Учитывая все вышесказанное, было бессмысленно подвергать сомнению показания мистера Плейфера. Его видели не только танцующим вальс и фокстрот, но и во время перерыва. В час двадцать восемь минут или около этого он видел мисс Грейль живой. В два она была найдена мертвой. В течение этого времени никто не входил в гобеленовую гостиную. Из чего следовало, что преступником мог оказаться любой.

Джонсон объявил о своем намерении продолжить допрос днем, и в шесть часов утра измученные гости разбрелись по комнатам. Тем, кто, как и чета Белингэм, приехали издалека, также нашлось место в доме.

Повторное расследование вновь не дало никаких результатов. Что же касается лорда Питера Уимзи, участия в нем он не принимал. Вместе с Бантером, который был отличным фотографом, они снимали танцевальный зал и прилегающие к нему комнаты и коридоры со всех возможных позиций, ибо, как сказал лорд Питер, «никогда не знаешь, что может оказаться нужным». После полудня они удалились в подвал, где с помощью всевозможных емкостей, химикатов и фотолабораторного фонаря, в спешке позаимствованных в местной аптеке, они приступили к проявке.

— Вот, наконец, и последняя, — пространно заметил Бантер, бросая пластину в воду, а затем в фиксаж. — Можно зажечь свет.

После темноты свет так ударил по глазам, что лорд Уимзи невольно зажмурился.

— Огромная работа, — сказал он. — Откуда взялась эта тарелка с кровью? Зачем ты принес ее сюда?

— Этот красный слой специально нанесли на пластинки, он помогает избежать ореола. Я уверен, милорд, что вы обратили внимание — прежде чем поместить пластинку в проявитель, я делал с нее смыв. Ореол — это такое явление…

Но Уимзи, казалось, ничего этого не слышал.

— Почему же я сразу этого не увидел? — продолжал он размышлять вслух. — Я должен был заметить это раньше.

— Да, милорд, но в красном свете фонаря. Белизна появляется, — продолжал Бантер менторским тоном, — при отражении любого света. Когда свет красный, красное и белое невозможно отличить друг от друга. Таким же образом в зеленом…

— О боже! Подожди минуту, Бантер, мне нужно это обдумать. Вот! К черту эти пластинки, оставь их. Пойдем наверх.

Шагом, скорее напоминающим галоп, Уимзи помчался к танцевальному залу, который был погружен в темноту. Шторы на окнах в южной части коридора были уже опущены, и только через верхний ряд окон, расположенных в сводчатой нише, сумрак декабрьского вечера проникал внутрь. В первую очередь лорд Уимзи включил в зале три большие люстры. Благодаря массивной дубовой обшивке, которая поднималась до самого потолка не только в обоих концах зала, но и по четырем углам, лестница в нижнем углу северного коридора оставалась темной. Затем лорд Уимзи зажег тот самый подвесной четырехцветный фонарь, находящийся в северном коридоре и висящий меж двумя диванчиками. Яркая вспышка зеленого света сразу же заполнила нижнюю половину коридора и лестницу. Верхняя часть была погружена в цвет насыщенного янтаря, в то время как красная сторона фонаря оказалась направленной к танцевальному залу, а голубая — к стене коридора. Уимзи покачал головой.

— Ошибки быть не может. Так, я понял! Бантер, беги и попроси мисс Карстэрс и мистера Плейфера на минуту прийти сюда.

Пока Бантер исполнял его просьбу, он принес из кухни лестницу и, соблюдая меры предосторожности, осмотрел фонарь. То, что крепление оказалось временным, стало понятно с первого взгляда.

— А теперь давайте проведем небольшой эксперимент, — сказал он прибывшим по его просьбе гостям. — Плейфер, сядьте на диван так, как вы сидели тут накануне ночью. А вы, мисс… Я пригласил вас лишь потому, что на вас белое платье. Поднимитесь, пожалуйста, по лестнице наверх и пройдите в конец коридора, как это сделала мисс Грейль. Мистер Плейфер, а теперь скажите, все ли сейчас выглядит так же, как и ночью?

Пока они выполняли эти действия, лорд Уимзи внимательно наблюдал за ними. И не мог не обратить внимания, что Джим Плейфер выглядит озадаченным.

— Мне кажется, что-то здесь не так. Я не могу с полной уверенностью сказать, в чем именно заключается отличие, но оно есть, — сказал он.

Джоан Карстэрс, вернувшись назад, согласилась с мистером Плейфером.

— Какое-то время я сидела на том диванчике, — сказала она, — и мне кажется, что сейчас здесь темнее.

— Нет, гораздо светлее, — возразил Джим.

— Хорошо, именно это я и хотел от вас услышать, — кивнул Уимзи. — А сейчас, Бантер, поверни этот фонарь чуть влево.

Как только фонарь повернули, Джоан воскликнула:

— Вот! Вот! Голубой свет! Помню, когда хористы вошли, я тогда подумала, что лица у них такого же цвета, какие обычно бывают у замороженных.

— А что вы скажете, Плейфер?

