Женщина вроде бы слушала.

Я тибрила все, что попадалось под руку, откуда только можно. Это оказалось на удивление просто. Я прятала украденные вещи под кровать; думаю, они до сих пор находятся в отцовском доме. Особенно виртуозно я воровала украшения для волос; они проскальзывают в рукав незаметно, словно сами собой, раз – и целая горсть побрякушек, каждая в отдельном пакетике, с крючка да в сумочку или в рукав. Они так и лежат кучей под моей девичьей кроваткой, все эти нераспакованные пластмассовые шарики и цветные резиночки. А еще косметика и компьютерные игры. Приезжая к отцу, я обычно достаю свои запасы и перебираю. Еще у меня там много одежды. Юбки, джемпера, маечки. У меня под кроватью, можно сказать, обесценившийся клад. Все шмотки сплошь розовые, серые, голубые да бежевые. Старомодные до слез. На кухнях у знакомых я воровала кружки, ложки, всё подряд. Я поставила цель: унести из каждого дома как минимум один «сувенир».

Не сработало. Теперь про мать, подумала Пенни.

Мать всегда больше любила брата, начала она. И я всегда об этом знала. Только теперь мне по фигу. А тогда было совсем не по фигу, наоборот, и я отомстила ни о чем не подозревающей матери в постели – стала спать со старым другом родителей. Случайно встретилась с ним на станции в пригороде Лондона. Он был частым гостем в нашем доме, я хорошо его знала. На вид этакий, знаете, добрый папашка, все они одинаковые.

Наконец-то женщина кивнула. Клюнула, подумала Пенни и почувствовала, как по затылку пробежал озноб азарта.

Я подумала: вот тебе. И отомстила: мы наспех потрахались в пустом станционном зале ожидания. Первый мужчина. Это было потрясающе. И в то же время так убого. Омерзительно. Вы понимаете?

Женщина сочувственно посмотрела на Пенни. Та ответила ей жалобным взглядом. Секс, констатировала она про себя, сохраняя на лице маску страдалицы. Если не срабатывают истории про воровство и про девочку, которую не любили папочка с мамочкой, упирай на секс, не ошибешься.

Она продолжала.

Он любил, чтобы я носила очень короткие юбки. Я здорово наловчилась красть мини. Мне было семнадцать. Он был главным редактором газеты. Кстати, именно он устроил меня на первую работу. Так что эта интрижка оказала положительное влияние на мою жизнь, причем в разных планах.

Женщина вдруг разволновалась. В газете? В настоящей газете? спросила она.

В «Мире», ответила Пенни. В нашей газете полно «воды». Буду честной до конца: нам приходится заполнять газетную площадь в очень сжатые сроки. Этим я и занимаюсь. Моя работа – «лить воду» для людей вроде нас с вами.

Она толкнула женщину в бок, как закадычную подругу. Женщина мотнула головой. Значит, вы работаете не в газете? спросила она.

Я работаю в «Мире», сказала Пенни. Ну, «Мир». Знаменитый «Воскресный Мир».

Это газета? спросила женщина.

Ну да, «Мир», повторила Пенни.

В смысле, этот, как его, позабыла слово, сказала женщина и описала руками большой круг, будто стараясь обхватить нечто необъятное.

Пенни засмеялась. Просто не верится, что вы не слышали про «Мир», сказала она. Но тут глаза женщины округлились, и она высунула голову из пальто.

Так вы журналистка? спросила она. Берете интервью у людей, и все такое?

Ну, в основном интервью, сказала Пенни. Все такое, как правило, не слишком занимательно.

Это в вашей газете была та страница? спросила женщина. Она размахивала руками. Пенни откинулась на спинку скамьи.

Возможно, сказала она. Какая страница?

Про вещи, которые носят с собой бездомные, ну, про то, что лежит у них в карманах.

Хм, произнесла Пенни.

Там должны были напечатать фотографии вещей разных людей. Надо было выложить их из карманов на землю все до одной. А рядом должны были написать о самом человеке, объясняла женщина. Имя, место, где сделана фотография, в таком духе.

Нет, что-то я не помню такого материала, сказала Пенни. По крайней мере, за время моей работы в «Мире».

А вы давно там работаете? спросила женщина.

Уже четвертый год, ответила Пенни.

