Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Как же я могла его прочитать, если вы его у меня забрали? — спросила я, решив, что пора кончать эту игру.

— Забрал? — удивился он. — Зачем мне его забирать, если я вам сам его дал?

Я растерялась.

— У меня его нет, — призналась я. — Он исчез в тот самый день, когда вы его принесли.

— Почему же вы молчали?

Объяснять свои хитроумные догадки было стыдно, поэтому пришлось увести разговор немного в сторону.

— Наверное, эту тетрадь унёс Ларс, — предположила я. — Он говорил, что стыдится некоторых произведений, и я видела, что разговоры о них были ему неприятны. Он даже не знал, какую повесть вы перевели без его ведома, и, скорее всего он-то и унёс её. Мне вообще кажется, что мы нехорошо поступаем: вы — переводя против его воли, а я — читая.

Дружинин слушал внимательно.

— Понятно, — согласился он, энергично кивнув. — Вы меня убедили. Верните-ка мне повесть.

Я торопливо прикрыла тетрадь рукой.

— Вы меня ещё раньше успели убедить, и я согласна пойти наперекор совести.

Леонид засмеялся, а потом помрачнел и взглянул на часы.

— Нам пора, — сказал он. — Дядя взял билеты на сегодня, и мы заехали к вам по дороге.

Необъяснимо, но меня успокаивало, что он уедет только завтра, а когда я узнала, что он выезжает уже сейчас, у меня упало сердце. Однако вид я приняла очень деловой.

— Конечно, опаздывать нельзя, — согласилась я. — До свидания и… спасибо.

Наверное, я сказала что-то не то, потому что у него дрогнули губы.

— Вас и не узнать, — сказал он, заставляя меня улыбаться. — встретил бы вас на улице, прошёл мимо, подумал, что школьница. Вам очень идёт. На прощание покажите, как вы изобразили Ирину.

Он придирчиво рассмотрел рисунок.

— Вы не захотели ей польстить, — тихо заметил он, а громко добавил. — А свой портрет я увезу с собой. Сделаю вид, что вы мне его подарили.

— Если он вам нравится, возьмите, — разрешила я, втайне сожалея, что у меня не остаётся другого портрета или хотя бы фотографии.

— Я думал, что застану здесь Петера, — сказал Дружинин, зная, вероятно, о намерении датчанина приехать. — Хотел попрощаться.

— Он задерживается, — объяснила я. — Придёт позже.

Горбун хотел что-то сказать, но решил промолчать и дал возможность своему дяде произнести несколько любезных фраз.

— Ладно, we must be going now. До свидания, Ирина, — сказал он наконец.

— До свидания, — любезно откликнулась Ира. — А ты, Жанна, тоже отправляйся. Купишь вино по своему усмотрению, но обязательно на всю сумму. А когда вернёшься, испечёшь что-нибудь к чаю.

— Мы вас подвезём, — предложил Леонид.

Я не успела ни опомниться, ни тем более переодеться, как очутилась у такси, ожидающего отъезжающих.

— Денди? — удивилась я. — Он тоже летит?

Пёс вежливо поздоровался, стоя на заднем сиденье и стегая уворачивающегося водителя хвостом по голове.

— Он прекрасно переносит дорогу, — заверил Дружинин.

Мистер Чарльз сел рядом с шофёром, а мы втроём заняли заднее сиденье. Было очень грустно, и говорить не хотелось.

— Жаль, что вы не дали мне прочитать свою повесть, — заявил Леонид. — Меня так заинтересовало начало!

Я промолчала.

— Если когда-нибудь вам захочется иметь внимательного и доброжелательного критика, обратитесь ко мне, — попросил он, передавая мне листок с адресом.

— Спасибо, — поблагодарила я, машинально кладя бумажку в сумочку.

Машина остановилась, и Дружинин проводил меня до дверей магазина.

— Передайте мои поздравления Петеру, сказал он, ненатурально улыбаясь. — Вам я тоже желаю счастья. Надеюсь, вам удастся стать для Марты второй мамой.

Я смотрела на него во все глаза, потому что мысли о Петере меня не посещали со времени утреннего разговора с Ирой, а вчерашняя ложь про предстоящее замужество была забыта тотчас же, едва мы покинули прибрежный «кабинет» переводчика, и вспомнилась только сейчас. Мне стало ещё мучительнее оттого, что так неожиданно всплыла ещё одна моя глупейшая выходка. Если у Дружинина и оставалось ко мне хоть какое-то тёплое чувство, как у мужественного защитника к спасённой им девушке, то теперь оно сменится отвращением.

