Не объясняя подробно, почему банкир владеет искусством строить доверительные отношения, скажу только, что использую классическое оружие и основы профессии. Сначала доверие, потом искренность.

Чувство такта, проницательность необходимы для доверия между мной и клиентом. Но для Мессина пришлось пустить в ход все средства, в частности опыт двадцатилетней практики. Едва мы отведали икру, омаров на ложе из крупной соли, петушков, завернутых в тонкие блины, и устрицы Сен-Жак, едва насладились тающими во рту крокамбошами, как мой клиент уже считал, что разделяет трапезу с человеком, достойным его положения. С первой встречи я доказал, что блюда и вина Сциллы для меня не более загадочны, чем издательства. Поля Мессина впечатлили мои познания. Потребовав шампанское при пяти с половиной градусах, я обрушил на издателя цифры: проценты от сделки, список конкурентов, филиалы. Приукрашивая болтовню пикантными подробностями о Мессинах, я демонстрировал знание предмета, но не рассказывал ничего такого, что могло насторожить его. Если анекдоты Скриба мне пригодились (например, о дедушкиных часах), то в остальном я придерживался фактов, полученных из прессы. Эту работу я проделал без ошибок, избегая рифов и лести. Вскоре Поль Мессин был на седьмом небе.

Пришло время курицы с трюфелями, когда я предложил выкупить акции его племянника. Конечно, он спросил меня, кто продает. Конечно, я ответил ему, что умею хранить тайны. Возможно, в конце, когда мы достигнем соглашения и будем доверять друг другу… Мессин не настаивал. Он согласился провести переговоры. Тем более что банк финансирует. Тем более что стал клиентом, и засмеялся, я тоже. Казалось, дело сделано.

С такими, как он, Сцилла творит чудеса. Здесь можно наслаждаться, говорить о серьезных вещах самым легкомысленным тоном. Под конец мы схватились за записные книжки. Встреча? Оставим это помощникам… А вы играете в гольф? Морис появится в тот момент, когда понадобится вызвать машины. Мы прекрасно провели время! Но перед тем как расстаться, я приведу в исполнение свой план. Точнее, когда нам принесут сладко-соленые пирожные. Поль Мессин улыбается. Он тронут вниманием. Как я догадался, что это его любимый десерт? Морис выдал тайну? Я наклонился к нему. Я сам узнал, это мое ремесло. Я перевернул все королевство Мессинов, чтобы знать все. Я искал даже здесь, у Сциллы. Я перелистал книги, изданные Мессинами. Я перечислил авторов в хронологическом порядке, указывая на полки, где каждый из них находился. Поль расплылся в улыбке. Но когда я заговорил о Хентце, лицо его стало жестким. Я сделал паузу и, глядя ему в глаза, назвал имя Скриба. Потом мягко добавил:

– Есть также книга вашего деда «Прежде, чем забыть». Она находилась как раз над вашим столом, пока Скриб не утащил ее. Здесь столько всякого, что всего и не перечитаешь. Здесь даже тайна вашего деда, о которой так много написал Скриб.

Я замолчал. Мессин посмотрел на часы. Если у него встреча, он с удовольствием отменит ее. Я выпил стакан воды. Вежливость требовала дать ему передышку. Мессин скоро вернулся. Казалось, он хорошо владеет собой.

– Вы именно для этого пригласили меня?

– В первую очередь по делу. Я банкир. Не скрою, что рукопись Матиаса Скриба возбудила мое любопытство. Мне не терпелось встретиться с вами.

– Есть ли профессиональная связь между тем, что вы предложили, и тем, что узнали?

– Никакой, уверяю вас! Считайте, что это личного порядка…

– Вы рискуете! Я мог бы встать и уйти, даже написать вашему банку об угрозах, которые…

Я прервал его жестом и строго заметил:

– Учитывая мою осведомленность, едва ли вы так поступите.

Он долго смотрел на меня, потом тихо спросил:

– Что вы узнали? Что сказал обо мне Скриб?

– Портрет, нарисованный им, не льстит вам.

– А еще?

– Его интересует, ответственны ли вы за смерть Хентиа.

Мессин пожал плечами.

– Какой у меня был мотив?

