«Я рассказала вам эту историю, — сказала она, — потому что жизнь продолжается даже среди самых ужасных вещей. Бог дал всему сущему в дар страх, и животные научились использовать его лучше, чем люди. Если бы мой муж боялся, он мог бы до сих пор быть со мной. Если бы этот усташ боялся, он не совершил бы тех преступлений, которые заставили его дрожать в момент смерти. Как вы можете знать, чем бы окончилась авантюра, в которую вы хотели вступить, чтобы показать другим, что вы не трус? Быть может, тот страх, которого вы сегодня стыдитесь, в один прекрасный день покажется вам прекрасным качеством. Но главное, что я хотела вам сказать, не это, а другое. Важно то, что эта мерзкая война идет к концу. Те, кто прошли через нее и остались, как мы, живыми, обязаны жить так долго, как это возможно, чтобы исправить те ужасы, которые люди, лишенные страха, маленькие и великие, натворили, веря в свое право изменить лицо мира. Если мы грешили, то наказанием для нас будет искупить свои грехи жизнью, а не поисками смерти. Иначе не будет ни причины, ни смысла для вас и медсестры красть пенициллин, чтобы спасти незнакомого ребенка».

Она говорила медленно, с теплотой, и ее глаза светились. Я чувствовал запах ее духов и следил глазами, как подымается и опускается ее наглухо застегнутая блузка. Мне ужасно хотелось дотронуться до нее, но я не мог найти в себе мужества для этого. «Уже поздно, — сказал я, — мне пора идти. Мне очень помогла беседа с вами». Она посмотрела на меня и пробормотала: «Если хочешь, ты можешь остаться». Ее внезапный переход с формального «вы» на «ты» произвел на меня эффект удара в живот. Моя голова была пуста, и лицо, я думаю, сильно побледнело, когда я положил руки ей на плечи. Мы долго оставались неподвижными, стоя на расстоянии вытянутых рук. Позже, лежа рядом с ней, я отсчитывал время биениями ее сердца, и тогда я услышал, как она шепчет мне на ухо: «Не бойся, мой маленький оловянный солдатик, жизнь сильнее зла…»