Глаза женщины затуманились. А, сказала она и отвернулась. Но вскоре повернулась снова. А вы не помните такую страницу, может, видели в другой газете? спросила она.

Нет, сказала Пении, качая головой. В «Мире» точно не видела. Некоторые издания еще делают такие репортажи. Думаю, это была другая газета, мы редко занимаемся подобными экспериментами. Буду с вами откровенна: это не актуальный материал. Да, при прошлом правительстве в моде были слезные истории о несправедливости общества и судьбе маленького человека. Но при нынешнем это выглядит как дурацкое нытье. Сейчас про это никто не пишет. Разве что про наркотики. Они по-прежнему актуальны.

А там были и наркотики, сказала женщина. Все их принимают. Мы, бездомные, все колемся. Все без исключения.

Вы все колетесь, повторила Пенни.

А как же, сказала женщина. Дурь, она как бы трахает мозг. Причем как следует. Извиняюсь за выражение, сказала она, словно спохватившись.

Так вот чем вы занимаетесь, произнесла Пенни.

Она здорово изменяет человека, сказала женщина.

Бездомного, сказала Пенни.

Да любого, сказала женщина. Он превращается в грязную скотину.

Женщина умолкла. Сидела и ничего не говорила. Потом покачала головой. Бессильно подняла руки ладонями вверх. Ой, извиняюсь за выражение, повторила она.

Я просто дура, думала Пенни. Какая же я дура. Во-первых: это пальто. Мелочь в карманах. Грубая кожа, вонь, апатия, безразличие. Бесцельное шатание. Дыхание со свистом. Я просто дура. «Пенни летит в пропасть». «Пенни пала». Неплохой заголовок. Ее вдруг снова разобрал смех. Затем она вспомнила про телефон, такси и теплый номер с задернутыми шторами.

Женщина что-то говорила. Что-что? спросила Пенни.

Вещи, стоит их тронуть, сказала женщина, ну, рассыпаются.

Знаете, вечером, когда мы встретились, я думала, у вас номер в отеле, сказала Пенни.

Ага, ответила бродяжка. Так и было.

A-а, сказала Пенни. Она поднялась и стала притопывать ногами. Ботинки совсем расклеились, ноги заледенели. Пенни подумала, не дай бог, я их отморозила.

Про что вы там пишете – про всякие новости и исторические события, типа той войны в Заливе? спросила бродяжка.

Мм? произнесла Пенни. Нет-нет, я пишу колонку «Стиль жизни». Правда, как-то для одной статьи мне пришлось прыгать с парашютом. Это был кайф.

Вот это да, вежливо удивилась женщина.

Пенни вышла на проезжую часть. Мимо проезжали машины, но такси было не видать. Здесь ходят такси? прокричала она. И потопала ногами.

Можно попросить вас об одолжении? спросила женщина.

А? крикнула Пенни, она стояла на середине дороги, прикидывая, берут ли местные таксисты кредитные карточки.

Можно узнать у вас смысл?

В каком смысле, смысл? спросила Пенни, возвращаясь на тротуар.

Есть одно слово. Я не знаю, что оно значит.

Давайте. Какое слово? спросила Пенни, постукивая каблуком о каблук, глядя на дорогу в поисках признаков другого мира.

Моисоста, сказала женщина.

Пенни замерла на месте. Мои что? спросила она.

Женщина громко повторила слово по буквам. Пенни покачала головой.

Нет, сказала она. Я не знаю, что это за слово. Лично я никогда такого не слышала.

Оно из стихотворения, сказала женщина. Моисоста, вы.

Пенни открыла сумку. Достала ручку и стала искать, на чем бы записать. Женщина произнесла слово еще раз, и Пенни записала его печатными буквами на внутренней обложке чековой книжки. Потом внимательно изучила надпись, держа книжку под светом из окон библиотеки, и покачала головой.

Нет, сказала она. В первый раз вижу. Похоже на иностранное. Может, французское? Мне очень жаль, но…

Пенни поразило, что она и впрямь испытывает сожаление. Она снова взглянула на бродяжку. И подумала, как эта женщина может так заблуждаться – верить, что на Луне есть гравитация. Все знают, что это не так. Пенни улыбнулась про себя. И сделала запись в чековой книжке.