* * * Я больше не вернусь, не трону травы эти, Наполовину пруд закрывшие уже. Что полдень наступил, я осознал в душе, Увидев этот мир в невероятном свете. Наверно, я здесь жил, с соседями знаком, Как все - в сети времен, всегда спешащих мимо. «Шанти шанталайя. Ом мани падме ом.» [9]Но солнце на ущерб идет неотвратимо. Как этот вечер тих, вода стоит в огне, Дух вечности над ней парит в преддверье мрака. Мне нечего терять. Я одинок. Однако Закат такого дня наносит рану мне. Серый дом Мой поезд путь держал в открытый мир от дома. Я у окна сидел, безмерно одинок, Постройки и цветы снаружи видеть мог, А поезд плавно шел сквозь воздух незнакомый. Луга среди домов ловил я беглым взглядом, Нормальным было все, что было вне меня. Я радость потерял, забыл, с какого дня; Живу в безмолвии, одни пустоты рядом. Светло еще вверху, но тень к земле приникла, И трещина во мне проснулась и растет. Так вечером, в пути, нормандский небосвод Дышал итогами и завершеньем цикла. * * *
Матрас как принадлежность тела. Два метра, ровно два длиной. Смешно, как будто в этом дело, Бывает же расчет иной. Случались радости. Немного. Миг примиренья с миром был, Я был неотделим от Бога Давным-давно. Когда - забыл. Взрывается в потемках тела Не сразу лампочка. Но вот Я вижу: нить перегорела. Живой ли? Мертвый? Кто поймет? * * * Воздействие телеантенн С укусом насекомых схоже: Рецепторы цепляя кожи, Они домой нас гонят, в плен. Счастливым стать вдруг пожелав, Я бы учился бальным танцам Или купил бы мячик с глянцем, Как аутисты, для забав. И в шестьдесят их радость ждет. Им, в упоенье настоящем С резиновой игрушкой спящим, Часов совсем не слышен ход. А этот телеромантизм - Мир в социуме, секс и «мыло» - Почти что жизнь, где все так мило, Но, в сущности, обман, цинизм. * * * Цветочных чашечек дыханье. Опасны бабочки в ночи. Бесшумных крыльев колыханье, Стальные лунные лучи. Я опыт не забыл жестокий Подростка, прячущего стыд. Всех поражений все уроки Мальчишка выросший хранит. Термитам дышится отменно, Была бы пища да жилье. Но это напряженье члена Ослабнет, только взяв свое. И будет аппетит отличный, Сознанья поле расцветет. Благопристойной и приличной Жизнь станет, сладостной как мед. * * * Я тут, я на матрасе весь, И наша тяга обоюдна, Но часть меня уже не здесь, И ей вернуться будет трудно. Мы в шкуре собственной дрожим, Кровь заставляя суетиться. Как по субботам мы спешим, Принарядясь, совокупиться! Я взглядом упираюсь в дверь, В нее был вложен труд немалый. Мы кончили. И я теперь Пойду на кухню спать, пожалуй. Я вновь дыханье обрету На кафельном нестрашном льду. Ребенком я любил конфеты, Теперь мне все равно и это. * * * К Дурдану рвется поезд скорый. С кроссвордом девушка. Одна. Не завожу с ней разговора, Пусть время так убьет она. Как монолит на ровном месте, Рабочих движется орда. Все независимы, но вместе; Пробили воздух без следа… Как плавны рельсов повороты, Вот пригородов первых свет. Час пик. Народ спешит с работы. Ни времени, ни места нет. * * * В метро, уже полупустом, Народ почти что ирреальный. Игру затеял я притом, Опасную потенциально. Догадкой поражен, что вкус Свободы без последствий сладок, Я тут же свой теряю курс, И обхожусь без пересадок. Проснувшись, вижу: Монпарнас, Здесь сауна для натуристов… Весь мир на место встал тотчас. Но грустно мне среди туристов. * * * Миг простодушья или транса, Абсурдность встречи с кенгуру. Спастись нет никакого шанса: Я окружен толпой гуру. Как средство лучшее от боли Мне смерть свою хотят продать. Они лишь призраки, не боле, Но могут телом управлять. Вся флора бешено плодится И этим нагоняет грусть, А светлячку дано светиться Одну лишь ночь, и всё. И пусть. Мы смысл существованья новый Опять находим без труда. Шумим, шумим, круша основы, А гусь - он лапчатый всегда. вернуться От санскр. Šanti šāntālaya. Om mani padme om — одна из наиболее известных буддийских мантр, означающая: «Покой… обитель покоя. Драгоценный камень в цветке лотоса». |
