Сид вставил обойму обратно в пистолет.
— Лучше умру, чем позволю им украсть у нас работу.
— А Джозеф говорит, что, наоборот, работы станет больше.
Сид вздохнул:
— Он не понимает. Вы, молодежь, совсем в жизни не разбираетесь.
Уилсону вдруг расхотелось пить пиво. Он поставил бутылку на стол, не сводя глаз с отца, который сокрушенно покачал головой и погладил пистолет.
— Ты скажешь мне что-то, что я не знаю?
— Когда капитан Кук высадился на этой земле, он возомнил себя богом. Он пожелал, чтобы мы пали ниц и целовали его ноги. И знаешь, что мы сделали? Мы его убили. Просто забили его дубинками и насадили на копья, как какую-нибудь мелкую рыбешку, моану. А теперь хяоле продолжают приезжать сюда и ведут себя так, словно они дерьмовые короли. Понимаешь, к чему я веду? Я считаю, что нам следует всех их, как и Кука, отправить к праотцам.
С этими словами Сид поднялся и засунул один из пистолетов за резинку своих спортивных штанов.
— А сейчас я собираюсь достать патроны.
Встреча с Фрэнсисом все только усложнила. Джозеф покинул продюсерскую контору в состоянии, близком к ступору, у него все внутри дрожало от только что состоявшегося разговора. Было такое чувство, словно он оказался главным героем одной из фантастических серий «Сумеречной зоны». Хотя Джозеф заявился без предупреждения, продюсер, казалось, обрадовался его приходу. Как замечательно, что он зашел. Джозеф расслабился от такого радушного приема. Ему и хотелось, чтобы беседа носила неофициальный характер. Разговор начистоту, как мужчина с мужчиной. Никаких угроз. Никаких скрытых запугиваний.
Джозеф рассказал продюсеру об устоях жизни их маленького сообщества, о том, как тяжело сводить концы с концами в одном из самых дорогих городов в мире, насколько сложившаяся местная экономическая система важна для них, особенно если учитывать наводнение рынка японцами, китайцами и голландцами, выкупающими значительные участки недвижимости, пытаясь поглотить весь остров. Он даже предпринял попытку воззвать к духовным устремлениям продюсера — в конце концов, тот приехал не откуда-нибудь, а из Калифорнии — и сказал ему, что вспомогательный персонал на съемочной площадке, целиком состоящий из гавайцев, пользуется особым благоволением островных богов.
Продюсер — он попросил звать его Фрэнсисом — внимательно слушал. Он пристально смотрел в глаза Джозефа, казался полностью поглощенным разговором, кивал в знак согласия и понимания. И парень пребывал в абсолютной уверенности, что все идет как по маслу.
Продюсер ответил Джозефу, что он и сам предпочел бы задействовать местных. Так гораздо проще получить разрешение на съемки и размещение актеров, а также заручиться поддержкой полиции, когда власти будут знать, что именно их собратья-горожане получат выгоду. Продюсер сказал, что может позвонить руководству и состряпать какую-нибудь историю о беспокойстве в умах местного населения или о политическом давлении или, возможно, найдет способ удалить тех, других парней, со сцены. Вот только сделать это будет непросто. Ему придется рискнуть собственной задницей.
Потом Фрэнсис пристально взглянул ему в глаза и спросил, готов ли он, Джозеф, рискнуть своей задницей. Его точные слова: «Если я рискую своей задницей, то, надеюсь, вы сделаете то же самое».
Джозеф сразу даже не понял, что он имел в виду. Он что, намекает на скидки? Хочет получить взятку? Именно с этой минуты беседа приняла странное направление.
Продюсер встал из-за стола и двинулся к нему. Джозеф сразу же увидел, что продюсер возбудился: материя его брюк натянулась как летняя палатка.
Фрэнсис пристроился рядом с Джозефом и сказал:
— Я очень хочу тебя трахнуть.
Джозеф едва сдержал готовый сорваться с языка резкий ответ. Он глубоко вздохнул и постарался сохранить спокойствие. Дело было вовсе не в его отношении к гомосексуализму — Гавайи в этом плане являлись весьма свободомыслящим штатом, — его больше обеспокоила сложившаяся ситуация quid pro quo — «дашь на дашь». Он оказался в положении проститутки.
