Он уже потянулся к мешку, но Риан лишь улыбнулся:

— Потом. Мы же сейчас никуда не пойдем. До деревни полдня пути, тебе еще рано. Места здесь глухие и люди обходятся в основном без денег, но все равно они еще пригодятся.

Риан точно знал, что деньги можно дать мельнику за помол или саму муку. Водяная мельница стояла на отшибе, и её хозяин частенько посылал старших сыновей в город, а потому знал толк в серебряных и медных кругляшках. Староста тоже не отказался бы взять мзду серебром. Так что куда пристроить денежки всегда можно найти.

Вечер постепенно перешел в ночь, и весь следующий день был таким же спокойным. Риан исчезал проверить свои силки и ловушки, неспешно хозяйничал в землянке, но больше всего они говорили, вспоминая прошлую жизнь и былые места. Риан сам поражался тому, как много он говорит, словно и не было долгих лет молчания, словно и не прошла одинокая зима.

Разговор вновь зашел о дороге и лесе. Риан рассказал о здешних местах, об озерах, где водилась крупная рыба, о реке, что текла на север, через лес. Рассказ получился долгий, Постепенно вновь сгустились сумерки, близилась ночь, и оба альва забрались в кровать, продолжая неспешную беседу. Они тихо смеялись в темноте, вспоминая забавные моменты, описывали красивые места, что удалось повидать, и просто болтали ни о чем. Им было спокойно друг с другом, и мысли неспешно переходили в слова, а слова в образы, и картины увиденного вставали одна за другой. Их жизни не изобиловали радостями, но им было о чем поведать друг другу.

— Ты говорил, что общался с людьми, когда жил рядом с деревней? — напомнил Риан. — Значит, они не чурались тебя.

— Не совсем… — усмехнулся Гилд, — до правления Ньюри Ферана я бывал в деревне и меня никто не гнал. Я говорил с местным знахарем, а он бывал у меня, узнавал о травах. Я всегда был для людей чужаком, но меня никто не трогал, а потом Феран объявил охоту на ересь и нелюдей, но вышло, что на альвов. Так что своим для людей, я не был никогда. А ты?

— Мы никогда не будем им своими, — заметил Риан задумчиво. — А ведь я еще помню те времена, когда вся эта земля принадлежала нашим Владыкам, и о людях никто и слыхом не слышал. По началу мы их вообще не принимали всерьез. Н-да!… - он помолчал и добавил. — Я знавал многих великих воинов из их народа, и великих королей, и друзья у меня были… когда-то… Они живут мало… Уж и не знаю, плохо ли это или хорошо, это Единому судить, а не мне.

Он закинул руку за голову и воззрился на потолочные балки, точно видел не их, а нечто другое.

— В итоге, наверное, не имеет значение кто сколько прожил, когда умирает тот, кого ты любишь, — молвил он тихо. — Мне было больно всегда. И когда погиб мой побратим Нэнвэ, и когда убили Лорилин…

Гилд не спрашивал, но Риану почему-то захотелось рассказать сородичу именно о ней. Потому что он никогда и ни с кем не говорил об этом. Он вдруг подумал, что если не поведает сейчас, то возможно, этого не случиться уже никогда. А слова отчего-то просились наружу.

— Она был человеческой женщиной. Может быть, у них она не считалась красавицей, но мне казалось, что прекрасней просто и быть не может. Как-то так вот вышло, что мы с ней нашли друг друга… Видимо судьба моя была такая — любить человека. Хотя… она до ихней старости все равно не дожила.

Он коротко вздохнул. И закрыл глаза. Голос его звучал ровно без намека на эмоции.

— Я думал — отмщу, и станет легче. Не стало. И потом не становилось… Знаешь, бывает такая бесконечная лютая тоска, которой нет выхода. А потом… время, годы…нет, я не забыл…просто вдруг понял… — теперь он говорил почти шепотом. — Я понял, что она ждет меня где-то там и, что мы еще встретимся.

— Тебе стало легче от этой мысли? — осторожно спросил Гилд.

Тишина стала почти ощутимой.

— Да, легче. Наверное, на самом деле, помогает только надежда. — Было ему ответом. — Даже самая призрачная.

