– Ума не приложу, сэр, как это вышло, – причитала Лиззи. – Я не хотела…

– Зато я отлично знаю, как это вышло, – прогремел лорд Бризли. – Когда у прислуги кривые руки, у хозяев, как правило, чайные сервизы тают на глазах! Стоимость чашки будет удержана из твоего жалованья! А теперь проваливай с моих глаз долой!

Лиззи Хопкинс ушла, давясь слезами, а кухарка Доркас, бывшая свидетельницей этой сцены, бросила на хозяина взгляд, яснее ясного говоривший «Чтоб ты сдох, старый хрыч!»

Нужно признать, что подобное пожелание (правда, в различной стилистической аранжировке) мысленно или вполголоса посылали все обитатели Бризли-Холла его хозяину хотя бы раз в день. Лорд Бризли был исключительно неприятным человеком, и одной из его многочисленных неприглядных черт была склонность в минуты недовольства поминать герцога Веллингтонского.

– Куда это подевался мой монокль! По-видимому, его спёр герцог Веллингтонский! (Своему камердинеру)

– А что, герцог Веллингтонский объявил сегодняшний день выходным? (Садовнику, присевшему на пять минут глотнуть из термоса чаю)

– Двадцать пять фунтов за платье! И кто, по-вашему, будет оплачивать этот счет – герцог Веллингтонский? (Супруге, леди Бризли)

– Куда это вы так вырядились? Неужто на свидание с герцогом Веллингтонским? (Дочери, мисс Энн Бризли)

В устах лорда Бризли герцог Веллингтонский выходил совершенно парадоксальной фигурой: он, с одной стороны, был виновен во всех случаях поломки или уничтожения домашней утвари, а с другой – служил недосягаемым идеалом и беспристрастным судьей. Все домочадцы давно уже свыклись с незримым присутствием великого полководца, однако вряд ли кто-то мог предвидеть, что присутствие это однажды может стать зримым.

Вот как это было.

18 октября, сразу после обеда, лорд Бризли вошел в библиотеку, чтобы выкурить сигару и просмотреть вечерние газеты, однако последних не обнаружил. Открыв дверь так, чтобы камердинер и дворецкий могли слышать, лорд Бризли громко спросил у книжного шкафа:

– Интересно, и где же газеты?! Видимо, их съел герцог Веллингтонский!

– Совершенно верно, – прозвучало за спиной лорда Бризли.

Сомнений быть не могло – в библиотеке был кто-то еще! Лорд Бризли испуганно подпрыгнул, выронил сигару и монокль, и медленно обернулся. Увиденное заставило хозяина Бризли-Холла всплеснуть руками и грузно осесть на пол возле одного из книжных шкафов: в кресле у камина, удобно положив ногу на ногу, сидел герцог Веллингтонский и с аппетитом дожевывал газетный лист.

– Добрый вечер, дражайший лорд Бризли! – сказало привидение. – Вы столь часто упоминали меня, что я решил самолично нанести вам визит! Вы рады?

– А… ы… – лорд Бризли, издавая бессвязные курлыкающие звуки, кое-как поднялся на четвереньки и дополз до ближайшего кресла.

– Вижу, что рады, – констатировал герцог Веллингтонский. – Нет-нет, не стоит тянуться к звонку – кроме вас, меня никто не увидит, дорогой лорд. И если вы станете настаивать, что видели меня во плоти, сидящим в вашей библиотеке и жующим ваши газеты – сами знаете, где вы окажетесь очень скоро. Не скрою, такой поворот устроил бы многих в Бризли-Холле. Но вряд ли он устроит вас, не так ли?

Лорд Бризли открыл рот и, не издав ни звука, закрыл его.

– Ну, вот. Так-то лучше, – сказал герцог Веллингонский и откинулся на спинку кресла так, словно собирался продекламировать стихотворение. Но декламировать не стал, а вместо этого высказал следующую мысль:

– Мне кажется, мой дорогой Бризли – вы же не против, если я стану так вас называть? – так вот, мне кажется, что вам необходимо в корне менять стиль вашего общения с домочадцами. В противном случае я стану сопровождать вас ежеминутно и сделаю вашу жизнь невыносимой – почти так же, как вы сделали невыносимой жизнь ваших родственников и ваших слуг!

Лорд Бризли вжался в кресло и дрожал мелкой дрожью, постукивая зубами.

