Бакстер подлил еще немного кленового сиропа, который не имел ничего общего с кленовым сиропом в Лас-Вегасе, на свои блинчики с орехами макадамиа и отправил большой липкий комок в рот. Он огляделся и заметил Реджи, который, растолкав очередь у шведского стола как настоящий профи, возвращался с тарелкой, на которой возвышались груда сосисок и омлет.

— Ты что, уже в четвертый раз ходил за добавкой?

Реджи сел и ухмыльнулся:

— Поход номер пять.

Бакстер удивленно приподнял брови:

— Нуты даешь, чувак! Как в тебе только умещается столько еды?

Реджи снова улыбнулся:

— Все дело в очередности. Необходимо соблюдать последовательность. Таков секрет. А также не надо торопиться. Если станешь слишком быстро есть, то буфет выиграет.

— Буфет выиграет?

Реджи положил вилку и глотнул кофе.

— Все платят одинаково — двадцать долларов, верно? За все, что можешь съесть?

— Двадцать девять.

— Да черт с ним. Двадцать, тридцать, не имеет значения. Куда важнее то, что ты должен постараться съесть больше, чем на двадцать девять долларов. Иначе буфет выиграет.

— Просто гора жрачки.

Реджи согласился:

— Необходимо подойти к делу с научной точки зрения. Легко, когда перед тобой стейк или лобстер, потому что от тебя требуется только одно — схватить тарелку с жарким «море и суша», два в одном, и — бинго! Ты выиграл. Но если имеешь дело с завтраком типа «шведский стол», следует действовать поочередно. Тут уж никак не получить бекон и яйца за тридцатку в одну тарелку. Необходимо придумать систему.

— Ты и впрямь придумал? У тебя есть система?

— Само собой, мужик. — Реджи сел на своего конька. — Прежде всего пропускай фрукты. Они дешевые.

— Но ведь они полезны для здоровья.

— Дома съешь. Это же шведский стол!

Бакстер кивнул:

— Ладно. Никаких фруктов.

— Во-первых, я налегаю на выпечку. Правда, никаких пирогов, если только они не супервкусные. Я лучше съем парочку булочек с корицей или какие-нибудь плюшки с кофе и приведу свою пищеварительную систему к готовности.

— Ладно, блюдо номер один. Обойдется примерно в четыре-пять долларов.

— Правильно. Потом я перехожу на что-нибудь вроде вафель. Бельгийские — мои самые любимые.

— Но тогда потребуются фрукты.

Реджи кивнул:

— Согласен, но они идут в виде соуса.

— Все равно фрукты.

— Ладно, но есть еще взбитые сливки.

Бакстер кивнул:

— Блюдо номер два.

— Иногда я беру блинчики вместо вафель. Кстати, как тебе эти?

Бакстер взглянул на внушительные круги жареного теста, смешанного с орешками макадамия.

— Ничего, только орехов много.

— Вафли хороши за семь-восемь долларов. А теперь перехожу к главному. Обычно я останавливаюсь на яйцах-пашот «Бенедикт» или омлете. Что-то в этом роде. Главное, поменьше мяса. Понимаешь, что я хочу сказать?

— Третье блюдо — яйца.

— Как правило, да.

— Во сколько все это обойдется?

— Так, десять долларов на омлет, прибавим одиннадцать за первые два блюда, и вот мы приблизились к двадцати одному доллару.

— Ты уже близок к лимиту.

Реджи кивнул, пока набивал рот яйцами и осторожно пережевывал. Наконец проглотил и глотнул кофе, прежде чем продолжить.

— Теперь в зависимости от меню блюдо номер четыре — мясо. Бекон или сосиски.

— Сосиски в каком виде?

— Чувак, не имеет значения. Сгодятся любые.

Бакстер кивнул. Реджи продолжил:

— Иногда есть превосходные ребрышки, стейки, большой окорок или что-нибудь еще. А это значит, что ты берешь небольшое ребрышко и затем возвращаешься за беконом и сосисками. Вот как мне удалось получить сегодня пять блюд.

— Думаю, ты обул буфет.

— Мне сначала надо съесть все это, приятель.

Сказав это, Реджи принялся заталкивать в рот омлет и жирное мясо.

