Нас явно не ждали. И комнату для нас не убрали – полные пепельницы окурков, рваная упаковка и пакеты в мусорном ведре, мятое постельное белье, а в ванной брошены на пол синие махровые полотенца. Балкон-причал, выходящий на Гранд-канал, неопрятно, как перхотью, засыпан пеплом от сигарет, поручни в пятнах птичьего помета, а мраморная столешница закапана воском между кругами от винных бокалов.

Жить здесь невозможно. Нужно связаться с владельцами.

В холле слева стеклянная дверь и кнопка звонка. Было известно, что эта квартира тоже сдавалась, теми же самыми владельцами. Сами они предпочли жить во Франции.

– Схожу наверх. Может, живущие там что-то знают.

Я позвонила, подождала и позвонила еще раз. Никакого движения, никакого ответа. За стеклом деревянная лестница – в квартиру на второй этаж. Я постучала в стекло. Дверь закачалась – она была не заперта. Я открыла ее и зашла внутрь.

– Извините! Здесь есть кто-нибудь?

Было очень тихо, по потолку извивались блики воды.

Я поднялась. Небольшой коридор поворачивал вправо и переходил в гостиную с видом на канал.

На низком столе стояли две пустые бутылки из-под минеральной воды. Большое блюдо с ощипанной виноградной гроздью. Недопитая бутылка местного вина «Valpolicella», два грязных бокала и банка морской соли. На полу – диванные подушки и телефонный справочник с оборванной наполовину страницей.

Слева – открытая дверь в столовую. Там идеальный порядок.

– Есть здесь кто-нибудь?

Вернулась по коридору мимо лестницы к спальням. Отрыла дверь в одну – разобранная, мятая постель, у шкафа, на полу – открытый чемодан с клубком одежды внутри. На тумбочке – стакан, гигиеническая помада, мелочь, ключи, мятые чеки и визитка из ресторана.

Спустилась вниз.

– Никого.

– Что же делать? Может, они забыли, что мы должны приехать?

– Скорее всего...

– Черт, скоро вечер – не спать же нам в нестираном белье?

Мы вернулись в магазин, где брали ключи, но там хозяин на ломаном английском объяснил, что он ничего не знает... Его только попросили передать ключи. С наступлением вечера становилось холодно – пришлось идти к чемоданам, за теплыми вещами.

– Давай позвоним хозяину во Францию – пусть сам в этом разбирается...

Я достала из сумки телефон, но он разрядился и вовсе не включался. В нашей комнате городского телефона не было. – Наверху, в спальне на тумбочке, есть телефон – давай позвоним оттуда, в конце концов, это их вина...

– Неудобно... Там чьи-то вещи... Как воры...

– Во-ы – эшо кошо-ые чу-шое бе-уут. – Я почему-то не к месту начала чистить зубы электрической щеткой «Braun». Это всегда помогало мне сфокусироваться.

Подруга давно считала, что у меня сдвиг по поводу зубов, поэтому не стала это комментировать, а просто закатила глаза.

Сейчас мы поднялись туда вместе. Телефон в спальне был отключен.

– Может, здесь есть чистое белье?

Я прошла через спальню, открыла дверь, на которой висела небольшая плакетка с рельефом, изображавшим толстого, в перетяжках амура, и попала в ванную комнату. Там ужасно пахло, было душно, громко капало из крана, я завернула плотнее золотой барашек, но звук не прекратился – капало явно где-то справа. Я повернулась, откинула тяжелую занавеску, и сердце мое чуть было не выпрыгнуло через открытый рот. Перехватило горло и защекотало небо.

В мраморной ванне под водой лежал надутый человек, а справа торчали над водой его серые ноги.

Я стояла и смотрела на абсолютно белые ногти на этих земляных ногах и не могла пошевелиться.

– Что это за вонища? Вряд ли здесь будет белье...

Моя подруга замолчала, увидев мое лицо. Подошла и посмотрела в ванну.

У меня онемели ладони, так бывает, например, когда я смотрю с высоты. Сухо, щекотно и невозможно разогнуть пальцы.

У человека на надутом лице глаза были открыты, даже вытаращены... Большие такие мутные глаза, – и от этого стало понятно, что человек мертв и уже давно под водой.

Мы обе стояли и боялись пошевелиться. В абсолютной тишине капало, и по воде расходились круги, шевеля серого надувного человека.

Я наконец задышала. И тут громким криком взорвался телефон. Моя подруга очнулась и завизжала сдавленным утробным звуком... Так иногда орут младенцы и коты ранней весной.

Мы выскочили из ванной – телефон надрывался откуда-то из глубины чемодана, скатились вниз по лестнице, забежали в свою неубранную комнату и закрыли за собой дверь.

Подруга села на кровать и заревела. Почему-то мне стало неприятно на нее смотреть. Я подошла к окну. Там безмятежно дремали дворцы. Туда-сюда сновали моторные лодки и медленно проплывали гондолы. На полосатых столбах, торчащих из воды, сидели толстые чайки. Волны лениво бились о каменные стены. На смену дню приходили сумерки. Я открыла окно. Где-то далеко звенели колокола и играл аккордеон. Один за другим включались уличные фонари. Туристы, выходя на небольшие набережные, осматривали противоположный берег. На соседних мостках целовалась молодая пара. А в квартире над нами в ванне плавал труп, и все было совсем непонятно.

– Нужно позвонить в полицию. – Я всегда первой нарушаю паузы.

– Да.

– Господи, ну почему именно мы?

– Потому что нельзя соваться в чужие квартиры... – Подруга вытерла нос.

– Я хотела просто найти телефон...

– А нашла...

– А нашла труп.

Мы вышли на улицу и уже подходили к остерии, когда подруга дернула меня с силой за рукав.

– Знаешь...

– Что?

– Давай не пойдем.

– То есть?

– Ну не будем звонить в полицию...

– Что с тобой?

– Ничего! Ты чего, не понимаешь... Если сейчас этим займется полиция, мы остаток нашего путешествия проведем в участке... Это-то понятно? Нас будут допрашивать, а спать мы будем на цементном полу...

От этого стало холодно, и я поплотнее замоталась в шарф. Спать на цементном полу не хотелось.

– Но мы затопчем все следы для следствия.

– Ты рассчитываешь еще раз там побывать?

– Не-ет, – она замотала головой.

– А по поводу следов – ты права. Нужно идти туда и стереть все наши отпечатки. Пусть его найдет уборщица или хозяин квартиры. Это будет более натурально.

– Это нехорошо.

– Что?

– Не заявить...

– А как ты объяснишь, что ты делала в чужой квартире?

– Расскажу, как все было...

– Ага, а они тут же поверят. Как ты не понимаешь, что мы единственная зацепка, которая есть у следствия. Я тут смотрела серию документальных фильмов про американские тюрьмы... Знаешь, сколько невиновных там отсидело?.. И какое количество оправдали через десятки лет после казни? А помнишь...

Через полчаса мы уже терли ручки зловещей квартиры ватными тампонами, смоченными дорогим тоником для лица, который я купила в аэропорту в «duty free».

– Хороший тоник! – Моя подруга опрокинула бутылку на следующий тампон.

– Да.

– И запах приятный...

– Приятный... Я за него сорок семь фунтов отдала.

– Я люблю «Shiseido»...

– Если бы я знала, что им буду протирать!

Я засмеялась, подруга за мной – глядя на нас, можно было подумать, что подружки весело проводят выходные.

– Теперь идем искать гостиницу.

– Жалко, депозит здесь не вернут...

– Не вернут...

– И в гостиницу нам нельзя.

– Что значит – нельзя? Ты что, собираешься жить с покойником?

– А ты нет?

– Нет!

– Думаешь, что когда его найдут, а потом разнюхают, что сюда приезжали две особы... Заплатили депозит и сбежали, никому ничего не сообщив, оставив за собой только утопленника... Устанешь объяснять, что мы вдруг передумали и решили жить в гостинице, просто так, без особых на это причин. Нет... Нам нужно здесь жить, как ни в чем не бывало, будто мы в этой квартире наверху никогда не были...

– Я не смогу...

– Тогда идем в полицию. Спать на цементном полу...

– А может, он того...

– Что... Того?

– Жив...

– Жив?

– Ну да... А мы даже не попытались его спасти...