– Правда? Боже... Уже два года!
Она мелко покивала головой, а потом махнула рукой в воздухе.
– Ой, да вы знаете, сколько у вас еще будет таких Любовей...
Засмеялась. На что он вдруг сказал очень строго:
– Знаю. Эта одна. И на всю мою жизнь. Я тогда... На станции... Вы были в синем, и этот... Желтый платок... Вы вокруг еще смотрели... Я сразу понял, что вы здесь ничего не знаете. Я проводил вас. Помните?.. Сначала я даже решил, что вы стюардесса и спустились к нам с небес. Но потом узнал, что вы будете преподавать английский. Я вел вас самой длинной дорогой... И после этого... Все... Я даже знаю, что мы умрем в один день!
– Как в сказках...
Он кивнул.
– Поверь мне, я-то знаю... – Она неожиданно перешла на ты. – Это все тебе придумалось. В этом возрасте...
– Мне уже семнадцать.
– Вот я и говорю, что в этом возрасте... Очень часто... Люди себе воображают... То есть им кажется...
– Не понимаю...
– Я хочу сказать, что ты, скорее всего, влюблен в выдуманный тобой образ. Все это не так, как есть на самом деле. Просто пришло время. У тебя заиграли гормоны. Ты наткнулся на меня и, не зная совсем, наделил чертами, тебе во всех отношениях милыми. Я хочу сказать... Ничего этого нет на самом деле. И даже платка того желтого давно нет. И ничего-ничего.
Он молча поднял рукав рубашки и вытянул руку. Запястье было чем-то туго замотано.
– Есть...
– Что это?
– Ваш платок... Тот... Желтый...
– Видите... Есть!
– А красть, между прочим, нехорошо.
– Я не украл... Вы оставили его... В классе... Я просто его не вернул.
Она расстроенно замолчала.
– Все равно – нехорошо. A bad beginning makes a bad ending.
Он промолчал.
– И что же вы думаете делать? – спросила она.
– Мне через год – восемнадцать! Мы сможем пожениться. Меня берут в столярную мастерскую к Бергу... Вы знаете, у меня золотые руки... У кузена денег возьму... Отстроимся...
– Я готовить не умею...
Он вдруг рассмеялся.
– И не нужно... Готовить – оно дело нехитрое... А потом и научиться можно...
– Я не это хотела сказать. Вернее, я хотела сказать – какая из меня жена! Я одна жить привыкла. Я капризна. На работе всегда. А в этом году вообще дополнительные часы взяла – вечерние. После ухода мистера Бигли. Вы же знаете – учителей не хватает, я уже в младших историю и географию. Вот... Ну какая из меня жена...
Он опять рассмеялся.
– А вы знаете... Это я вам колесо спустил...
– Что?
– Да... Я...
– Как же?..
– Ну да!..
– Нехорошо. – Она вдруг снова вернула «вы»: – Вы же взрослый человек. Жениться вот собрались...
– А как бы я смог с вами поговорить?..
– В школе...
– В школе?.. Нет... В школе – нельзя... Вот я и решил...
– Ну и глупо решили. Это вам не игрушки. Так человеку и навредить можно! А если бы я не заметила – и на таком колесе да по горам? Это могло бы все ужасно закончиться!
– Нет...
– Что нет?
– Я же следил!
– Что?
– Я следил за вами, когда вы к машине шли...
– И часто вы за мной следите?
Он кивнул головой и виновато улыбнулся.
– И вечерами?..
Он опять кивнул.
– Ну, это уже... Вы знаете, молодой человек! Это уже ни в какие рамки! Это уже нарушение всяких приличий...
– Но я... Я просто хотел...
– Чего вы там хотели?
– Я просто... Смотреть на вас... Хотел... Ничего такого...
У него в глазах появились слезы – копились, копились, а потом сорвались и побежали по розовым щекам.
Она покосилась на него, но успокаивать не стала. Он вытер рукавом лицо. Но слезы все текли и текли.
Мимо проплывали деревья с тяжелыми от снега ветками.
– Вот видите, какая я плохая! А вы говорите – жениться...
– Говорю.
– Я гадкая иногда бываю... Это в школе я такая... Miss Perfect... А внутри...
– Что внутри?
– А внутри я иногда такое про людей думаю... Слава богу, что телепатии не существует...
