попросил найти ему водителя не из агентства, не из спецслужб, а просто хорошего профессионала, умеющего держать язык за зубами. Мой большой «Лексус-460» находился на профилактике, и я «одолжил» Алексея Эросу. Не знаю уж, чем они там вдвоем занимались, но через неделю чуть ли не силой ворвались ко мне и стали упрашивать меня дать им «поработать вместе в Италии и по всему миру». Я ломался недолго и дал разрешение заключить очень приличный контракт на полгода, но с обязательным условием: вернуть мне Алексея в целости и сохранности. А сам пересел на свой кабриолет, который теперь очень грозно смотрелся с мигалками, стробоскопами и прочими атрибутами власти, теми, что так помогают на дороге. Кстати, один раз я оставил крышу своего SC-430 открытой, а мигалки сунул в багажник. Минут через пять раздался звонок Алексеича: «Роман, друг мой, а вам ничего не говорит фамилия Удохин? Так вот, был такой в прошлом известный желтый журналист. Тот самый, который во время первого приезда Наоми Кэмпбелл в Россию рухнул перед ней на колени и предложил руку и сердце. Она, правда, отказала ему, сказав, что девушка она скромная, стеснительная, и ей еще рано думать не только о браке, но и о мужчинах вообще. После чего, правда, ломанулась в «Найт Флайт» и выпила там в компании тех самых мужиков, с которыми ей рано общаться, не меньше литра водки. Удохин грустил недолго и решил на гонорар от рассказа о своей попытке охмурить Наоми, который он впарил какому-то западному журналу, приукрасив несуществующими подробностями, купить себе автомобиль. И купил «Фольксваген-жук» коричневого цвета, пятнадцатилетнего возраста и с кузовом типа кабриолет. Крыша у него не открывалась и не закрывалась, ее просто уже не было, а обе двери были заклинены. Если нужно было усадить в машину девушку, то Удохин, говорят, галантно брал ее на руки и закидывал в машину. А сам навострился лихо запрыгивать на сиденье с другой стороны.
Иметь кабриолет в нашей стране, Роман Львович, дело непростое, сами ведь знаете. А кабриолет без крыши – тем более. Однажды около пустующего «жука» остановился мусоровоз. Конечно, все содержимое кузова в маленьком салоне не уместилось, но водитель мусорки нагрузил Удохина по максимуму. Потом у него резали сиденья, отламывали разные ручечки и кнопочки, но владелец раритета был тверд и никак не хотел расставаться с таким понтовым авто. А еще он, почти как Остап Бендер, любил белые штаны. И охотно носил таковые, невзирая на сезон.
Закончилась эпопея, как рассказывают люди сведущие, печально. Удохин спешил на важную встречу. Выбежал из здания редакции и помчался к своему коричневому другу. В белых штанах, конечно… На глазах у восхищенной публики, среди которой он наметанным глазом приметил пару симпатичных девиц, он взмыл над асфальтом и лихо приземлился прямо на водительское сиденье. Приземление было на диво мягким. Более того! Оно было скользким и очень вонючим! Какой-то недоброжелатель Удохина, то ли обиженный им артист или политик, то ли ревнивый поклонник Наоми Кэмпбелл, аккуратно уложил на сиденье огромную кучу дерьма. Сидя в ней, редактор стал звонить своим подчиненным, которые принесли ему ворох старых газет. Обернувшись ими, пристыженный прыгун отправился в редакционный сортир, где долго и без особого успеха мылся. Затем звонил жене, чтобы она привезла ему новые белые штаны. На встречу, конечно, уже опоздал, а обгаженный «Фольксваген» потом, уже без особых сожалений, продал какому-то южному гражданину. Так что, Ромочка, не идите проторенным, но неверным путем некоторых неосмотрительных и не в меру понтовитых граждан. Крышу закрывайте!» Алексеич отключился, а я, впечатленный рассказом, внял его совету, поплелся к машине и закрыл-таки крышу. Секунд через тридцать с практически ясного неба хлынул необычный для Москвы тропический ливень и вымочил меня до нитки. «Все-таки вредный он, Алексеич, – буркнул я про себя, – не мог прямо предупредить, сказал бы просто, что ливень пойдет, а он целую историю насчет какого-то сраного Удохина выложил!» Стоя абсолютно мокрый посреди собственного двора, я осознал две вещи: первое – это то, что я в почти прозрачных белых штанах и второе – что и моя первая жена Лена очень мудра: именно она отучила меня надевать под белые штаны черные трусы…
Но вернемся к нашей подруге – Рогалику, которая хоть и поблескивала явно красивыми глазами, но одета была по самой современной столичной бомжовой моде осеннего сезона: не первой свежести спортивные штаны, войлочные ботинки «прощай молодость» и мужская куртка «Аляска» со сломанной молнией. Голову украшала спортивная шапочка тоже не особо гламурного вида. С моей новой соратницей надо было что-то делать. Основную задачу я ей вкратце объяснил. Восприняла она ее довольно спокойно и точно так же спокойно согласилась помочь мне в благом деле освобождения одной шестнадцатой части света от как можно большего количества земных чертей и их обитателей. А в конце разговора поглядела на меня очень внимательно, я бы даже сказал оценивающе, и тихо сказала: «У меня только одна просьба есть, но очень важная для меня: встретите Джамшуда, не убивайте его. Джамшуд – мой!» Тут мне пришло в голову, что мне очень повезло с именем. Будь я Джамшудом, мог бы за компанию попасть под раздачу от этой с виду спокойной, но явно решительной дамы.
Впрочем, дамой ее нужно было еще сделать. И я сразу же сообразил, кто и как сможет провести такое мероприятие в самом лучшем виде. Взял Рогалика за руку и повел на другую сторону Ленинградского проспекта, где в отдельной квартире в одиночестве, без любимого сыночка, пропадавшего уже три месяца в далекой Италии, коротала время мама моего водителя Алексея. Я трезво рассудил, что она будет рада интеллигентной компании (за час разговора я не слышал от Рогалика ни одного матерного слова по-русски, а латыни мама, скорее всего, не знала). К тому же если гостью привести в нормальный вид, то из нее получится вполне приличная квартирантка. Мама Алексея, Вера Григорьевна, конечно, несколько удивилась, увидев меня в столь странной компании, но довольно быстро уловила суть того, что было нужно сделать. Первое – отмыть не очень чистое, но уже значительно повеселевшее существо, второе – накормить (а не напоить), третье – купить ей нормальную одежду. Последний пункт был самым сложным: в приличный магазин Рогалика в ее прикиде не пустили бы, а голой ходить по улицам у нас в стране как-то не принято, да и прохладно уже… Сошлись на том, что я заеду в ближайший магазин и куплю ей джинсы сорокового размера и соответствующую рубашку. А остальное они с Верой Григорьевной пойдут приобретать вместе. Оставив на расходы пару тысяч долларов и кредитку для закупки одежды, а также определив новым местом жительства моей «соисполнительницы» свободную комнату, в которой были свалены вещи, вывезенные из «Трахтенберг-кафе» при его закрытии (там стоял и замечательный кожаный диван), я с чувством выполненного долга отправился восвояси…
