* * *
Сначала была любовь или намек на любовь,
Были анекдоты, двусмысленности, недоговорки;
Затем был первый поход
В одно тихое заведение,
Где время почти не идет
И все дни как один - нежно-кремовые.
Было забытье, полузабытье и бегство
Или намек на бегство.
Ты лежал ночами в постели, как в детстве,
И не мог заснуть:
В ночной темноте
Ты часто слышал, как стучат твои зубы
В полной тишине.
Стал бредить уроками танцев,
Чтобы потом,
В жизни другой,
Танцевать под луной,
Всегда под луной,
Всегда с кем-то.
Но все прошло,
Ты уже неживой,
Теперь ты совсем неживой,
И ночь навсегда с тобой -
Засохли твои глаза.
И с тобой навсегда тишина -
У тебя больше нет ушей.
И ты навсегда одинок -
Никогда еще ты не был так одинок.
Ты лежишь, ты дрожишь и задаешься вопросом,
Прислушиваешься к телу и задаешься вопросом:
Что тебя ждет
После?
* * *
Величественное игнорирование пейзажа.
Мы приближаемся к отрогам Морвана. Внутри кабины ощущение абсолютной неподвижности. Беатрис сидит рядом со мной. «Хорошая машина»,- говорит она мне.
Фонари склонились в какой-то странной позе - можно сказать, что они молятся. Как бы там ни было, они начинают излучать слабый желто-оранжевый свет. «Желтая линия в спектре натрия»,- заявляет Беатрис.
Впереди уже маячит Аваллон.
* * *
Была ясная погода, я шел по склону холма, высохшего и желтого.
Сухое и прерывистое дыхание растений в летний зной… которые как будто при смерти. Насекомые трещат, насквозь просверливая угрожающий и неподвижный свод белого неба.
Когда идешь под палящим солнцем, через какое-то время возникает ощущение абсурда, оно растет, навязывает себя, заполняет пространство, оказывается повсюду. Даже если в начале пути вы точно знали направление своего движения (что, к сожалению, бывает крайне редко… обычно речь идет о «простой прогулке»), то вскоре представление о цели исчезает; кажется, что оно испаряется в раскаленном воздухе, который обжигает вас маленькими короткими волнами, по мере того как вы продвигаетесь вперед под безжалостным и неподвижным солнцем при тайном сговоре высохших трав, готовых мгновенно вас ужалить.
В ту минуту, когда липкая жара начинает склеивать ваши нервы, уже слишком поздно. Поздно пытаться, встряхнув головой, отогнать бредовые порождения ослепшего пленного разума, и медленно, очень медленно отвращение бесчисленными кольцами сворачивается в спираль и укрепляет свою позицию в центре трона, трона властей небесных.
* * *
Сверхскоростной поезд «Атлантика» пронизывал ночь с чудовищной быстротой. Освещение было скудным. Между перегородками из пластика средне-серого цвета расположились в эргономических креслах человеческие существа. На их лицах нельзя было разглядеть никаких эмоций. Смотреть в окно не имело смысла: непрозрачность тьмы была полной. К тому же некоторые занавески были задернуты, их ядовитая зелень составляла слегка унылую гармонию с темно-серым ковровым покрытием пола. Тишину, почти абсолютную, нарушало лишь тихое покрякивание плееров. Мой ближайший сосед, с закрытыми глазами, погрузился в глубокое небытие. Лишь освещенное табло с пиктограммами - туалеты, телефон, бар «Сербер» - выдавало присутствие жизни в вагоне. Шестидесяти человек, находившихся в нем.
Длинный и обтекаемый, цвета стали с неброским вкраплением красок, сверхскоростной поезд «Атлантика» №6557 состоял из двадцати трех вагонов, в которых разместилось от полутора до двух тысяч человек. Мы мчались со скоростью 300 км/ч на самый край западного мира. У меня вдруг появилось ощущение (мы преодолевали ночь в глухой тишине, ничто не позволяло угадать нашу невероятную скорость, неоновые лампы давали скупой свет, бледный и траурный), у меня вдруг появилось ощущение, что эта длинная стальная капсула несет нас (незаметно, стремительно, плавно) в Царство Тьмы, в Долину Теней и Смерти.
Спустя десять минут мы прибыли в Оре.
* * *
В далекие века здесь люди жили тоже;
Чтоб дать отпор волкам, вставали в круг не раз,
Звериный чуя жар; они исчезли позже,
Похожие на нас.
Мы собрались опять. Слова затихли, звуки.
От моря только след.
С любовью обнялись, прощально сжали руки -
И пуст пейзаж: нас нет.
Витки радиоволн, над миром рея,
Заполнили пробел.
Сердца у нас как лед, пусть смерть придет скорее,
Чей сон глубок и бел.
Все человечество покинет свой придел.
И диалог машин тогда начнется сразу.
Божественной структуры в трупе нет,
Но, информацией набитый до отказа,
Работать будет до скончанья лет.
* * *
В тетради старые я заглянул сейчас.
Там - дифференциал, а здесь - про жизнь моллюсков.
Развернутый конспект. Из прозы десять фраз -
Не больше смысла в них, чем в черепках этрусков.
Все понедельники я вспомнил. Лед. Вокзал.
Я опоздал к семи, на поезд свой всегдашний.
Я бегал взад-вперед, но все же замерзал
И на руки дышал. А мир такой был страшный.
Вначале встречей с ним мы так увлечены,
Что верим: все вокруг всему живому радо,
У каждого есть шанс, и шансы все равны.
Но в ночь субботнюю жить и бороться надо.
Причалы детства, вы уже нам не видны.
Наивность взгляда мы теряем слишком скоро.
Всему своя цена, как скажет продавец.
Жизнь всех нас в плен берет без всякого разбора,
Засасывает нас и не дает опоры;
И быстро гаснет свет. И детству здесь конец
.
