Иногда к нам присоединялись ее подружки, и мы все вместе отправлялись к трансвеститам в клуб на Ла-Бреа. Деми часто поднималась на сцену и танцевала с трансвеститами. Ей нравилось танцевать и со мной тоже. На Рождество она прислала мне черно-белую открытку с изображением маленького мальчика в костюмчике и галстуке-бабочке, который танцевал с пупсом. В открытке Деми написала: «Чтобы было с кем потанцевать, когда меня нет рядом». К этому времени мы с ней понастоящему подружились. Пожалуй, даже слишком по-настоящему. — Ты уверен, что на самом деле гей, Кристофер? — постоянно спрашивала меня Деми. — Не хочешь изменить ориентацию ради меня?

Позже, когда я познакомился с Фарой Фосетт и мы стали общаться, она тоже задавала мне этот вопрос.

Не знаю, насколько всерьез они это говорили, но у меня действительно был опыт сексуального общения с женщинами, которые влюблялись в меня. Еще в колледже меня не раз пытались затащить в постель. Впрочем, успех ожидал немногих.

Но благодаря Деми журналисты начали задумываться над моими сексуальными предпочтениями.

Как-то в субботу вечером, когда я устраивал прием в «Атлантике», Деми приехала в сопровождении трех или четырех подружек. Как всегда, около одиннадцати мы освободили центр ресторана, диджей включил музыку, и мы все — в том числе и владельцы ресторана — танцевали до упаду. Все очень веселились.

Около трех ночи Деми, которая пить бросила, но повеселиться любила, убедила меня подняться на черную гранитную стойку бара и станцевать с ней.

Меня не пришлось долго уговаривать. Я вскочил на стойку, и мы начали танцевать. Деми стянула с меня рубашку, зашла сзади и в танце страстно прижалась ко мне.

Во время частных вечеринок мы всегда запирали двери и опускали плотные шторы, чтобы создавалось впечатление, что ресторан закрыт. Но по закону подлости той ночью одна из штор оказалась приоткрытой ровно настолько, чтобы предприимчивый папарацци сумел сделать снимок. Я этого не заметил.

На следующее утро я шел по Лос-Анджелесскому аэропорту, собираясь лететь в Нью-Йорк. Краем глаза я заметил свою фотографию на обложке «Нэшнл энкуаерер». Я подошел к киоску и понял, что украшаю собой еще и обложку «Стар».

На обеих обложках красовались наши с Деми снимки, когда мы танцевали на стойке бара в «Атлантике». Один из таблоидов снабдил фотографию кричащим заголовком: «Три утра. Никакого Брюса, никаких бюстгальтеров, никаких проблем». Второй заголовок был еще более броским: «Большая ночь Деми в обществе брата Мадонны».

Я был расстроен. Деми могла подумать, что все это устроил я, чтобы привлечь внимание к ресторану. Естественно, у меня и в мыслях этого не было. Я боялся, что Деми мне не поверит и перестанет мне доверять. Я был ни в чем не виноват. К счастью, Деми мне поверила.

Если бы не эта мысль, то я смог бы в полной мере насладиться неожиданной известностью. В течение одной недели моя фотография появилась на обложках «Энкуаерер» и «Стар». Несколько дней я чувствовал себя звездой, и мне это понравилось. В конце концов, я же был братом своей сестры.

5 июля 1997 года безумный убийца Эндрю Кьюненен застрелил знаменитого модельера Джанни Версаче. Убийство произошло перед особняком модельера на Оушен-Драйв в Саут-Бич. Мы с Мадонной были глубоко потрясены этим бессмысленным преступлением. Всего несколькими неделями позже мы с глубоким прискорбием узнали о гибели принцессы Дианы в Париже. Мы вспоминали, как преследовали папарацци наш кортеж в том же туннеле Альма. Мы поняли, что только Бог уберег нас тогда...

8 сентября 1997 года мы с Мадонной присутствовали на церемонии в память Джанни Версаче, которая проходила в художественном музее Метрополитен. Между Мадонной и Джанни всегда были чисто деловые отношения. Они не были близкими друзьями. Но мы решили отдать дань уважения его памяти и отправились на мемориальную церемонию.

Церемония проходила в храме Дендары. Зал был украшен великолепными белыми цветами. Мадонна прочла стихотворение, посвященное памяти Джанни. Элтон Джон и Уитни Хьюстон спели. На церемонии присутствовали многие супермодели — Стефани Сеймур, Кристи Тарлингтон, Хелена Кристенсен, Синди Кроуфорд, Наоми Кэмпбелл и Амбер Валлетта. Пришли также Донна Каран, Кэлвин Клайн, Том Форд, Ральф Лоран и Марк Джейкобе.

Речь произнесла сестра Джанни, Донателла. Это было ее первое публичное выступление после убийства. Она рассказала о том, какое сильное влияние Джанни оказал на нее и ее брата Санто. «К тому времени, когда Джанни позвал Санто и меня в свой мир, мы уже были его частью. Он позволял мне такое, от чего бледнела наша мать... Я улыбаюсь, вспоминая те приключения, какие выпадали на долю его младшей сестренки... Каждый раз Джанни просил меня сделать что-нибудь, что казалось просто невозможным. Я говорила, что не могу сделать этого, а он убеждал меня, что это мне по силам. Я пробовала, и у меня получалось. Он всегда был самым замечательным и необыкновенным человеком из всех, кого я знала. И он всегда был моим самым лучшим другом».

Слушая Донателлу, я не раз смахивал слезу. Почти то же самое я мог бы сказать о Мадонне — если бы не последние слова Донателлы: «Несмотря на то, что он был гением, рядом с ним никто и никогда не чувствовал себя малозначительным человеком. Он умел зажигать своим светом окружающих». Речь была очень трогательной. Я испытывал глубокое сочувствие к Донателле.

После церемонии она пригласила нас в свой особняк на Пятой авеню. Как и дом в Майами, пятиэтажный особняк Версаче на Манхэттене был выдержан в неоклассическом стиле — обилие позолоты и мрамора, черные мраморные полы, картины Пикассо на стенах. Дом выглядел очень формально. В нем трудно было расслабиться.

Мы с Мадонной присоединились к группе гостей в небольшом саду. Все расселись в кружок на прозрачные пластиковые кресла. Мадонна сидела справа от меня, а слева оказалась женщина, более всего напоминающая бомжиху. Мадонна шепнула мне, что эта бомжиха Лиза Мария Пресли. Я не поверил, но, присмотревшись, понял, что рядом со мной действительно сидит дочь Элвиса.

Потом появился Паваротти. Хотя его все узнали, он всё равно представился.

— Здравствуйте, я Паваротти, — объявлял он каждому из нас. — Здравствуйте, я Паваротти.

Пришла и Кортни Лав. Мадонна старалась держаться от нее подальше, потому что всегда считала Кортни сумасшедшей. Мы с Кортни немного поболтали, и она сказала:

— Наши с Мадонной отношения напоминают отношения между Джоан Кроуфорд и Бетт Дэвис. Я только не могу понять, кто из нас кто.

Я улыбнулся и пожал плечами.

Примерно в половине одиннадцатого Мадонна уехала. Она всегда ложилась спать ровно в одиннадцать. Я остался.

К этому времени Донателла переоделась из черного костюма в белые джинсы и белую рубашку. На ее лице не было слез, но все же она скорбела. Она присела рядом со мной, а потом извинилась и вышла.

Я поднялся наверх в ванную комнату.

Проходя мимо одной из гостевых спален, я увидел Кортни в бежевом шелковом мини-платье на тонких бретельках. На голове у нее, как всегда, творилось что-то невообразимое. Она печально сидела на кровати.

Кортни была совершенно одна. Я присел рядом с ней, и мы разговорились. Потом она достала пакетик кокаина — примерно на пол-унции.