Она вернулась к зданию участка, стала смотреть в сторону Уэст-Энда, творческого центра города. Она понимала и любила свой город и его жителей и всегда чувствовала себя в безопасности. Она и переезжала-то всего один раз — с южного берега Клайда на северный. Глазго отличался теплом и юмором его обитателей, которые много работали и умели отдыхать. Город был прямодушным и открытым, и вот теперь у него появилась страшная тайна, и ей это очень не нравилось.

Ее туфля провалилась в ямку, и ледяная вода намочила ногу. Она надеялась, что при виде Макалпина у нее не дрогнет ни один нерв, но этого не произошло. Она подумала, что, наверное, относится к Макалпину так, как Андерсон — к его жене. Чету Макалпин было трудно не любить: она — богатая и успешная, своей открытостью сразу располагавшая к себе; он… он был он, что не требовало дальнейших пояснений.

Темно-серое небо на востоке чуть посветлело, но дождь не унимался, и она подтянула воротник, чтобы не намочить волосы. Проезжавший мимо грузовик угодил колесом в лужу, и отлетевшие грязные брызги с удивительной точностью попали на ее бежевые брюки.

С Кларенс-лейн вырулил сверкающий черный «БМВ» и перегородил дорогу. Сидевший за рулем Вик Малхолланд наклонился и открыл дверь.

— Постарайся не намочить обивку, ладно?

— Мне что, парить в воздухе? — разозлилась Костелло. В шикарном кашемировом пальто Малхолланд смотрелся очень стильно. Он всегда выглядел безупречно, и эта его черта была не единственной, раздражавшей Макалпина. Она пристегнула ремень и кивнула на дорогое пальто. — Извини, если оторвала от съемок. Ты, наверное, подменял Джонни Деппа? Или сегодня это был просмотр у Версаче?

— Хорошее, правда? — спросил он, невозмутимо улыбнувшись. — Значит, работы нам добавилось. — Малхолланд показал правый поворот и движение остановилось: пропускали полицию. — Макалпин — человек известный, но я никогда не был о нем высокого мнения. Думаю, что он мягковат…

— Вот как? Недооценка может тебе дорого обойтись, — отозвалась Костелло, поправляя под собой пальто. — Радуйся, что остался в команде. Все, что он говорит, проходит… А кому велит — уходит. — Она улыбнулась, довольная, что удачно сострила.

— В самом деле? Тогда почему мы занимаемся такой ерундой? Нерациональное использование ресурсов. Ясно как божий день!

— Значит, у него есть на то причины.

— Какие?

Костелло вздохнула.

— Шефу не понравилось, что труп был найден человеком, заглянувшим в дверную прорезь для писем в три часа ночи. Он хочет знать больше.

— А зачем кому-то понадобилось заглядывать туда в три часа ночи? — спросил Малхолланд, глядя в зеркало и приглаживая бровь.

— Вот именно, — она наклонилась, прикрепила к приборной панели адрес и выключила музыку — передавали какую-то оперу. — Остановись где-нибудь здесь. — Она начала листать записную книжку. — Я позвонила заранее и предупредила, чтобы до разговора с нами никто не уходил.

— Но почему мы вообще этим занимаемся?

— Потому что, — ответила Костелло, проявляя удивительное терпение, — это наша работа.

— Я могу вам помочь?

Хелена Макалпин пыталась протащить деревянный ящик через входную дверь в Керкли-террас.

— Боже, какая редкость — полицейский в тот момент, когда нужен. Ну как ты, Колин? — Она улыбнулась Андерсону и, перегнувшись через ящик с картиной «Мой брат в Палестине», обняла его и чмокнула в щеку. Убрав со лба прядь каштановых волос, она лукаво улыбнулась. — Как Эдинбург?

— Лучше и не вспоминать. Так помочь с ящиком?

— Вчера вечером вместо галереи его привезли сюда, а мне нужно успеть к открытию.

Андерсон посмотрел на часы.

— Открытие в девять?

— Да.

— Тогда нужно поторопиться.

— А ты можешь поднять этот край?

— Здесь есть специальные углубления, — заметил Андерсон и, легко подняв ящик, спустился по ступенькам, радуясь, что в эпоху равенства полов он все еще мог оказаться полезным.

— Да, а ваш начальник, когда вернулся вчера с работы, пнул его ногой. Сказал, что споткнулся, дескать, ящик стоял на проходе. Но мне кажется, он просто выразил свое отношение к современному искусству. Всего-то двенадцать тысяч фунтов.

Андерсон непроизвольно стиснул ящик еще крепче.

— Я поставлю его здесь, — сказал он и осторожно опустил ношу на тротуар. — Нужны ключи… открыть багажник.

— Ключи, ну да, без них не обойтись… Есть соображения, куда их мог положить старый и сварливый негодяй, за которого я вышла замуж?

— На нем с утра была черная кожаная куртка и темно-синий костюм, если это поможет.

Андерсон наблюдал, как Хелена помчалась наверх. Ее волосы падали волнами на широкий черный свитер, принадлежавший, он был уверен, Алану.

Она вернулась с ключами в руке.

— Нашла в кожаной куртке, как ты и говорил. Я сказала ему, что ты пришел. Он разговаривает по телефону, разносит какого-то бедолагу. Что означает «закатать в асфальт», как думаешь? — Вздохнув, она открыла багажник «БМВ» пятой серии.

Андерсон улыбнулся и поднял ящик на бампер, наблюдая, как Хелена укутывает его по краям белой тканью. Длинные сильные пальцы, обручальное кольцо с голубым алмазом, сверкнувшим на свету.

— Как дети? — спросила она.

— Вот черт! — не сдержался Андерсон, когда под кожу большого пальца впилась щепка. Он поднес его к губам и отсосал кровь. — Довольно нахальные. Но еще не доросли до периода вранья. Пока что.

— Подожди, вот начнет Клэр ходить на свидания с большими мальчиками. Бессонные ночи еще впереди.

— Я буду на работе. Я и сейчас не в состоянии два часа смотреть, как шестилетние дети занимаются балетом. Отключаюсь.

— Да, это непросто, — согласилась Хелена. — Вы с Брендой придете на выставку? Знаю, что она не совсем в вашем вкусе, но… Алан…

— Бесплатное шампанское и сырая рыба. Не пропустим ни за что на свете. Хочу продать тебе пару картин маленького Питера. Люди с большими головами и никаких пропорций.

— Ты увидел «Моего брата в Палестине», — шутливо упрекнула она, постучав по ящику. — Это канадский художник-экспериментатор. — Она захлопнула багажник и тряхнула медными волосами. И снова кокетливая улыбка и взгляд, проникающий глубоко-глубоко… — Господи! Как же холодно!

В дверях появился Макалпин, и выражение лица Хелены сразу стало мягче и теплее. Макалпин, забыв что-то, снова вернулся в дом.

Хелена повернулась к Андерсону.

— Он спал всего два часа, так что сегодня вы работаете с мистером Все-не-так.

— Нам не привыкать. Чтобы стать лучше, всё сначала становится хуже.

— Присмотри за ним, ладно? Кто-то же должен. — Хелена наклонила голову набок, и по ее счастливому лицу было видно, как сильно она любит мужа.

— Хочешь, мы проводим тебя до галереи и перетащим картину? До совещания еще есть время.

— Нет-нет, — произнес голос сзади. — До свидания, дорогая. — Макалпин поцеловал жену в щеку. Андерсон видел, как она потянулась к нему, полузакрыв глаза. Скорее обещание, чем поцелуй.

— Вы, как всегда, торопитесь, — мягко сказала Хелена.

— Если понадобится помощь, дай мне знать.

— Ага! Как удобно, что чужие мужья всегда готовы помочь. От собственного — никакого толку. Напомни ему, что у него сегодня свидание с женой.

— Непременно, — отозвался Андерсон и шутливо постучал кулаком по голове.

Макалпин забрался в машину и с треском захлопнул дверь.

— До свидания, Хелена.

— До встречи, Колин. Спасибо.

Макалпин выехал на улицу и в зеркале заднего вида увидел, как на солнце блеснули медью волосы жены, машущей на прощание.

Андерсон вошел в комнату отдела убийств, держась чуть поодаль от начальника. К десяти часам тридцать три полицейских собрались на совещание. Они сидели, стояли, подпирали шкафы и стены, барабанили по пластиковым стаканчикам, ходили взад-вперед как заключенные, обмениваясь новостями и вспоминая о былых подвигах и ошибках.

Понимая, что все считают его любимчиком Макалпина, Андерсон со стаканом кофе пробрался через толпу, стараясь никому не наступить на ногу в прямом и переносном смысле, и устроился сзади. Он слышал обрывки шепота: «…может, что-то сдвинется…», «…надо было с самого начала ставить его…». Реакция коллег была понятной: они рассчитывали на второй старт, на новое направление следствия, на свежий и более молодой взгляд.