Джек Люси с грохотом, мучительно отдававшемся во всем теле, шел в свой кабинет. Преодолел две чертовые ступени, которые этот идиот, его сын, не заменил на долбаный пандус, и прошел по коридору. Джеку было не до вида, не до восхищений пышными кучевыми облаками, застилавшими горизонт. Он проковылял мимо Стэнли — ходунок издавал звук, смахивавший на звон цепи, сковывавшей ведомых на рынок рабов, — и наконец добрался до двери в выделенный ему кабинет. Джек совсем расклеился, к тому же у него расстроился желудок. Утром он почти час просидел на унитазе, отчего и пребывал теперь в мрачном настроении. С тех пор как он заказал Киту убийство этого, мать его, самоанца, его желудок совсем слетел с катушек: сегодня он раздувается, наполняется газами и взрывается, а завтра забивается, как раковина от клочьев волос.

Старик повернулся и посмотрел на Стэнли, который сидел за своим столом и читал толстенную книгу.

— Какого хрена ты там делаешь?

Стэнли оторвался от книги:

— Привет, пап. Как у тебя дела?

— Это что, Библия?

Стэнли заложил рукой книгу в переплете из искусственной кожи и ликующе улыбнулся отцу:

— Это «Книга Мормона».

Джек оторопело уставился на сына:

— Что?

— Откровения, ниспосланные Джозефу Смиту, пророку, для блага всего человечества.

Джек не знал, что и сказать. Ноги внезапно стали ватными. Ему срочно надо было присесть.

— Почему ты читаешь такое?

— Интересно.

Джек увидел кресло и тяжело опустился в него, причем шум получился громче, чем ему хотелось бы.

— Ты же никогда раньше такими штуками не интересовался.

— Да, конечно. Но я встретил очень милых людей в культурном центре, и они мне рассказали о мормонах.

— В том полинезийском центре?

— Да. Ты должен сам прийти и посмотреть. Он великолепен. Мог бы посмотреть на характерное для здешних мест каноэ, оснащенное специальными аутригерами для придания устойчивости.

— Что, у них там и мормоны есть?

Стэнли кивнул, на лице появилась довольная улыбка. Такая улыбка свойственна человеку, чья духовная жажда утолена. Джек, напротив, не чувствовал душевного спокойствия, радоваться тоже как-то не хотелось: его челюсть отвисла точно задний откидной борт грузовика, раскачивающийся на проушинах. Он просто не верил своим ушам. Почему во всем мире одного его угораздило заиметь сына, который связался с культом каких-то… — Джек даже не смог произнести вслух эти слова.

— Полинезийские мормоны?

— Все мы грешники. Даже полинезийцы. Но это не так уж страшно. Так мы учимся.

Джек был из Лас-Вегаса, и больше всего он ненавидел всяческие проповеди. Неудачники с разных концов света гуртом валили в Лас-Вегас, спускали в казино все до копейки, пили, шлялись по проституткам, а потом — возможно, вследствие солнечного удара — обретали Бога и начинали проповедовать на каждом углу. Такие никогда не говорили: «Я неудачник и, чтобы оправдаться в собственных глазах, только и могу, что грозить вам грядущими адскими муками». Нет. Они правду на дух не переносили. Обвиняли кого угодно, только не себя. Да Джека мутить начинало от их нравоучений. Само собой, все мы грешники. Грешники, простофили и развратники. Эка невидаль. Добро пожаловать в этот ублюдочный мир. Джек посмотрел на Стэнли и переспросил, стараясь говорить как можно менее язвительным тоном:

— Правда, что ли?

— Святая правда. Бог послал нас на землю учиться и искупать свои грехи, делая этот мир лучше.

— Такой Бог и впрямь по тебе. Уж в чем-чем, а в самосовершенствовании он толк знает.

Стэнли, видимо, обиделся:

— Я и не надеялся, что ты поймешь.

Джек оглядел сына с ног до головы. Первым его желанием было вырвать «Книгу Мормона» из рук Стэнли и настучать ею по бестолковой голове сына. Но потом, подобно большинству родителей, узнавших, что их дети занимаются чем-то, на их взгляд, неправильным, Джек успокоил себя мыслью о том, что это, пожалуй, просто мимолетное увлечение.

— Ну так ты теперь, значит, мормон?

— Меня пока еще не крестили.

— А я думал, это баптисты крестят.

— Крещение — не что иное, как обещание, данное Христу. Все христиане практикуют этот ритуал.