— Почему вы решили, что я буду для Марты второй матерью? Я вовсе не собираюсь выходить замуж за Петера.

Я почувствовала, что не могу больше изображать равнодушие.

— Вы опоздаете. До свидания, — сказала я и, кивнув на прощание, вошла в магазин.

Я была в полном смятении и почти не сознавала, что в магазине только два покупателя. Своими дурацкими рассуждениями о достоинствах Марты и легкомысленным сообщением, ещё вчера казавшемся смелым и даже дерзким, о согласии выйти замуж за Петера, я добилась пожелания счастья, и это пожелание звучало для меня насмешкой. Я только сейчас отчётливо поняла, что за моим отношением к Дружинину скрывалась не жалость к его внешним недостаткам, не уважение к уму, знаниям и свойствам души, а нечто несравненно большее. Мало того, что, навсегда с ним расставаясь, я чувствовала, как умирает какая-то часть моей души, так мне даже не было дано бережно хранить воспоминание о нашей последней встрече, потому что оно было испорчено, погублено позорным разоблачением. Была бы я очаровательной кокеткой, привыкшей играть с чувствами своих поклонников, которыми становились все, хотя бы раз видевшие меня, — и выдумка про будущий брак придали бы мне ещё больше прелести. Но я не была ветреной кокеткой и никто не смог бы заподозрить во мне очарование, поэтому мой поступок вызвал лишь недоумение.

От упрёков, которыми я себя осыпала, меня оторвал вопрос любезного продавца. Это было спасением, потому что новое сильное впечатление на время вытеснило прежнее. Мне пришлось подумать, какое вино купить на деньги Иры, а выбор был богатый.

У страха глаза велики: мне показалось, что на витрине выставлено не менее двухсот различных бутылок, на которых ни одна этикетка не была мне знакома. Я знала о существовании прекрасного вина «Кагор». Которым причащают в церкви и которое вкусно добавлять в чай. Есть ещё «Портвейн», "Мускат", «Лидия». Говорят, есть вино «Десертное», но я не помню, хорошее ли оно. О «Вермуте» я знаю, что это гадость, и сужу об этом по второму, истинно народному, названию «Вермуть». Ещё есть коньяк, водка и Рижский бальзам. Однажды, когда мы сидели в уютном вечернем кафе в Риге вместе с братом, его женой и их сослуживцами, я попросила добавить ложку бальзама в мой кофе. Лёня очень стеснялся двух пожилых латышек, поглядывающих на нас, как мне показалось, с благожелательным интересом, но всё-таки отлил мне бальзам из своего стаканчика. Жаль, что я не помню, улучшился ли вкус и аромат советского кофе и действительно ли бальзам имеет приписываемые ему достоинства. Впрочем, рижского бальзама здесь быть не могло.

Странной способностью обладает человек: он думает сразу о нескольких предметах и мысли об одном нисколько не мешают мыслям о другом. Я думала о горбуне и горько сожалела, что он узнал только неприятные стороны моего характера, но в то же время я очень страдала от отвратительного вида цветных наклеек на разной формы бутылках. Вот у нас в винный магазин не сунешься, потому что он или оцеплен длиннющей пьяной очередью, или в нём ничего нет. Можно, конечно, для порядка спросить: "У вас есть какое-нибудь вино?" Моя обманчивая внешность выручит меня и на этот раз, поэтому вместо порции ругани продавщица, решившая, что я — неопытная в закупке продуктов девочка, процедит сквозь зубы: «Нет». Тогда я бы с чистой совестью пошла домой, отдала Ире деньги и сказала, что вина нет. Но я не у себя на родине, а в жёстких тисках запада, где, чтобы выжить, надо иметь энергию и решимость. Впрочем, не за горами было время, когда в Москве на каждом углу стали продавать великое множество дорогих западных алкогольных напитков и подделок под них. Но тогда я об этом ещё не знала.

— Жанна…

Леонид, оказывается, ещё не уехал, а хотел докончить тягостный для меня разговор.

— Жанна, что-нибудь случилось? Я могу помочь?

111
{"b":"162675","o":1}