Он серьезно взглянул на нее.
– Так что – я бываю ужасная!
– Нет... Вы чистая... Вы, как дева Мария...
– Дева Мария? – Она усмехнулась. – Дева Мария?! С двумя абортами за спиной! И вообще... Знаете этого?.. Что электричество ремонтирует и приборы там всякие...
– Мартина? С деревянной ногой?
– Да, да, с деревянной ногой... Он менял у меня проводку на кухне, так вот я с ним...
– Не надо...
– Надо, надо... Я сначала специально его дразнила... Выходила на кухню в пижаме и босиком...
– Не нужно!..
– То пуговицу не застегну... То с плеча спущу...
– Я прошу вас...
– И он, конечно, не железный! Один раз я его в спальню...
– Перестаньте...
– Не верите? А вы у него спросите! Как он меня на полу...
– Замолчи!
– Это почему же, ты же все хотел знать! Может, ты и это подсмотрел? Может, тебе и без меня все известно? А может, ты и про нашего школьного охранника все знаешь?
– Нет!
– Не знаешь? А многие знают! Меня даже к директору вызывали.
– Замолчи!
– Чего вдруг?! Так вот... Со школьным охранником...
На лице парня появились красные пятна... Он будто задыхался...
– Так вот с охранником мы прямо в школе...
– Шваль...
– Что ты сказал?.. Я не слышу!..
– Сука ты... Шваль... Что же ты наделала... Сука... Зачем... Скажи, что это неправда... Ну скажи, что это неправда, ну... Скажи...
– Правда!
Он вдруг резко затормозил, и она несильно ткнулась лбом в стекло.
– Черт! Осторожнее!
– Выходи!
– Куда я здесь, в лесу!
– Выходи, шваль!
Он, резко перегнувшись через нее, открыл пассажирскую дверь.
– Как я отсюда?..
– Выметайся!
– Это же ты мое колесо...
– Быстро выметайся! Ты как все! Я думал... А ты – как все!!! Я все это время... Сука ты грязная! Как все!
Он закашлялся.
– Успокойся, малыш!
– Малыш?!
На этой фразе он опять резко тронулся и тут же затормозил, а она опять ударилась о стекло головой и затихла. И как-то сама тихо завалилась вправо, послушно выпала лицом в снег, во все еще открытую дверь... Он было поехал, перегнулся, чтобы закрыть переднюю дверь, но увидел, что она зацепилась рукой за ремень. Хлопнул ладонью по рулю. Остановился. Обошел машину. Приподнял ее, выпутал ремень, перевернул и удивился. У нее изо рта пузырями текла кровь.
– Ты че? Вставай давай! Ты че! Ну, вставай, говорю! Эй!
Она захрипела, втягивая алую пену вместе с холодным воздухом. Вязко потекло по подбородку. Зрачки глаз закатывались под верхние веки, как у неисправной куклы. Он повалился на колени, в снег, рядом... Поднял ее голову к себе на колени... Выдохнул, стал набирать рукой снег и запихивать его себе в рот. Потом вдруг закричал, поднимая лицо к небу. Горы разбили вопль на разные голоса.
Она мелко задрожала. Он наклонился над самым ее лицом.
– Яоб...
Красные пузыри лопались, раздавленные губами.
– Я... У меня.... с ними... ничего... Прости...
Ее голова запрокинулась вправо. Кровь потекла по щеке в ухо.
Он почти касался ее губами.
– А как же теперь английский?..
Новый густой поток тронул губы и откатился в горло. Зрачки застыли, отражая небо.
– А как же теперь английский?..
Снег чуть светился сквозь туман... Деревья держали над ними никелированное небо.
– A bad beginning makes a bad ending.
Он лег рядом с ней на снег и лежал так какое-то время. Потом закрыл ей глаза.
Вытер снегом кровь с ее лица – крови было много, и скоро вокруг стало много бурого снега.
Поправил ей волосы, подхватив под мышки, аккуратно посадил на переднее сиденье. Пристегнул ремнем. Сел за руль, тронулся, проехал с километр молча, потом перекрестился и набрал скорость.
Машина недовольно зарычала, но послушалась, и на следующем повороте, не сбавляя скорость, не следуя дороге, пролетела с обрыва вниз, стремительно унося с собой ветки, комья земли и огромное облако снежной пудры.
