В целом, завершение турне никогда не вызывало у Мадонны никаких чувств. Расстраивались танцовщики, у которых возникала иллюзия, что им удалось с ней сблизиться, и что так будет всегда. Но в последние дни турне они постепенно начинали понимать, что когда все закончится, им больше никогда не встретиться с Мадонной лицом к лицу.

В первой сцене фильма Мадонна кажется очень задумчивой, тщательно подбирающей нужные слова. На самом же деле она всегда говорит то, что ей в голову придет, ни минуты не задумываясь. Но в картине она явно размышляет, что сказать дальше, и очень отчетливо произносит слова и фразы, словно заучила их наизусть.

Вот телефонный звонок отцу с приглашением прийти на концерт. «Послушай, я поняла, что давно с тобой не общалась. Надеюсь, у вас все в порядке. Я только не представляю, в какой день вы придете на концерт, в какой день... Ну, кто хочет прийти и когда?» Все это чистой воды постановка, снятая с разрешения нашего отца. В реальной жизни всем родственникам звонит помощница Мадонны Мелисса.

Вот еще один момент. Мадонна общипывает ромашку и задумчиво гадает на Уоррена — «любит, не любит». Это тоже было сделано на камеру. В тот период Мадонне уже не было никакого дела до Уоррена. Она никогда не ругалась с ним так, как в фильме, и никогда не называла его «своим пусиком». В реальной жизни она всегда была гораздо вежливее и уважительней. Уоррен с самого начала дал понять, что идея подобного фильма ему не нравится. Он не стал сниматься в нескольких сценах, хотя его участие и предполагалось. После того, как Мадонна тайно записала интимный разговор с ним, а потом сказала, что собирается включить его в фильм, он сообщил об этом своим адвокатам, и звонок пришлось вырезать.

Вот еще одна сцена фильма. 27 и 28 мая мы играли в Торонто на стадионе «СкайДом». Мы с Фредди Деманном узнали, что полиция может арестовать Мадонну за непристойное поведение. Я сообщил ей это известие. Вся сцена с начала до конца — чистая постановка. Режиссер велел мне говорить прямо на камеру, и я согласился, хотя и не хотел этого делать. На самом деле я сообщил об этом Мадонне только после концерта, а всю проблему решил самостоятельно.

Постановочными были и сцены в мичиганском «Паласе», где Мадонна выступала с 30 мая до 2 июня. Насколько я помню, Мадонна не позволяла Марти и своей подруге детства Мойре Макфарлин приходить за кулисы. Никогда не общалась она и с родственниками танцовщиков. Она была слишком сосредоточена на своем шоу, чтобы хотя бы отдаленно интересоваться чьими-то родственниками. В турне это просто невозможно.

Во время второго концерта в Детройте она заявила: «В мире нет другого такого места, как родной дом. Нет второго такого человека, как этот. Нет никого, как мой отец. Я готова целовать землю, по которой он ходит». Наш отец вышел на сцену, она низко ему поклонилась и предложила слушателям вместе с ней спеть ему «Happy Birthday». В этом она была совершенно искрения.

Отлично смотрелась в фильме сцена, где Мадонна читает стихотворение в честь своей помощницы Мелиссы Кроуи. Однако вскоре после турне Мелисса уволилась, потому что не могла больше выносить всего этого.

После того, как Мелисса уволилась, я хотел сохранить с ней дружеские отношения, но Мадонна категорически это запретила. Как только ее работники выпадали из обоймы, на общение с ними накладывался запрет на все времена. И любой, кто осмеливался общаться с изгнанниками, автоматически считался предателем.

Вот как проходило турне «Blond Ambition», с моей точки зрения.

Мадонна позвонила мне и сказала:

—Я собираюсь в турне и, разумеется, хочу, чтобы ты был моим костюмером. Но, думаю, ты должен заняться еще и оформлением сцены и вообще художественным руководством всего шоу.

Я не знал, что сказать.

— Ты оформил мою нью-йоркскую квартиру и дом на Ориол-Вей, так что и с моим шоу ты справишься.

