— А ты говорил ему о своей любви? И в чем проявляется твоя любовь к нему? Черт бы тебя побрал, Кармело, неужели ты не понимаешь, что дети очень быстро взрослеют? Ты не успеешь оглянуться, как твой Робертино станет юношей, и тебя начнут мучить угрызения совести, что ты мало уделял ему времени и внимания...

— Я тебя пригласил в ресторан не для того, чтобы выслушивать твои педагогические наставления. — В его тоне был такой же лед, как и в его взгляде.

— Значит, если ты не запланировал объявить мне за рюмкой спиртного о моем увольнении или поговорить со мной о Робертино, остается лишь один повод для вывоза меня в свет? — съязвила Мэри. — Но этот повод не сработает, Кармело. Ты меня не интересуешь и никогда не будешь интересовать как мужчина!

Он уставился на нее и потом долго обшаривал сверху донизу бесстыдным взглядом, после чего сказал:

— Ты привлекательная женщина, Мэри, и я не верю, что ты не намерена впускать в свою жизнь ни одного мужчину. Интересно, у тебя были любовники с тех пор, как ты распрощалась с отцом Алекса?

— Во-первых, это тебя не касается, а во-вторых, да, были. Один или два.

— Ну и как?

— Да никак. Они оказались с нулевым коэффициентом полезного действия.

— Потому что ты предстала перед ними в роли Снежной королевы, в той самой, в какой пытаешься предстать сейчас передо мной?

— Я ничего не пытаюсь, а просто так чувствую. Мне диктует это интуиция, — бросила она ему в лицо. — Мне не встречался еще ни один мужчина, которому я могла бы до конца поверить.

Кармело глубоко вздохнул и окинул ее холодным, пронизывающим взглядом. Да, она оскорбила его мужское самолюбие, но с ее губ сорвались слова правды. Ей действительно хотелось встретить мужчину, которого она смогла бы полюбить всем сердцем и который бы ее никогда не предал. Кармело не относился к таким мужчинам. Он все еще любил Лусинду. Правда, ему нравилось тело Мэри, он желал его. Но ей такая «любовь» была не нужна.

— Как ты можешь узнать, способна ли верить тому или иному мужчине или не способна, если, встречаясь с ним, замыкаешься в такие жесткие рамки? — Его темно-карие, пронизывающие глаза пристально смотрели на нее, и она, будто загипнотизированная ими, не могла оторвать от него взгляда.

— Думаю, когда судьба сведет меня с предназначенным мне мужчиной, я сразу почувствую это и поверю ему, — смело заявила Мэри как раз в тот момент, когда официант поставил перед ними поднос, заполненный всевозможными яствами и напитками.

Еда была великолепна, и Мэри поглощала ее с таким аппетитом, будто не ела уже несколько дней. Пищу она запивала минеральной водой, а когда официант принес по заказу Кармело графин вина, Мэри легко переключилась на легкий алкогольный напиток. Впрочем, она помнила, что следует быть очень осторожной и пить маленькими глоточками, чтобы к концу сытного ужина ей не стало плохо.

— Знаешь, у тебя красивая улыбка, — неожиданно произнес Кармело и мягко опустил ладонь на ее руку.

От этого прикосновения Мэри всю так и бросило в жар, и она хотела было отдернуть руку, но сдержалась, решив, что он притронулся к ней чисто по-дружески, а не с какими-то особыми чувствами.

И зачем ей были нужны какие-то его чувства? Она прекрасно обходилась и без них, живя одна с сыном и не испытывая потребности ни в каких мужчинах...

Впрочем, какой ей резон обманывать себя? В Кармело она находила все, что ей хотелось видеть в мужчине. Он был симпатичен, жизнелюбив, сексуален, обаятелен и обходителен. Из него получился бы идеальный отец, не будь он таким трудоголиком.

Она не должна была ревновать его к Лусинде, но ей это не удавалось. Мэри ревновала Кармело к покойной жене, быть может, потому что он ничего не рассказывал о ней. По словам его матери, он до сих пор любит Лусинду, и Мэри не могла понять, почему она верила этим словам миссис Аличени.

