Несколько минут спустя Камбер искоса взглянул на сына и угадал напряжение в каждой клеточке его тела. Разговор предстоял нелегкий, Йорам никак не мог к нему подступиться. Каково священнику обсуждать процедуру рукоположения в епископы лица самого низкого Духовного звания? А лицо это – его собственный отец. Оба не знали, чем кончится церемония, но были обречены на нее. Выбора не было.
Камбер посмотрел на сына, Йорам поднял голову, встретил его взгляд и снова уставился в свой бокал. Набрал полные легкие воздуха и решился.
– У нас не было возможности поговорить раньше. Так? Камбер глядел в сторону, на парок над вином, – Йораму легче говорить, не видя его глаз.
– Не было. Я надеялся провести этот день с тобой, но… Он пожал плечами устало и безнадежно, и Йорам перевел взгляд на огонь в камине.
– Я знаю, Синил… – Йорам колебался – Скажи, ты много думал о завтрашнем дне? Камбер скрыл улыбку.
– Если после стольких лет ты научился понимать меня хоть немного, должен был не сомневаться, что мысли о завтрашнем дне в последнее время не покидали мой мозг, – негромко ответил он. – Я тоже нервничаю, сынок. Просто не вижу способа отказаться от того, что должен совершить.
– Может, ты прав. – Глаза Йорама скрылись под белесыми ресницами. – Наверное, это неизбежно. Но тебе не приходило в голову искать и другие пути? Что если не придется строить решительно все на лжи и обмане.
– Как это?
– В твоей власти узаконить свой статус.
– Каким образом? – прошептал Камбер.
– Приняв священнический сан, – ответил Йорам, обратив к отцу умоляющий взор. – Сделай это сейчас и завтра ты войдешь в собор с чистой совестью. Ты можешь! Видит Бог, мы часто разговаривали об этом раньше. Еще в юношестве ты стал диаконом. Уже много лет ты вдовец. У тебя есть право на священство. Уверен, что в подобных обстоятельствах Энском сказал бы то же самое. – Энском?
Камбер глубоко вздохнул и выдохнул, унимая стук неистово забившегося сердца, когда смысл слов Йорама проник в глубины его существа.
Быть священником, а не прятать под облачением пустоту. Эта мысль взбудоражила и одновременно напугала. В глубине души он всегда носил надежду когда-нибудь дать священные обеты. Его монастырское обучение сказалось на нем значительно сильнее, чем он сам раньше думал.
Но это было в прошлом, когда он еще был самим собой, а Алистер Каллен жил. Имел ли Камбер Мак-Рори, присвоивший облик другого, смелость приблизиться к алтарю Господнему и просить о даровании священного сана?
Решится ли он совместить святое служение и греховный обман?
Может ли позволить архиепископу Энскому, примасу Гвинедда и давнишнему другу, надеть на него епископскую митру? Если заранее раскрыться Энскому и добиться его согласия, он тоже ввергнется во грех, либо оттолкнет лжеца и предаст публичному позору. Так скорее всего и будет.
Значит, остается довериться судьбе и никак не влиять на течение событий. Что тогда? Он, не став священником, получает епископство и, чтобы скрывать обман, совершает таинство святой веры и отправляет требы – то, что Богом предназначено только священнослужителям, но никак не диаконам.
Выбор у него невелик: жить под бременем преступного обмана или послушаться Йорама.
Глава 15.
Хвалите Господа, все народы, прославляйте Его, все племена.
Псалтирь 116:1
Потрясенный, Камбер вернулся к действительности, чувствуя на себе взгляд сына и не зная, сколько времени провел в своем внутреннем мире.. Его; пальцы сдавили бокал, едва не ломая его, ни с того ни с сего в голову пришло, как он будет выглядеть на завтрашнем посвящении с забинтованной рукой, если бокал все-таки лопнет.
Он заставил себя ослабить хватку и поставил бокал на пол рядом с собой. Перевел дух и взглянул на Йорама.
– Определенно, ты выбил меня из колеи. Казалось, больше не придется ломать голову над тем, с чего ты начал. Мы не можем не пройти завтрашней голгофы, это ясно. Не знаю, имею ли право подвергать Энскома и его веру испытанию, но если ан, узнав правду обо мне, откажет в помощи, его не в чем будет упрекнуть.