Мне было приятно это слышать, но то, что я должен остаться ее костюмером, меня несколько разочаровало. Впрочем, по крайней мере, теперь я мог сказать друзьям, что являюсь арт-директором шоу Мадонны. Да и оплата моя составляла уже сто тысяч долларов — гораздо больше, чем я получил за два предыдущих турне.

На этот раз я должен был следить за костюмами, расписанием концертов, видом сцены и, конечно же, оставаться костюмером Мадонны. К этому времени все окружение Мадонны знало, что мое влияние заметно возросло. Когда им нужно было сказать Мадонне что-то такое, что они опасались сказать ей в лицо, они просили меня быть их посредником. В конце концов мне пришлось бесконечно передавать ей чьи-то слова.

До начала турне мы встретились с Готье и обсудили концепцию костюмов, в том числе и знаменитое бюстье. Готье прислал нам множество эскизов, и мы с Мадонной приняли окончательное решение. Затем бюстье и все остальные костюмы для шоу нужно было изготовить в трех экземплярах. Все швы были двойными. Костюмы, и особенно бюстье, шили эластичными нитями и всячески укрепляли. Укреплены были все бретельки. Все застежки заменили крючками или молниями, чтобы на сцене не возникло никаких неожиданностей.

Я полагал, что этот вариант песни «Like a Virgin» будет сниматься в обстановке гарема. Но костюм оказался слишком тяжелым, так как его пришлось расшивать золотыми нитями. Кроме того, все шесть вариантов этого костюма со временем заржавели до неузнаваемости.

Мадонна пела «Like a Virgin» на постели, застланной красным бархатом. По обе стороны от нее танцевали два танцовщика. В конце песни она очень убедительно имитировала мастурбацию. Мое отношение к этой сцене менялось от концерта к концерту. Я то хохотал как безумный, то с отвращением отворачивался. Я видел исполнение этой песни не менее пятидесяти раз, и каждый раз мне было трудно смотреть. Может быть, я и был арт-директором шоу, но все же Мадонна оставалась еще и моей сестрой.

Вместе с Мадонной я присутствовал на просмотрах танцовщиков. Хотя я давно научился держать язык за зубами, Мадонна все же интересовалась моим мнением о сцене и о конкретных танцовщиках. В этом турне ее «любимчиком» был Оливер Крамс. В фильме «В постели с Мадонной» она обращается с ним, как с ребенком. Каждый вечер после шоу они проводили вместе много времени, но мне неизвестно, вышли ли их отношения за пределы служебных.

За несколько дней до премьеры в Токио прилетел режиссер Алек Кешишян. Сначала ему пришлось нелегко. Мадонна позволяла ему снимать только то, что считала нужным, и с опаской относилась к посторонним. В конце концов он обратился ко мне за советом, как общаться со звездой.

Вкратце я сказал ему следующее: «Тебе не удастся просто приходить и делать свое дело. Входить нужно осторожно. Сначала ты должен понять настроение Мадонны. Смотри на ее лицо. Здоровайся и думай, каким тоном она тебе ответила.

Если она скажет: «Привет, как дела?», это лучше, чем если она ограничится одним только «привет». Если она не смотрит на тебя и даже не здоровается, значит, тебе не повезло. Никогда ни на чем не настаивай. Постарайся сделать так, чтобы она считала, что все твои идеи исходят от нее самой».

Алек серьезно отнесся к моим советам. Мадонна почувствовала себя с ним спокойно и дала ему почти полную свободу. Теперь он мог снимать все. Даже больше, чем было нужно.

В турне Мадонна всегда пыталась относиться к танцовщикам так, словно они были ее родными. Она даже называла себя их «матерью», впрочем, иметь такую «мать» было очень нелегко. Мадонна приближала танцовщиков к себе настолько, чтобы они становились абсолютно преданными ей людьми. Это было для нее полезно. Однако ни об искренней любви, ни о заботе речи не было. Иногда она напоминала мне Джоан, которая умела справляться с нашей не поддающейся контролю семьей.