Перед мысленным взором Риана стояло размытое рассветом лицо женщины с теплыми глазами. Лорилин смотрела на него сквозь целую бездну времен, и в целом мире только он один помнил до сих пор о том, что жила когда-то такая русоволосая девушка, смеялась и плакала, горевала и любила. Не осталось ни могильного камня, ни памяти о том городе, ни даже родни, и на том месте, где случилось их первое свидание, теперь плескались прохладные волны мелкого северного моря.

— Лита из деревни чем-то похожа на неё, — сказал Риан после долгого молчания, смущенно и сдержанно. — Сам не знаю чем, но похожа.

— Если она тебе нравится, может быть тебе стоит… — начал было Гилд, но запнулся и замолчал.

Что он мог посоветовать, что предложить? Не было у него никакого опыта в этих вопросах. И, хотя в утешение он говорил себе, что ничего мудреного в таких вещах нет, все можно понять и так, теоретически, но и сам похоже не верил в это. С одной стороны, ему было жаль Риана, он очень сочувствовал ему. Потерять любимую женщину, это так грустно, но с другой, эта история расстроила и его самого. Значит, его родичи могут влюбляться и в человеческих женщин, испытывать к ним страсть. Почему же тогда ничего подобного не было у него? Видно, он другой, чужой и для альвов, и для людей, вечный одиночка. Ему хотелось расспросить Риана, узнать что-то еще, но он сам не знал, какой точно вопрос хочет задать.

Гилд так глубоко ушел в свои мысли, что прочесть их не составляло труда, они буквально отражались на него лице. Не поворачивая головы, Риан спросил:

— Ты когда-нибудь любил женщину?

Какое-то время Гилда раздирали противоречия, стоит ли говорить на эту тему? Он снова вспомнил то время, когда жил около Гавани, которую люди почему-то называли странным словом — порт. Его родичей было там еще много, но и люди уже селились вовсю, он знал многих из них. Не сказать, что это были счастливые времена, но оба народа сосуществовали мирно, хотя и не слишком пересекались меж собой. Карты, составленные альвами, необычайно ценились у людей. Как-то один из хозяев небольшой артели пригласил Гилда помочь ему, перевести мудреные названия на доступный людям язык, благо, Гилд его знал. Работая вместе с людьми, он постепенно начал помогать им и в строительстве очередного суденышка, удивляясь про себя, как такое сооружение вообще может куда-то поплыть. Дружбы он особой ни с кем не водил. С альвами все держались отчужденно, были они высоки, стройны, необычно и чисто одеты, длинноволосы, и все это вместе казалось младшему народу надменностью чужаков. Хотя, если вдуматься, для этих земель чужаками в те времена, были как раз сами люди.

Однако Гилд часто разговаривал с работающими в артели парнями, которые, по неопытности, принимали его за своего сверстника, лишь удивляясь глубоким знаниям альва. Выглядели они и впрямь одногодками. Парни были простыми работниками, здоровые, румяные, веселые, с присущими их возрасту развлечениями и утехами. Их простоте, глупости и наивности, Гилд поражался не раз, однако, не мог не признать, что по энергии и жизненной силе они превосходят его народ многократно.

Весной случился какой-то человеческий праздник, в чем его суть Гилд не смог понять, но все люди изрядно напившись, работать в тот день не стали. Бален, старший из парней, о чем-то пошептавшись с остальными, с заговорщицким видом подошел к альву, который и вовсе не пил, сидел в мастерской и спокойно ждал хозяина, узнать, будет ли работа или можно уходить. В нескольких фразах Бален объяснил Гилду цель праздничного похода парней и пригласил его пойти вместе с ними, развлечься:

— Хоть ты и альв, но ведь мужик тоже! С вашими-то девами не погуляешь. — Посочувствовал он. — Хоть и красивы, а что толку? Ни к одной не подступишься.

Слушая его, Гилд лихорадочно соображал, чего он сам хочет, и что ему следует сделать, как поступить. Несмотря на свой возраст, который в несколько раз превосходил всех парней, он был самым неопытным среди них. Не было у него никакой практики в обхождении с девушками ни своего рода, ни женщинами людей. Чуть покраснев, он прикинул, что если откажется, то второй возможности у него может и вовсе не быть. Невесты не предвиделось, а общение с людьми видимо дало о себе знать, они то уж спешили жить.