– Тайна вашего деда. – И, желая показать ему, что знаю все, добавил: – Страшная подлость, в которой он себя обвинял, и смерть друга Симона из-за его ошибки. Хентц обнаружил тайну, способную причинить вред интересам издательского дома. Он хотел рассказать о ней, но погиб. Скриб полагает, что эти два обстоятельства связаны между собой.

Мессин ссутулился, ему было не по себе. Воспользовавшись этим, я пустил в ход другое оружие банкира: абсолютную искренность. Говорить открыто, просто о том, что знаешь, о том, что думаешь, – вот лучший способ добиться желаемого. И я пояснил:

– Я не уверен в объективности Матиаса Скриба. Наша сегодняшняя встреча только усилила мои сомнения. Однако мне надо решить.

Мессин выпрямился.

– Не понимаю. Решить? Что?

– Похоронить ли навсегда то, что написал Матиас Скриб, промолчать о тайне вашего деда или рассказать все, о чем мне известно. Это обязательство я взял на себя, обнаружив по странной случайности рукопись Скриба. Мне жаль вас, но надо решать.

Он удивленно посмотрел на меня. Мои слова давали ему глоток живительного воздуха.

– Чего вы ждете от меня? Ведь я тот, кого подозревает Скриб! Как мне защитить себя?

Я спокойно заметил:

– Расскажите правду, простую и грубую, но так же искренне, как и я. Только правда позволит принять верное решение.

Поль Мессин смотрел на меня оценивающе и очень внимательно, теребя браслет от часов деда. Наклонившись ко мне, он спросил:

– Могу ли я быть уверен в вашей объективности, если отвечу согласием?

– Даю вам слово.

– Можно ли вам доверять?

– Я же банкир и порядочный человек. Не сомневайтесь, я выслушаю вас с сочувствием.

Казалось, что эти слова успокоили его. Однако он с подозрением взглянул на полки Сциллы. Я подумал, что он старается определить, где находится рукопись Скриба. Подумав, Мессин сказал:

– Согласен, но с одним условием.

– Каким?

– Если мне придется рассказать о других людях, о поступках и фактах, до сих пор никому не известных, что вы сделаете?

Эти слова, произнесенные сухим тоном, встревожили меня. О чем, о ком он говорит? Какие новые тайны увидят свет? Кто еще будет привлечен к ответу? Увы, любопытство одолевало меня. Оставив без внимания предостережения Поля Мессина, я твердо заявил:

– Если я сочту возможным промолчать, то умолкну навсегда. Это основное обязательство, которое я беру на себя. Говорите.

Мессин смерил меня взглядом.

– Хорошо, я расскажу вам о тайне, которая гнетет меня уже целый год. Вы готовы? – Я осторожно кивнул. – Тогда слушайте. Я стал таким же, как Скриб. Роясь в прошлом моего деда, Клаус Хентц открыл драму его жизни: смерть друга Симона, в которой он был виновен. Эта ошибка истерзала деда, опорочила его. Непримиримый философ мечтал устроить скандал. Так? – Я снова кивнул. Он улыбнулся. – А я, убив его, ликвидировал проект. Своими руками? Нет, конечно. Я нанял жалкого кретина для грязной работы. Аксель Сетон стал орудием моего позора. – Мессин рассмеялся. – Я всегда полагал, что Матиасу Скрибу не хватает воображения. Признаться, он удивил меня. – Мессин снова стал серьезен. – Но что он сделал, когда догадался обо всем?

Памятуя об искренности, я ответил:

– Хентц доверил Скрибу свою находку.

Мессин уставился на меня.

– Но с чего Скриб взял, что я убил его близкого друга? Извините, но я не понимаю. Кроме того, он знает причину убийства и молчит?

Мало-помалу Мессин взял себя в руки. Измышления Скриба больше не интересовали его. Сейчас он прервет разговор, и мы расстанемся. Я ничего не узнаю. Чтобы преодолеть сомнения Мессина, надо ответить на его вопрос.

– Ваши сомнения столь же справедливы, как и сомнения Скриба, заставившие его молчать.

– Почему он ничего не сказал? Почему он спрятал правду на полке у Сциллы?

– Скриб не знал, собирается ли Хентц обнародовать историю вашего деда.

– Он ему ничего не сказал?