Будущее Латьера например. Или отношения с Алкари. О, или внешний вид только что принесенных блюд… Про них можно было сказать только одно: это мясо. Чье неизвестно, как приготовлено непонятно, зато в больших количествах. И еще это странное напоминающее золотистый густой бульон который всем присутствующим слуги наливают в чашки. Глиняные. Нет, честное слово, глиняные! Надо же! У меня дома уже несколько десятков лет делают только деревянные, ну и из латуни клепают иногда. Хотя как можно пить из чего-то что противно клацает по зубам мне непонятно. Это касается только простолюдинов, аристократы давным-давно ничего кроме серебра и золота не признают… Правда встречаются еще оригиналы, которые платят огромные деньги за хрупкий горный хрусталь или южный фарфор, и жалуются потом, что разбили через месяц. А здесь — глина! Правда странная какая-то красная и в черную крапинку. Вот и миски тоже глиняные. Странно, а я раньше и внимания-то не обращала…
— Лазорь, ты с таким лицом смотришь на кружку словно впервые видишь, — ворвался в занятые этими забавными и удивительными фактами мысли, насмешливый голос Северина. Едва осознав его слова, я тут же жарко покраснела и опустила голову, не представляя даже что сказать.
— У меня дома просто давно уже не используют глиняную посуду, — кое-как преодолев смущение, выдавила я. — Да и вообще глины мало, ее везут только из провинций, но она не такая. Папа говорит, что это плохая глина, мало куда годится. Северин наклонил к плечу голову. Он часто так делает, привычка должно быть.
— А у нас тут мало дерева, ты уже заметила наверное. Зато еще дальше к северу расположен горный хребет, там много всего добывают. И камень оттуда везут, видишь какие стены? Это особенный камень, он почти совсем не реагирует на холод, даже в самые лютые морозы он теплый. Из него хорошо строить: и тепло, и прочно.
Не до красоты конечно хотя здесь, в Тиарке, точнее недалеко отсюда, было большое месторождение рилунита необычного белого цвета. Но вообще-то он чаще всего серый, черный или темно-красный. Есть еще бело-голубой, но мы его не используем.
— Почему? — удивилась я. — Должно быть очень красиво. Северин усмехнулся.
— Красиво, конечно. Но именно голубоватый рилунит искажает магические потоки, превращая их неизвестно во что. Так что находится рядом с ним опасно. Лазорь, ты есть-то собираешься? Я бросила взгляд на свою пустую тарелку и жалобно вздохнула.
— Простите, но что-то не хочется…
— Боишься? — проницательно заметил он.
— Не то чтобы…
— Ладно, не оправдывайся, — отмахнулся Князь и наклонился ко мне с самым заговорщицким видом. — Можешь не есть сейчас, но перед сном я залезу на кухню и принесу нам что-нибудь вкусное. Договорились? Непонятно и незнакомое чувство толкнулось в груди. Одновременно с ним проснулось даже некоторое озорство, и я осмелела настолько, что даже решилась поддеть собеседника:
— Никогда не слышала, чтобы Князь обворовывал своих подданных!
— А куда деваться? — наигранно печально ответил он. — Если строгая кухарка даже Князя осмеливается веником погнать с кухни… Я рассмеялась. Представляю себе эту картину…
— Над чем это вы смеетесь, драгоценная? — не преминула влезть Алкари. Боже, у этой девицы, что даже элементарного такта не хватает? Или ревность настолько туманит ей мозги? Мне всю жизнь виделось что воины, независимо от пола, прежде всего, должны быть хладнокровными и спокойными. Она же мало того что за собой не следит так еще и взрывается от каждого мало-мальски неугодного ей слова. — Поделитесь, нам с сестрой тоже интересно. Сомневаюсь, будто Элн сейчас интересно что-либо кроме кровати и одиночества. Кто вообще придумал ее сюда тащить?
— Князь рассказал мне кое-что забавное из своего прошлого, — отделалась общими фразами, смысл которых при желании его трактовать может в корне отличаться от истины. Хоть чему-то научилась на светских приемах…
— Наш правитель крайне любезен, и всегда готов поддержать девушку в трудной ситуации…
— Да и вполне способен сам за себя ответить, — оборвал поток ее слов Северин.
— Алкари ты переигрываешь. Мне не нравится твое поведение, очень не нравится. Подумай об этом… в свободное время. Бедная девушка, она не просто покраснела, она побагровела так, что я невольно перепугалась за ее здоровье. Но тут же едва не покатилась о смеха — уж больно потешно выглядели рядом бледная до зеленого оттенка вялая Элн и ее сестра из которой ярость плескалась фонтаном. Несколько сдавленных смешков все же вырвались наружу, и я получила такой незабываемый по степени ненависти взгляд от девушки, что даже Князь его, кажется, заметил.
— Лазорь, если хочешь, можешь подняться к себе. Алкари, думаю, тебе следует отвести свою сестру до спальни, и уложить спать. Кажется, она нехорошо себя чувствует. О чем ты вообще думала, когда привела ее сюда? — Не стоит беспокоиться, все в полном порядке… — впервые подала голос, пусть и слабый да неуверенный, Элн. — Я сама захотела…
— Поверю на слово. И тем не менее… Я легко тронула его локоть кончиками пальцев.
— Позволите? Он моргнул недоуменно.
— Позволю что, прости?
