Из определения архиерейского собора русской православной церкви
«О ПСЕВДОХРИСТИАНСКИХ СЕКТАХ, НЕОЯЗЫЧЕСТВЕ И ОККУЛЬТИЗМЕ»
(2 декабря 1994 г. Данилов монастырь, Москва)
Господь судил нам жить во времена, когда «много лжепророков появилось в мире» (1 Ин. 4,1), которые приходят к нам «в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные» (Мф. 7,15)… Возрождаются старые гностические культы и возникают так называемые «новые религиозные движения», которые подвергают пересмотру всю систему христианских ценностей, пытаются найти мировоззренческую основу в реформированных восточных религиях, а подчас обращаются к оккультизму и колдовству. Возродилось язычество, астрология, теософские и спиритические общества, основанные некогда Еленой Блаватской, претендовавшей на обладание некоей «древней мудростью», сокрытой от непосвященных. Усиленно пропагандируется «Учение живой этики», введенное в оборот семьей Рерихов и называемое также Агни Йогой.
В расчете на неискушенных в духовной жизни и вопросах веры наших современников проповедники лжеучений упоминают всуе имя Господа нашего Иисуса Христа, Пресвятой Богородицы и многих святых, в особенности преподобного Сергия Радонежского и святого праведного Иоанна Кронштадтского, что является кощунством и лжесвидетельством.
Освященный Архиерейский Собор, следуя апостольской традиции, свидетельствует: все вышеперечисленные секты и «новые религиозные движения» с христианством несовместимы. Люди, разделяющие учения этих сект и движений, а тем более способствующие их распространению, отлучили себя от Православной Церкви.
Архиерейский Собор считает недопустимым использование православной символики (икон, фресок, изображений храмов и монастырей) в изданиях оккультно-языческого и сектантского характера, осуждает трансляцию записей православной музыки в радио– и телепередачах, пропагандирующих вышеперечисленные культы, а также не благословляет участие православных в мероприятиях, организуемых указанными в сем Определении группами.
В то же время Архиерейский Собор призывает всех верных чад Русской Православной Церкви широко проповедовать Евангелие Господа нашего Иисуса Христа, разъяснять людям пагубность лжеучений, помогать тем, кто временно оступился, поддавшись пропаганде сектантских проповедников. Однако противостояние ложным взглядам не должно сопровождаться нетерпимым отношением к самим носителям несовместимых с христианством учений. «Если же кто не послушает слова нашего в сем послании, не сообщайтесь с ним, но не считайте его за врага, а вразумляйте, как брата» (2 Фес. 3, 14-15).
Мы призываем всех членов Церкви молиться о просвещении одержимых ложными учениями и твердо хранить «преданное нам, отвращаясь негодного пустословия и прекословий лжеименного знания» (1 Тим. 6,20-21).
Есть ли этикет в «живой этике»?
При упоминании о газетчике священник стал печальней.1743
Г. К. Честертон
После прочтения текста соборного Определения можно оценить меру правдивости такого, например, заявления рериховцев: «Что же главное, что столь мучительно ранит в декабрьском акте Архиерейского собора? Это – подспудный, хорошо закамуфлированный призыв к ненависти, к разжиганию религиозного фанатизма и вражды»1744. Какими глазами надо читать это определение, чтобы в призыве молиться о заблудших увидеть призыв к ненависти! Собор призывает апостольскими словами – «не считайте его за врага», но рериховский журнал видит здесь «призыв к разжиганию вражды».
В целом Определение Собора рериховцы, конечно, назвали «наступлением темных и невежественных сил».
Вообще за собой они оставляют право использовать базарный лексикон для ругани в адрес христиан. Таково, например, суждение мадам Блаватской о христианах: «Прежде чем я покину землю, я обещаю себе такое торжество, которое заставит Регионов и его католиков и Бейли и епископа Сарджента с его протестантскими ослами реветь так громко, как им позволят легкие»1745. А если бы какой-нибудь христианский автор позволил себе написать – «Блаватская с ее теософскими ослами»?..
Вряд ли можно назвать деликатной и ту характеристику, которую Елена Рерих дает христианским священнослужителям: «Церковники – это ханжи и изуверы, прикрывающие свои темные делишки каждением и коленопреклонением и крестным целованием»1746. Несогласные с нею люди – «Шайка человеческих отбросов»1747. А суждение Махатм о некоем человеке, от спиритизма перешедшем в православие, – «настоящий вонючий подлец»1748 – тоже, очевидно, надо воспринимать как свидетельство чрезвычайной «живости» теософской «этики»?
Рериховская газета «Знамя мира» так презентует мои статьи: «Гнусная по своему содержанию статейка некоего диакона»1749. В моих текстах все же не встречается оборотов типа «гнусные трактаты Агни Йоги».
Так почему же у рериховцев есть право на полемику с Церковью, а у христиан права на ответную полемику с ними быть не должно? Почему если оккультист обвиняет Церковь – то в этом видят проявление «широты взглядов» и «свободомыслия», а если христианин в соответствии со своими убеждениями вступает в ответную дискуссию с теософом – это подается как рецидив поразительной нетерпимости?
Оккультисты прекрасно понимают глубинную несовместимость своих учений с Евангелием Христа1750. Видит эту несовместимость и Церковь. Льва Толстого или Отари Кандаурова, когда они кощунствуют над нашей верой, почему-то никто не обвиняет в «фанатизме». Но если христианин встает на защиту своей святыни, его сразу обвиняют в «нетерпимости».
Самые резкие слова находят Елена Блаватская и Елена Рерих для приватных характеристик Православной Церкви. В подходящей компании или доверенному адресату теософы признавались в противоположности их учения учению Церкви. Так неужели у Церкви нет права со своей стороны обратить внимание на эти расхождения и аргументировать свою позицию? Неужели у Церкви нет права не допускать к своим таинствам людей, которые кощунственно к этим же таинствам относятся?
Если рериховцы с этим несогласны – значит в результате «синтеза науки и религии» логический аппарат мысли у них оказался малость поврежденным. Дело, впрочем, скорее не в логике, а в обычном у сектантов притуплении нравственного чувства. Добро – то, что хорошо для нас и нашей организации, нашего правого дела. Если речь идет о других – можно веротерпимо сказать: «Не следует смущаться никакими спорами между представителями разных религиозно-философских систем»1751. Но едва только христиане выразили готовность оспорить рериховские идеи – так тут не только смущение, но и возмущение проявило себя сполна.
Считали ли Рерихи свою веру тождественной вере Православной Церкви? – Нет. Что же странного в том, что со стороны Церкви последовало взаимное, ответное признание: «они вышли от нас, они перестали быть нашим»?
Но в ответ на соборное решение один из руководителей рериховского движения в России Валентин Сидоров (некогда уведший советских читателей на семь дней в Гималаи) пеняет патриарху Алексию: «Нравственный авторитет Церкви падает и не в последнюю очередь из-за того, что из гонимой она опять превращается в гонительницу»1752. Газета Сидорова публикует «Ответ мракобесам», звучащий так: «Сейчас воинствующие церковники, поправ заветы Христа, устраивают новый „крестовый поход“ против Учения Агни Йоги, против Елены Ивановны и Николая Константиновича Рериха. К ним подключился космополитический сброд из пишущей братии»1753.