Продюсер продолжал давить. Это же так просто. Он устроит славный ужин, закажет суши, каких-нибудь напитков, достанет «экстази», если Джозеф захочет. Ему не придется ничего делать, только сказать «да». Джозеф еще не знал, как выкрутиться, поэтому решил выиграть для себя немного времени. Он сказал продюсеру, что, возможно, так ведутся дела в Лос-Анджелесе, но на Гавайях все устроено несколько иначе. Тем не менее он готов, в интересах их сообщества и ради сохранения местной экономики, обдумать предложение. Он и правда не знал, что еще сказать в подобной ситуации.
Фрэнсис почти плясал от радости. Всю свою сознательную жизнь он видел, как режиссеры используют старый добрый способ затащить в свою постель молоденьких актеров и актрис, щедро суля им роли. Ему довелось порядком насмотреться на административных шишек, совокупляющихся с агентами будущих звезд. Он видел много примеров того, как красивые молоденькие мальчики и девочки, занимающиеся черной работой на задворках киношного мира, прокладывают собственным телом путь наверх, к вице-президентским креслам. А Чад? Если он продолжит свою секс-карьеру в том же духе, то, глядишь, через пару лет заделается главой какой-нибудь киностудии.
Но сам Фрэнсис никогда не прибегал к такому способу заполучить себе партнера. Он никогда не решал проблемы посредством секса. Да он ни разу в жизни не менял секс на что-нибудь еще. А теперь… почему бы и нет? Сама мысль об этом казалась довольно заманчивой. Сейчас он пребывал на стороне сильных мира сего, и если все пройдет как задумано, очень скоро он подомнет под себя этого смышленого гавайского красавчика.
Фрэнсис промурлыкал веселый мотивчик и похотливо крутанул бедрами. Потом двинулся к двери «лунной походкой» Майкла Джексона и взялся за ручку, изобразив размеренные движения робота.
Его даже слегка испугал подобный всплеск эмоций.
Фрэнсис резко распахнул дверь и увидел свою помощницу. Молнией промелькнула мысль о том, что сегодня просто его счастливый день. Девушка изогнулась всем телом, доставая папку из верхнего ящичка картотеки. Ему понадобилось сделать над собой нечеловеческое усилие и собрать всю волю в кулак, чтобы не подойти и не вонзить свой член в ее попку. Фрэнсис застыл в дверном проеме, в голове крутилась танцевальная мелодия, эрекция, казалось, вот-вот разорвет в клочья его брюки, изо рта потянулась тонкая струйка слюны. Боже, он ее хотел. Чем дальше, тем больше он видел в ней воплощение своих фантазий о молоденьком юнге. Интересно, а если попробовать устроить тройную вечеринку с ней и тем великолепным гавайцем? Фрэнсису мысль показалась просто блестящей. Как знать, возможно, приглашение самой что ни на есть настоящей девчонки в их постель поможет окончательно решиться Джозефу, который, несомненно, гетеросексуал.
От продюсера не укрылось и то выражение лица, с которым его помощница смотрела на выходящего Джозефа. Такое же, как у него самого. Жаждущее.
Ханна сидела за кухонным столом, проверяя стопку школьных сочинений. Она с головой ушла в работу, вооружившись красной ручкой и черкая замечания на полях, в то время как Джозеф промывал филе опакапаки и затем просушивал его бумажным полотенцем. Он вытянул рыбу на руках так, чтобы на нее падал свет.
— Ну и что ты думаешь?
Ханна подняла голову:
— О чем?
— Об этой опакапаке.
Она пожала плечами:
— Это ты у нас повар. Не сомневаюсь, что получится так, что просто пальчики оближешь. Все, что ты готовишь, — объедение. — Слова Ханны показались Джозефу слегка суховатыми, как будто она говорила о чем-то само собой разумеющемся.
— Ты и впрямь так считаешь?
Ханна кивнула:
— Тебе нет необходимости спрашивать мое мнение. Ты и сам знаешь, что хорош. Однажды прославишься. Может, у тебя даже будет собственная программа на телевидении.
— Не будет, если я останусь здесь.
Ханна состроила гримасу и вернулась к своей работе.
— Сейчас я не хочу обсуждать это.