– Ну-ну, – примирительно сказало привидение, – не стоит так пугаться. На самом деле, быть любезным и великодушным не так уж и сложно. Вы справитесь! Я в вас верю. Итак, удачи вам, а мне уже пора откланиваться – я слышу шаги в коридоре!

И действительно, к библиотеке кто-то приближался. Герцог Веллингтонский сделался прозрачным и медленно растворился. В тот момент, когда он полностью исчез, в библиотеку вошел дворецкий Лиддл.

– Вечерние газеты, сэр, – почтительно склонившись, сказал он. – Прошу меня простить за задержку, сэр, но почтальон принес их только сейчас…

Дворецкий стоял с обреченным видом, готовый получить порцию брани с неизменным поминанием герцога Веллингтонского, однако, к своему изумлению, услышал нечто прямо противоположное:

– Ну что вы, Лиддл, какие пустяки, – и лорд Бризли растянул рот в подобие улыбки. – Можно подумать, герцог Ве… я хотел сказать – ничего страшного, если я прочту «Таймс» на полчаса позже заведенного времени. Думаю, это не потрясет основы, хе-хе…

– Да, сэр, – суконным языком промямлил ошеломленный дворецкий и вышел вон.

В течение последующих дней обитатели Бризли-Холла только и делали, что удивлялись переменам в характере хозяина дома.

Так, леди Бризли неожиданно получила в подарок от мужа чек на пятьдесят фунтов, врученный со словами «Я думаю, дорогая, что вам надо развлечься и… э-э-э… обновить ваш гардероб».

Мисс Бризли также получила чек на круглую сумму и – что ее порадовало особенно – разрешение выезжать в Лондон на отцовском «Бентли».

Камердинер и дворецкий получили по коробке прекрасных сигар и одну бутылку виски на двоих.

Садовник получил пачку настоящего индийского чая и разрешение делать два получасовых перерыва в течение рабочего дня.

А служанка Лиззи, получая свое еженедельное жалование, обнаружила, что из него не было вычтено ни пенни, каковой новостью она тут же и поделилась с кухаркой Доркас. «Хм, тут не обошлось без герцога Веллингтонского, помяни мое слово», – сказала Доркас, как всегда, прозревая истину.

Маленькая Милдред Берри ужасно боялась темноты, и никто не мог с этим ничего поделать. Родители сочиняли для Милдред истории про Добрую и Нестрашную Темноту, которая живет в детской и послушным детям показывает самые увлекательные сны на свете. Бабушка и дедушка дарили Милдред книжки, в которых рассказывалось про храбрых девочек и мальчиков, которые отважно спали в полной темноте и за это получали в подарок куклу, модель корабля, самокат, щенка или котенка. Милдред не имела ничего против того, чтобы получить в подарок щенка, но бросаться ради этого в пасть Темноте она не собиралась.

Каждый вечер повторялось одно и то же: мама укладывала Милдред в постель и готовилась выключить свет, но тут начинался концерт:

– Нет, нет, мамочка, пожалуйста, не выключай!

– О, Милдред, ну не начинай снова! Как же ты заснешь, если я оставлю свет?

– В темноте я тем более не засну! Там чудовища!

– Ну, полно, детка, ты же уже большая!

(Это было особенно несправедливо: когда шестилетняя Милдред просила родителей купить ей пони, они говорили, что для пони она еще слишком маленькая. А для Страшной Темноты, значит, уже вполне большая?)

– Там чудовища! Чудовища!

– Ну, какие чудовища? Где?

– Везде! Под кроватью, за шторами, в гардеробе, за креслом, в умывальнике…

– Ладно, довольно, Милдред. Я оставлю открытой дверь.

Тем всегда и заканчивалось – мама оставляла дверь в коридор открытой, и так немного света попадало в детскую. Но темные неосвещенные углы все равно таили массу опасностей.

О каких чудовищах говорила Милдред? О, это была целая бандитская клика! Под кроватью жил мистер Трилобит. (Это слово Милдред как-то услышала от папы и решила, что так может называться только чудовище; вспомним, как выглядит трилобит – и согласимся, что Милдред была недалека от истины!) Трилобит никогда не сидел на месте – все время елозил, шуршал и скрипел половицами. Иногда он утаскивал под кровать тапочки Милдред, и утром их никак не удавалось выудить!