Это в христианстве есть застывшие, невежественные и бездоказательные догмы. Теософия, конечно свободна от всякого догматизма. Путь к этому освобождению она нашла кратчайший: достаточно слово «догмат» заменить словом «аксиома». И тогда сразу приходит вожделенная свобода от доказательств: «Первоначальное двуполое единство человеческой Третьей Расы есть аксиома в Тайной Доктрине»180.
Географам может пригодиться оккультная география: «В Оккультизме утверждается, что страна или остров, который увенчивает Северный Полюс, подобно шапке, является единственным, который остается на протяжении всей Манвантары нашего Круга. Все центральные материки и страны выступят со дна морского поочередно и неоднократно, но эта земля никогда не изменится»181. То, что материки могут всплывать и погружаться – это верно. Но вот подводные лодки смогли всплывать и погружаться на Северном Полюсе явно лишь потому, что их капитаны не успели познакомиться с «синтезом науки и философии». Кстати, Северный и Южный Полюса «имеют влияние и очень связаны с „белой“ и „черной Магией“182.
Теософы догадываются о том, что не только невежественные богословы, но и ученые не приходят в восторг от знакомства с этими «открытиями». Сколько бы ни было проблем во взаимоотношениях христианского богословия и науки (к исходу ХХ века их стало явно меньше, чем казалось в середине XIX), они все же едины в своем стремлении избегать оккультных толкований мироздания. Поэтому миф, который строят теософы, входит в противоречие с реальностью. Теософский миф говорит, что христианство безнадежно антинаучно. А практика показывает, что именно у теософии возникают серьезнейшие трудности во взаимоотношениях с наукой. Как однажды призналась Блаватская – «существует конфликт, который не только назрел, но уже начался между наукой и богословием, с одной стороны, и седою наукой-магией, с другой стороны»183. А поэтому – «Мы подвергаем резкой критике современную науку , только пытаясь защитить наши освященные веками теософские доктрины»184.
Опыт этого конфликта научил теософов – как уходить от научной критики. На вопрос «Как примирить Учение с наукой?» Е. Рерих ответствует: «нельзя отвечать невежеству». «Какую цель имеет наука, если она распухла от предрассудков? Тот, кто обеспокоен торжественностью утверждений, тот понимает науку как логово мещанства. Тому, кто мыслит о Новом Мире, тому нет вреда от ползающих гадов»185.
Один из тех, к кому, очевидно, рериховцы приложат это ругательство, – философ В. Зеньковский однажды абсолютно справедливо назвал космогонию Блаватской «совершенно фантастической»186 (в смысле радикально антинаучной).
И вот уже назло всей современной физике, исходящей из наличия предельной скорости для любых взаимодействий, вице-президент Международного центра Рерихов Л. Шапошникова уверяет, что «Мы обмениваемся энергией с Солнцем, с зодиакальными созвездиями, с созвездием Ориона»187. Интересно было бы знать – что думает об «обмене энергией с созвездием Ориона» космонавт Г. М. Гречко, подписывающийся как «представитель рериховского движения» под «торжественными заявлениями» против «клеветников»?188 Неужели и он разделяет рериховское сладострастие антирассудочного эпатажа? Неужели и он «обеспокоен торжественностью утверждений» и ничем более?189
Может быть, Гречко сделает в Звездном городке доклад на тему «Эзотерическая астрономия»? Вот ее основные тезисы: «Семь главных планет – это другое допущение для принятия чисто оккультного учения. Согласно эзотерической доктрине, каждая планета по своему составу является септенарием, подобно человеку, в отношении своих принципов. Эта, так сказать, видимая планета, является физическим тело небесного существа, атма или дух которого – это ангел или риши, или дхиан-коган, или дева, или что-нибудь еще, как бы мы его не назвали. Эта вера, как это увидит оккультист (см. в „Эзотерическом буддизме“ о строении планет), является совершенно оккультной. Это учение Тайной Доктрины»190. Не должен ли Центр управления полетов превратиться в Центр по связям с дхиан-коганами Солнечной системы?
Можно предположить, что некоторые коллеги космонавта позволят себе не согласиться с «эзотерической астрономией». Это весьма возможно – как признавала Е. Рерих, «все , приведенное мною из «Тайной Доктрины» о лунной цепи (то есть о том, что Луна представляет собой «септенарий», семь планет, существующих в одном пространстве, но на разных уровнях «духовной эволюции» – А. К.), не принимается наукой»191. Что ж, для них в «Письмах Махатм» припасено дивное ругательство: «академическое тряпье»192. Это, очевидно, и есть путь к «примирению религии и науки».
Не меньше поразительных открытий найдут в теософии и историк и востоковед. О книге «Разоблаченная Изида» газета «Нью-Йорк трибюн» по ее выходе писала: «Знания Е. П. Блаватской грубы и не переварены, ее невразумительный пересказ брахманизма и буддизма скорее основан на предположениях, чем на информированности автора»… Скептицизм и иронию рецензентов можно объяснить. Фактологическая сторона книги оставляла желать лучшего. Индуизм и буддизм для автора – это единая религия, священная книга которой называется «Бхагаведгита» (написание Блаватской), содержание же ее, судя во всему, Блаватская путает с Бхагавада-пураной»193. По мнению Блаватской «Далай-Лама считается реинкарнацией Будды»194 , в то время как тибетцы считают его реинкарнацией божества Авалокитешвары (кроме того, аксиомой буддизма вообще является вера в то, что его основатель жил последний раз, ибо достиг окончательного освобождения, и потому никаких позднейших «воплощений Будды» в принципе быть не может)…
Впрочем, Елена Петровна сама охотно признавала недостаточность своего образования, особенно в письмах к русской родне, для которой, впрочем, это не было тайной. Но признания эти, как правило, были призваны подчеркнуть могущество учителей, которые передавали ей самые разнообразные знания, вплоть до высшей математики, используя ее как «слепое орудие» своей воли195.
Стоит ли удивляться, что «реакция на книгу Синнета (и Блаватской) в Европе и Америке была весьма неоднородной. Знатоки ориенталисты вновь упрекали теософов в невежестве и указывали на явные погрешности, но более широкий читатель принял книгу хорошо»196. Активное отторжение ученым сообществом «научных открытий» Блаватской до некоторой степени досадовало мадам. «Когда я в прошлом году написала статью о тождестве египетских и ассирийских символов и религии с культусами Ацтеков, на меня напали все археологи и обвинили в фантазерстве»197. И уж тем более сегодня очевидно, что «в своем отношении к восточной мудрости Е. П. Блаватская была особенно ненасытна и потому всегда неразборчива. В ее сочинениях, в том числе и в „Разоблаченной Изиде“, встречается огромное количество неточностей, спорных вопросов и неудачных заимствований из второсортной „научной“ литературы того времени»198.