Если бы Лусинда была жива и Мэри была бы приглашена в их дом няней, вот как сейчас, между ней и Кармело не возникло бы никаких личных отношений. Да, возможно, он уделял бы ей внимание, говорил комплименты, но этим их отношения наверняка и ограничились бы. Потому что всем своим сердцем Кармело был слишком привязан к матери своего ребенка.

Все эти мысли со скоростью света проносились в ее голове, пока их руки касались друг друга. Мэри становилось все жарче, сердце забилось вдруг с такой силой, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из грудной клетки, и вдруг ею овладело неистовое желание испытать физическую близость с мужчиной. С этим мужчиной.

Мэри не знала, почувствовал ли Кармело каким-то образом ее возбужденное состояние, но он вдруг поднес ее руку к своим губам и нежно поцеловал каждый пальчик.

Ни капельки больше не стесняясь, она пристально посмотрела в его глаза и увидела в их потемневших глубинах такое же сильное желание интимной близости, какое охватило ее.

— Подлить еще вина? — мягко спросил Кармело.

— Нет, спасибо.

Мэри не допила еще первый бокал и не собиралась заканчивать его. У нее остались слишком горькие воспоминания о том пьяном вечере и последующей ночи, когда был зачат Алекс, и теперь она как огня боялась даже малейшей передозировки алкоголя.

— Тогда, может быть, закончим наш ужин? — предложил он.

— Конечно.

Ее взгляд равнодушно, механически скользнул по залу, а затем остановился на лице Кармело. Боже, что с ней происходит? Весь вечер, пока они сидели в этом ресторане, она ни на кого не смотрела, все ее внимание, без остатка, сосредоточилось на этом мужчине.

Он рассчитался с официантом, и они, выйдя на улицу, направились к его машине, наслаждаясь свежим воздухом. Небо было украшено звездами и ярким полумесяцем. Кармело открыл перед своей спутницей дверцу автомобиля, но, прежде чем оказаться на мягком сиденье, она попала в сильные мужские объятия и услышала слова, которых никогда не ожидала услышать от своего босса:

— Ты сводишь меня с ума, женщина! Ты знаешь об этом? — Его губы впились в ее рот. — Я хочу тебя, Мэри, ты мне нужна, ты должна допустить меня к себе. Забудь об этом идиоте, который так по-скотски обошелся с тобой. Позволь мне доказать тебе, что в жизни есть нечто более светлое, более значимое, чем то, что осталось в твоей памяти.

Разве это она сводила его с ума? Это он весь вечер только этим и занимался. Она тоже страшно хотела его; ей хотелось оказаться с ним в постели и не расставаться до самого утра. Поэтому она с готовностью подставила ему губы и позволила обнимать и ласкать себя. И он с жадностью воспользовался этой ее готовностью и стал целовать и тискать ее с неистовством, которого сам не ожидал от себя.

Даже в эти минуты их жаркого сближения Мэри вдруг снова подумала о том, что этот мужчина, который целовал и обнимал ее, был ее боссом. Ну и что, с досадой откинула она надоевшую мысль. Да ничего. Какая разница? Она хотела его, он хотел ее. Все так просто...

Целуя ее, он не прекращал ласкать все ее тело, трогать, гладить, сжимать... А когда он с силой прижимал ее к себе, она сладостно ощущала его возбуждение.

— Я не могу больше терпеть... Только не здесь, — прошептал он. — Поедем домой.

Пока они ехали домой, Мэри не переставала думать, правильно ли она вела себя. Кармело возбуждал ее донельзя. Она воспламенялась от малейшего его прикосновения к ее бедру или руке.

Когда они подъехали к дому, Кармело помог ей выйти из машины и снова стал обнимать ее, Мэри подумала о том, что их отношения набирают слишком быстрый темп, что он слишком форсирует их. Надо сдержать себя и разобраться в новых чувствах, которые обуревают ее, решила Мэри и осторожно высвободилась из его объятий.

— Что случилось? — спросил Кармело.

— Я не могу пойти на... близость. Не могу это в себе преодолеть. Очевидно, еще не настало время.

— О Боже! — В его восклицании прозвучало явное разочарование. — Но мне показалось, ты в мыслях уже преодолела этот барьер сдержанности. Всего каких-то полчаса назад ты...

— На меня подействовали вино, вкусная пища и общая атмосфера в ресторане. Но на самом деле я... не хочу этого.