– Неужели ты думаешь, что он не поймет? – робко спросил Йорам. – Я знаю, что он достойнейший, а ведь вы с ним давние знакомые.
Камбер опустил глаза, поглаживая изгибы резьбы на ручке кресла.
– Ты и меля знаешь достаточно хорошо, сынок. Ив конце концов ты, разумеется, прав. Священный сан и то, что за ним стоит, значат для меня слишком много, чтобы отказываться от этой воистину высокой магии. – Он поднял голову и улыбнулся. – Я просил его когда-нибудь посвятить меня, но это все откладывалось. Думал, вот дети подрастут, вот Катан повзрослеет, чтобы принять заботы о графстве. Тогда уж… А теперь Катана больше нет. Его сын и наследник совсем дитя. – Он вздохнул. – А мы здесь и сейчас, и я, подобно Синилу, должен научиться жить с тем, что вынужден был выбрать.
Йорам на мгновение отвел глаза, потом снова посмотрел на отца.
– Значит, ты поговоришь с Энскомом?
– Думаю, да. Я хочу еще немного повременить и, если ты выяснишь, нет ли поблизости Риса и Эвайн, я буду очень признателен. Вы трое будете моими свидетелями в случае согласия Энскома. – Камбер несколько минут стоял неподвижно, глядя на огонь, умирающий в камине, потом перешел в молельню. В комнатке горела только красная лампада, и, зажигая свечи на алтаре, Камбер улыбался с наивной радостью простолюдина.
Нет, не надо никаких деринийских премудростей и ухищрений, он примет решение с чистой и ясной душой.
Опускаясь на колени у аналоя, он прикрыл глаза руками и несколько минут успокаивался, углубившись в слова молитвы, внутренне собираясь для важного шага.
Сомнения не покидали. Все ли последствия учтены? Стоило покопаться в себе, обратиться к памяти Алистера, добраться до границ подсознания. Камбер легко расстался с реальностью – переход в трансцендентное состояние был освоен им еще в юности.
Когда он вернулся и поднял голову, свечи на алтаре стали на целый дюйм короче. Задуваемое сквозняком пламя колыхалось и мерцало. Сверху, с креста из дерева и слоновой кости, на него с состраданием взирало ясное лицо Спасителя.
Камбер склонил голову набок, пытаясь заглянуть под прикрытые веки, и недовольно скривил губы, как делал это ребенком, потом улыбнулся и капитулировал. Ему показалось, будто лицо на распятии осветилось ответной улыбкой или свечи разом моргнули.
Все равно добрый знак. Он пойдет к своему старому другу Энскому. Откроет правду и положит ее к ногам того, кто одновременно был ему братом и духовным отцом. А потом, если Энском согласится, примет священный сан. Только так можно пройти посвящение в епископы.
Плохо сознавая, что произойдет дальше, Камбер стучал в дверь Энскома. Он дышал с натугой, во рту пересохло, руки судорожно подергивались. Рядом, с факелом в руках, стоял монах-михайлинец.
Что думал о нем этот брат, заметил ли его состояние? Камбер молился, чтобы монах приписал его нервозность естественному волнению кандидата в епископы. Тишина за дверью делалась невыносима.
Потом в нее ударил кулак монаха, а он сбивчиво бормотал что-то о том, что слух у архиепископа сдает, уже не тот, что прежде.
Камбер замер с рукой, занесенной над дверью, – с другой стороны двери отодвигали засов. Отворил сам Энском. Растрепанный вид и заспанные глаза говорили о том, что он только что покинул постель.
– Прошу прощения, что тревожу вас в такое время, ваша милость, – заторопился Камбер.
– Алистер? – в голосе архиепископа звучало сонное недоумение, – Я полагал, вы давно в постели. Что-то не так?
– Не мог заснуть, ваша милость, мне нужно исповедаться. Вы не могли бы…
– Исповедать вас? – Энском оглядел бывшего викария и посмотрел ему в глаза, сон слетел с него. – Мне казалось, что у вас есть свой духовник-михайлинец, святой отец. Он что, в отсутствии?
Камбер отвел взгляд и вкрадчиво отвечал: