Когда мы выступали в Детройте и Алек снимал за кулисами, я исполнял свои обязанности, но не снимал с Мадонны одежду и не промокал пот с ее тела. Алек просил меня вести себя, как обычно, но я категорически отказался одевать или раздевать ее перед камерой. Я был арт-директором и не хотел, чтобы родные и друзья считали меня костюмером родной сестры.
Самым сложным и неприятным моментом во время съемок фильма для Мадонны стала встреча за кулисами с Мойрой Мак-фарлин. Мойру пригласили специально, чтобы Алек мог снять их встречу с Мадонной. Если бы он не предложил, эта встреча никогда бы не состоялась, поскольку Мадонна всегда избегала подобного общения, особенно во время концерта.
С Мойрой Мадонна не встречалась с десятого класса. Перед встречей Мадонна на камеру рассказывала о своем детстве. Она сказала, что именно Мойра научила ее пользоваться тампонами и целоваться. Мойра категорически опровергла подобную честь. Мадонна пошла еще дальше, заявив, что они с подругой занимались и сексуальными экспериментами. Естественно, Мойра отказалась и от этого.
Встреча Мадонны и Мойры длилась недолго. Перед камерой Мойра чувствовала себя очень неловко. Она попросила Мадонну присесть, но Мадонна отказалась, сказав: «Сейчас я не могу, прости». Мойра сказала, что четыре года назад написала Мадонне письмо с просьбой стать крестной ее сына. Мадонна торопливо ответила, что помнит об этом, но что письмо пришло с большим опозданием. Тут Мойра сказала, что снова беременна и просит Мадонну стать крестной этого ребенка. Мадонна явно скривилась.
Мойра хотела назвать ребенка в честь подруги и попросила Мадонну заранее благословить девочку. И тут Мадонна просто утратила дар речи. Обычно с неловкими ситуациями справлялся я, а она только отдавала приказания. Ей стоило сказать: «Разберись с этим», и я был к ее услугам. До этого момента ей не приходилось пачкать руки, но с Мойрой этот номер не прошел.
Мадонна постаралась как можно быстрее закончить разговор, пообещала позвонить подруге, но была явно рассержена.
Мойра перешла границу дозволенного. Она поймала Мадонну на слове, чего та терпеть не могла, и камера зафиксировала это. Для Мадонны был важен только фильм, а чувства Мойры ее не волновали. Мне это показалось очень некрасивым.
Когда мы были в Понтиаке, мне позвонила Мелисса и сказала, что завтра утром Мадонна хочет побывать на могиле матери. Она спрашивала, хочу ли я пойти с ней. Я сказал, что обязательно пойду. Мелисса велела мне быть в вестибюле отеля к одиннадцати. Она ни словом не обмолвилась о том, что посещение могилы матери тоже станет частью фильма. Если бы я знал, то ни за что не пошел бы.
В одиннадцать часов я сел в лимузин. Моя сестра в черном топике и леггинсах уже сидела в машине. На ней были очень темные очки. Она была абсолютно спокойна. Я думал, что она очень устала после вчерашнего концерта. На самом деле она либо мысленно репетировала следующую сцену фильма, либо боролась с чувством вины. Впрочем, возможно, она занималась и тем и другим одновременно.
До кладбища в Бэй-Сити мы ехали около полутора часов. Лимузин съехал с пустой асфальтовой дороги на проселочную, которая, казалось, вела в никуда. Я смутно припомнил, как в детстве мы ездили по той же дороге. Мы с Мадонной давно не были на кладбище.
Мы въехали в кладбищенские ворота. Одна из створок слегка покачивалась от ветра. И вот мы уже на маленьком кладбище, которое показалось мне заброшенным и неухоженным. Надгробия были установлены очень беспорядочно. Мы с Мадонной полчаса искали могилу матери. А за это время подъехал минивэн, откуда вылезли Алек и остальные члены съемочной группы.
Я был в ярости. Сердце у меня отчаянно колотилось.
— Что, черт побери, они тут делают?
А ты не знал? — удивленно сказала Мадонна. — Они все снимают. Ты что, с ума сошла, Мадонна?
Я знал, что она не ответит, и пошел в сторону.
— Ну пожалуйста, Крис, не надо.
Я не останавливался. Мадонна бросилась за мной, потом остановилась. Даже она понимала, в чем дело.
Меня охватила безумная ярость.
Заработала камера.
Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы не вырвать камеру у оператора и не разбить ее о голову сестры.
А потом началось ее представление. Вся сцена вошла в фильм. В качестве звукового оформления была использована песня «Promise to Try», которую она написала сама.
Я прислонился к дереву, белый от злости. Мне оставалось только наблюдать за тем, что разыгрывает перед камерой сестра.
Сначала она бродила по кладбищу, делая вид, что ищет могилу. Потом положила букет на могилу матери, встала на колени и поцеловала камень.
Текст записывали позже, но она постаралась сделать так, чтобы я об этом не знал. Мадонна произнесла следующее: «Я не была на этом кладбище с детства. Мы были здесь после ее смерти. Смерть матери была для меня в детстве огромной тайной. Никто так и не объяснил, что с ней случилось.
О матери я помню только то, что она была очень доброй, нежной и очень женственной. Нет, я не знаю, но мне она всегда казалось ангелом. Впрочем, наверное, все пятилетние дети считают своих матерей ангелами. Я знаю, что она была очень религиозна.
Я никогда не понимала, почему ее у нас забрали. Это казалось мне несправедливым. Я никогда не думала, что она сделала что-то неправильное. Чаще всего мне казалось, что ее забрали, потому что это я плохо себя вела».
А потом наступил худший момент. Мадонна вздохнула: — Я все думаю, как она выглядит сейчас? Просто пригоршня праха!
Очень наигранно и театрально она прилегла рядом с надгробием матери.
— Я буду лежать здесь. Меня похоронят рядом, — объявила она.
Камеру выключили. Мадонна повернулась ко мне и сказала:
— Ну, теперь твоя очередь, Кристофер.
В ее голосе было все — легкость, уверенность. Для нее в этом поступке не было ничего необычного.
Они с Алеком ждали, что я подойду к могиле нашей матери прямо под объективами камеры. Я не мог этого допустить и заставил Алека убрать камеру в чехол.
Я повернулся к ним спиной и попросил оставить меня у могилы одного.
После долгих пререканий они наконец ушли и оставили меня. Только после этого я смог отдать дань памяти матери в относительной тишине и покое.
Я посидел возле ее надгробия, думая о том, что она рядом. С чувством глубокой печали я побрел к лимузину.
Мы вернулись в отель в полном молчании.
Той ночью я не мог заснуть. Меня глубоко ранило то, что сестра использовала могилу матери для съемок, а ее смерть — для своего шоу.
Я был в ужасе от того, на что готова Мадонна ради саморекламы и карьеры. Я боялся, что она больше не осознает никаких границ. Она была готова использовать ради рекламы все и всех. Все были лишь ступеньками на лестнице к успеху — в том числе и наша мать.
Если Мадонна и действительно горюет из-за смерти матери, эти чувства в ее душе давно погребены под ее чудовищным эго, давно стали частью ее легенды, ее суперзвездности. Может быть, сегодняшнее представление было способом справиться со своим горем... Может быть...