Комментируя антицерковный пассаж из «Письма Махатм вождям Советского Союза», современный рерихианец В. Клещевский пишет: «Заскорузлая „библейская идеология“ стала тормозом на пути и науки и нравственности, мертвые догмы надо было убрать. Любой ценой. Православие как забор держало ум и душу человека в потемках… Ленину было конкретное задание – „уничтожить церковь“710.
Вот уже и приоткрывается завеса эзотеризма711. Оказывается, Махатмы рекомендуют «уничтожить церковь… любой ценой». Как говорится – «Мы раздуваем пожар мировой. Церкви и тюрьмы сравняем с землей». Почему? – всего лишь потому, что «от тайги до британских морей Красная армия всех сильней».
Откуда же такая ненависть к Православной Церкви и такое восторженное приятие большевистского атеизма у тибетских религиозных наставников? Никогда Российская Империя не притесняла буддистов. Никогда Православная Церковь не преследовала «желтую веру» тибетцев или монгол. Не отправлялись с русской земли крестовые походы для обращения ламаистов в веру Христову. «Белой царицей» называлась Екатерина Великая у бурят и калмыков. С тех пор, как Забайкалье вошло в состав Российской Империи, число лам там изменялось так: в 1756 г. – 324 человека; в начале XIX века – около 700, в 1893 – 15 000(около 10 процентов населения)712 …
Казалось бы, монахи должны были бы сдержанно отнестись к богоборческому режиму. И вдруг – такой порыв ненависти, исходящий от духовных вождей северного буддизма, и донесенный Н. Рерихом до Москвы…
Тот же самый энтузиазм революционная катастрофа России пробудила и в некоторых западных религиозных деятелях. «Сколько раз за последние годы, – говорит И. А. Ильин, – католические прелаты принимались объяснять мне лично, что „Господь выметает железной метлой православный восток для того, чтобы воцарилась единая католическая церковь“. Сколько раз я содрогался от того ожесточения, которым дышали их речи и сверкали их глаза. И, внимая этим речам, я начинал понимать, как мог прелат Мишель д'Эрбиньи, заведующий восточно-католической пропагандой, дважды (в 1926 и 1928 году) ездить в Москву, чтобы налаживать унию с „обновленческой церковью“ и „конкордат“ с Марксовым Интернационалом, и как мог он, возвращаясь оттуда, перепечатывать без оговорок гнусные статьи Ярославского-Губельмана, именующие мученическую православную патриаршую церковь (дословно) „сифилитической“ и „развратной“… Я понял, наконец, истинный смысл католических „молитв о спасении России“: как первоначальной, краткой, так и той, которая была составлена в 1926 г. папою Бенедиктом XV и за чтение которой у них даруется (по объявлению) триста дней индульгенции… «713.
Так и рериховские Махатмы в одной из величайших катастроф мировой истории заметили лишь то, что оказались сломаны барьеры перед распространением их веры и власти. Началось «наше время», New age. И надо отдать должное их проницательности – там, где по видимости торжествовал радикальный атеизм и материализм, они заметили начало насаждения новой религии. Атеизм оказался орудием выкорчевывания «христианских предрассудков». Семена же, которые предстояло посеять на очищенном и выжженном поле, по рассчетам лам, будут позаимствованы с Востока.
Как человек, обучавшийся в антирелигиозной среде, могу засвидетельствовать: «перестройка» религиозной политики большевиков началась не в 1988 году. Уже в 70-е годы антихристианская пропаганда начала дополняться пропагандой «восточной мудрости». Журнал «Наука и религия» с самого начала 80-х стал четко делиться на две части: антицерковные памфлеты отныне соседствовали в нем с привлекательными зарисовками из быта языческих народов. Да и сегодня учебники по «религиеведению», выпускаемые вчерашними научными атеистами, содержат критические выпады только в адрес христианства, но становятся чисто повествовательными, переходя к восточному материалу.
Говорят, у дьявола две руки. Он протягивает к человеку обе и говорит: выбирай из любой. В одной может быть нечто, что человек отчетливо опознает как зло. В другой может быть предлагаемо нечто, что может показаться добром – особенно на фоне явно злого, держимого в уже знакомой длани. И все же это – антихристово добро. Может даже показаться, что эти две руки смертельно противоборствуют друг другу. А на деле – это всего лишь спектакль.
В России ХХ века первым таким даром был богоборческий атеизм. Когда горечь его плодов стала нестерпимой – вроде бы совсем непохожая и однако же растущая из соседнего плеча рука начала настойчиво предлагать людям иной плод – плод оккультизма. Что может быть общего у последовательного материализма, отрицающего любую веру и любую духовную реальность с духовно-всеядным оккультизмом? Что может быть общего у позитивизма и магии? В положительном исповедании их вер – ничего. Но их роднит то, что они отрицают. Какой бы из этих плодов ни вкусил человек – он или потеряет Христа, или не сможет найти Его.
Сегодня ламское предвидение и массовое «паломничество на восток» атеизированных шестидесятников дают уже зримые плоды. Россия из страны победившего атеизма превращается в страну торжествующего язычества.
Надо отдать должное проницательности Владимира Соловьева, который заметил, что теософское общество Блаватской приоткрывает завесу над агрессивными устремлениями буддизма в отношении христианских стран: «Как бы то ни было, при всех теоретических и нравственных изъянах в теософическом обществе, если не ему самому в его настоящем виде, то возбужденному им нео-будийскому движению предстоит, повидимому, важная историческая роль в недалеком будущем. Последняя книга Е. П. Блаватской, так же как и другие произведения ее и ее единомышленников, особенно интересны, на наш взгляд, потому, что представляют буддизм с новой стороны, которую в нем едва ли кто подозревал – а именно как религию, хотя и без твердых догматов, но с очень определенным и в сущности исключительным направлением (к самообожествлению человека и против всяких сверхчеловеческих начал) стремящуюся при том к распространению, к прозелитизму»714. «Мы имеем здесь дело с любопытным явлением наступательного движения буддизма на западный мир. Утверждать невозможность такого движения на основании мирного и пассивного характера буддизма, которому якобы чужд всякий прозелитизм, есть явная нелепость. Ибо без прозелитизма религия, возникшая на берегах Ганга, не могла бы распространиться до Малакки и Филиппинских островов, до Японии и Сибири. Сама г-жа Блаватская с ее американскими и европейскими друзьями были лишь орудием, а не инициаторами этого движения»715.
Согласно теософскому мифу, именно тибетские ламы и их «подземные владыки» вдохновляют идеологическое наступление оккультизма на христианский мир. И уже до Владимира Соловьева доходили сведения о том, что появление оккультизма в Европе – отнюдь не стихийный религиозный процесс. «Распространение псевдо-теософии совершилось не без воздействий со стороны северного буддизма; и хотя сообщения таинственных загималайских братьев и имеют явно подложный характер, но само это братство так называемых „махатм“ едва ли есть чистый вымысел. Не те ли это келаны, о которых еще в сороковых годах рассказывал один миссионер-путешественник?»716.
Католическое издательство, переиздавшее эту работу Соловьева, дало свой комментарий об упоминавшемся им миссионере Гюке, который несколько месяцев прожил в Лхассе, резиденции Далай-ламы: «Незадолго до его прибытия в Тибете стали много говорить о братстве или ордене келанов, которым приписывались всякие сверхъестественные силы и обширные религиозно-политические замыслы – они должны были завладеть верховной властью в Тибете, потом в Китае, а затем посредством китайских и монгольских вооруженных сил покорить великое царство Оросов и весь мир и воцарить всюду истинную веру перед пришествием Будды-Майтрейи»717.