— Вот теперь все правильно! — произнес Джим удовлетворенно. — Прошлой ночью свет был красным. Помню, я тогда еще подумал, как уютно и тепло выглядит все в этом свете.

Лорд Уимзи засмеялся:

— Все сходится, Бантер. В чем заключается одно из шахматных правил? Королева встает на клетку своего цвета. Найдите служанку из дамской комнаты и спросите, видела ли она миссис Белингэм прошлой ночью между фокстротом и «Сэром Роджером».

Бантер вернулся через пять минут:

— Служанка сказала, что миссис Белингэм в дамскую комнату не входила. Но она видела, как та выходила из картинной галереи и бежала вниз по лестнице, к гобеленовой гостиной, в тот момент, когда оркестр настраивался для исполнения «Сэра Роджера».

— А это было как раз в час двадцать девять, — задумчиво произнес Уимзи.

— Миссис Белингэм? — удивился Джим. — Но вы же сами сказали, что видели ее в танцевальном зале в полвторого. Но в таком случае у нее не было времени для совершения убийства.

— Она и не убивала, — сказал Уимзи. — Убийство было совершено задолго до этого. На лестнице вы видели Красную королеву, а не Белую. Осталось только выяснить, почему миссис Белингэм обманула нас, говоря о своих перемещениях прошлой ночью, и тогда мы узнаем правду.

— Очень грустное дело, — спустя несколько часов сказал полицейский офицер Джонсон. — Мистер Белингэм повел себя вполне достойно. Узнав, что у нас есть улики против его жены, он решил во всем сознаться. Оказалось, что мисс Грейль располагала информацией, которая серьезным образом могла сказаться на политической карьере мистера Белингэма. В течение нескольких лет она шантажировала его, требовала деньги. И прошлой ночью во время вальса она вновь стала ему угрожать. Они удалились в гобеленовую гостиную, и там разразился скандал. Потеряв над собой контроль, мистер Белингэм ее ударил. По его словам, он даже не думал причинять ей серьезную боль, но она закричала. Чтобы заставить ее замолчать, он схватил ее за горло и, совершенно не желая этого, нечаянно задушил. Когда он понял, что произошло, он выбежал из комнаты, находясь в состоянии глубокого шока. Во время следующего танца он рассказал своей жене о том, что произошло. Внезапно он обнаружил, что с ним нет его скипетра, он в спешке оставил его рядом с убитой. Миссис Белингэм — храбрая женщина! — проскользнула через темный и безлюдный проход под балконом музыкантов и поднялась по лестнице в картинную галерею. Она не слышала, как ее окликнул мистер Плейфер. Пробежав через галерею, она спустилась вниз по другой лестнице, схватила скипетр и спрятала его под платьем. Позднее она услышала от мистера Плейфера о том, что он видел, и поняла: в красном свете фонаря он принял ее за Белую королеву. Рано утром она спустилась вниз и повернула фонарь другой стороной. После случившегося нельзя отрицать факта ее соучастия в преступлении. Я уверен, что не всякая женщина решилась бы пойти на такой отчаянный шаг ради своею мужа. И мне кажется, что именно о такой женщине мечтает каждый мужчина. Смею надеяться, что она не будет наказана за содеянное.

— Аминь! — произнес лорд Питер Уимзи.

Сэр Септимус Шейл имел обыкновение проявлять власть и требовать подчинения ему раз в год, только один раз в год. Он позволял своей молодой жене, слепо повинующейся диктату моды, наполнять дом стильной металлической мебелью неопределенной геометрической формы; наводнять дом работами художников-авангардистов и приглашать в дом поэтов, отвергающих существующие правила грамматики; устраивать бесконечные коктейли, верить в теорию относительности и экстравагантно одеваться. Однако он упорно настаивал на праздновании Рождества в традициях доброй старой Англии. Будучи человеком простодушным и бесхитростным, обожающим пудинг с изюмом и сухое печенье, он продолжал считать, что разные по своей сути люди получают удовольствие от тех же самых, что и он, вещей. Поэтому на Рождество он неизменно уезжал в свое имение в Эссексе, приказывал слугам развешивать омелу и венки из остролиста на электрические приборы в стиле кубизма; заполнял металлические буфеты деликатесами от Fortnum & Mason; развешивал чулки для подарков у полированных изголовий из орехового дерева. По этому случаю из современных каминов слуги удаляли электрические радиаторы, жгли настоящее рождественское полено, а камин топили обыкновенными дровами. Затем сэр Септимус собирал всю семью и многочисленных друзей и устраивал для них ужин в стиле Диккенса, когда они ели столько, сколько могли вместить в себя их желудки. После такого рождественского обеда он рассаживал всех в гостиной, и начиналась игра в шарады, вопросы и ответы: «Животное. Овощ. Ископаемое». С наступлением сумерек все играли в прятки по всему дому. А так как сэр Септимус был очень богатым человеком, его гости вынуждены были подчиняться неизменной программе праздника. И, конечно же, никто не смел говорить о том, что ему тут скучно.