— Уйти… Вы же сами сказали, что…
— А, да, разумеется, и спрашивать разрешения вовсе не обязательно. Давай-ка я тебя провожу, не то заблудишься еще. — Он встал и галантно подал мне руку. Смущенно порозовев, я приняла его ладонь. По правде говоря, заблудиться я бы не смогла при всем желании, ибо блуждать было особо негде, но отказать себе в общении с Северином наедине было очень сложно. К своему изумлению я поняла, что общество Князя мне донельзя приятно… Не бы сказать больше…
Боже! О чем я только думаю! Если бы Северин мог читать мои мысли, то наверняка бы мне пришлось провалиться под землю от нестерпимого стыда! Около двери в отведенные мне покои Князь остановился. Я вопросительно посмотрела на него.
— Я на кухню. Губы почти против воли расплылись в улыбке:
— Хорошо.
— Не скучай, — шепнул князь и, потрепав меня по макушке, как меленькую, ушел.
— Попробую, — тихо-тихо чтобы не услышал, сказала ему в спину, сама толком не понимая зачем. В последнее время такое происходит все чаще… И это не может не огорчать. Северин вернулся нескоро, но зато с целым подносом разнообразных вкусно пахнущих блюд. Мы их быстро обглодали, и приступили к любимой части вечернего ритуала расчесыванию Князевых волос. Северин блаженствовал, но говорить не переставал, а тема была, надо отметить, самая что ни на есть странная: отношения друг к другу разных рас.
— Люди все-таки не могут долго жить в мире с другими существами, и рано или поздно предпринимают попытки либо уничтожить их, либо прогнать подальше.
— Не согласна. Например, с магами и вами мы вполне мирно уживаемся.
— Ну скажем, маги тоже люди просто одаренные. Они вовремя поняли, что если не загребут хотя бы половину власти себе, то окажутся в положении врагов.
— Половину власти скажешь тоже!
— Не веришь? Вот подумай, почему при каждом более-менее влиятельном или богатом человеке есть свой маг? То-то же. Все контролируется. Если говорить о моем народе то тут еще проще: то, что мы другая раса знают немногие, к тому же к нам не так-то просто попасть. Границу охраняют сальвиты и сальвиры, убивающие всех, в ком не течет кровь моего народа. Лучших охранников пожалуй и не пожелаешь… Но и тут есть определенные проблемы.
— Какие? — руки, мягко распутывающие светлые пряди дрогнули. Необычное ощущение, словно на пороге открытия некой тайны…
— Сальвиты, так зовется мой народ. Сальвирами раньше называли боевых х'анхе, это боевые псы связанные ментально со своими воинами. Те собаки, которых ты видела в деревнях их дальние родственники, более мелкие, слабые и почти лишенные агрессии. Но и так, каждый из этих псов способен защитить и от диких животных, и от чужаков. Знаешь когда-то давно, когда границы охраняли не духи, а простые боевые псы и их воины, я вез в столицу девушку-целительницу и ее жениха. Наши дети гибли один за другим от непонятной болезни, самим справится было непросто, и я решил попросить помощи у одной из Магических Академий. Владетелем Старлана, это Север на нашем языке, был мой отец, а мне только-только присвоили ранг Князя и наложили ограничения. Лишь много позже отец узнал что болезнь, убивающая самых слабых из нас, детей которым уже исполнилось пятнадцать зим, но не пришлось еще пережить двадцатую, была… ее наслали маги. В порядке эксперимента, вроде бы, не знаю, точнее не помню. Отец мстил страшно но погибших этим, как известно, не вернешь. Наши дети, дети Сторлана от рождения и до пятнадцатилетия обладают особой защитой, у многих наблюдается интуиция на грани ясновидения, безошибочное чутье. В этом возрасте дети практически неуязвимы, они не чувствуют холода, ты видела должно быть — носятся в одних рубашонках. В двадцать обычно просыпается совсем другая сила, уже основанная на присущих каждому невидимых чарах. Но в эти пять лет между ними сальвиты полностью беззащитны, особенно как ни странно парни. Детской защиты уже нет, взрослая еще не проснулась, эдакое подвешенное состояние. Именно такие дети и умирали. Это было страшно. Дети, они… они гнили изнутри, долго мучительно умирая. У нас крепкая психика, но иногда были случаи, когда они сходили с ума от боли и страданий. Чародеи искали выход и нашли, но не сразу. Мне не хотелось ждать, я помчался в Академию забрал самую перспективную, саму сильную на тот момент целительницу. Ее жених увязался следом. Они ведь действительно любили друг друга… Ник, так его звали, он умер в дороге от несчастного случая — заснул и его укусила змея. Противоядия не было, так что нам оставалось только смотреть на его муки, и он… Ник был сильным магом, очень сильным и перед самой смертью проклял меня и мой народ. Последнее заклятия мага, в которое он вложил всю свою мощь и даже душу. Теперь после смерти души сальвитов не уходят в другие измерения, они остаются здесь, бесплотными духами, охраняя от чужой крови границу Старлана, обретая плоть лишь на краткие мгновения боя. Х'анхе тоже становятся духами и тоже защищают нас. Это лишь кажется что это хорошо, на самом же деле… Ни люди ни иные расы не могут привезти нам на продажу ни продуктов ни чего либо иного. Если сальвит выходит за границу и влюбляется, то уже не может привести сюда свою спутницу или спутника. У нас есть только то, что мы сами производим, изобретаем. Это существенно тормозит развитие Старлана как государства. С другой стороны мы обособлены и отрезаны от мира, и с ним можно не считаться. Такая вот история. Поэтому тебя пришлось везти сюда под целым конвоем.
