Он уже собрался было запихать все полумесяцы обратно в кошелек и отнести домой, когда внезапно вспомнил, как совсем недавно вместо благодарности за помощь получил от Валиора приказание «не путаться у старших под ногами». Что, если Безымянный отдаст ему все деньги, а приемный отец все равно не захочет заплатить за ученический контракт? Приемыш задумчиво потер ладонью подбородок, перемазав пол-лица землей. Может, отложить какую-нибудь часть из этих денег и не говорить о ней приемному отцу? Но откуда он тогда узнает, сколько принято платить за поступление в ученики?
Проведя в раздумьях несколько минут, Безымянный решил, что лучше всего будет перепрятать деньги и до поры до времени не говорить взрослым о своей находке. Теперь, когда первое удивление прошло, его залихорадило от открывающихся перспектив. Если он поступит в ученики без помощи Валиора, то совсем не обязательно будет рассказывать, что он – приемыш, у которого нет имени.
Он назовется так, как пожелает, и никому не скажет правды о своем происхождении. Перед глазами Безымянного возник лорд Ирем в темно-синем рыцарском плаще. Валиор говорил, что после Иллирийского сражения отличившихся прямо на поле боя посвящали в рыцари, не делая различия между знатными и простолюдинами. Потому что в той войне решалось, будет ли империя владеть Каларией и Айришером, или же уступит их своим соседям с Запада, давно уже точившим зуб на эти земли. Валиор хвалился, что такого боя, как на Иллирийском поле, не бывало уже пару сотен лет, и добавлял, что без поддержки лучников и щитоносцев рыцарская конница нипочем бы не одолела варварскую армию Нагорных королевств. Но все это было давно – еще до рождения Безымянного.
Может, и сейчас простолюдинам изредка случается добиться рыцарского звания, но такие случаи бывают очень, очень редко. Но бывают же… Мысли приемыша приняли самое что ни на есть опасное направление, и он сам это понял.
«Даже не мечтай, – одернул себя Безымянный. – Мало тебе того, что не погиб на болоте и нашел под камнем целое сокровище? А рыцарские шпоры – это уже слишком. Это все равно, что захотеть луну и солнце».
Но какой-то голос продолжал нашептывать ему, что он мог бы поступить в ученики, дождаться совершеннолетия, а когда ему исполнится пятнадцать, завербоваться в какой-нибудь отряд. Тогда он станет воином и – кто знает? – может быть, однажды совершит поступок, за который его посвятят в рыцари.
Он сделал крюк по лесу, чтобы спрятать найденные деньги в одном из своих тайников. Мысли о разоренном Ленсом и Катти дупле не давали приемышу покоя, но он успокоил себя тем, что прячет деньги ненадолго, а его недругам сейчас не до того, чтобы устраивать ему очередную пакость. В деревню он вернулся с противоположного конца, подойдя к ней со стороны ворот, чтобы хотя бы мельком поглядеть на всадников. Но у ограды их не оказалось. Там были привязаны только их лошади, да еще торчал какой-то паренек, в котором Безымянный почти сразу признал Вали. Приемыш заметил, что вид у старшего братца недовольный и унылый, и направился к нему.
– А, мелкий, это ты… Привет, – Вали махнул ему рукой и кисло улыбнулся.
– Что ты тут делаешь? – спросил приемыш.
– Мне поручили сторожить коней, – пояснил Вали с отвращением. – Мало того, что нас никто не спрашивал, хотим ли мы поехать в Энмерри, так этот Хеггов калариец явно думает, что можно распоряжаться нами, как своими слугами!
– Ты едешь в крепость Четырех дубов?! – не веря собственным ушам, воскликнул Безымянный.
– Ну разумеется, дурья твоя башка! Мне ведь уже исполнилось пятнадцать. Ты что, не слышал, как этот лорд Ирем говорил, что они рекрутируют в деревне всех неженатых юношей от пятнадцати до двадцати пяти?
Приемыш понял, что впервые в жизни он по-настоящему завидует. В сравнении с этим зависть к Ленсу, который часто ездил к своим родственникам в Энмерри, казалась сущим пустяком. Приемыш был бы счастлив, окажись он сам на месте Вали. А вот Вали, судя по всему, отнюдь не чувствовал себя счастливым.
– Чтоб им провалиться, этим рыцарям! – заметил он. – Кто их просил прочесывать все Чернолесье, будто мало в Энмерри других земель! Представляешь, они не поленились сделать такой крюк ради каких-то двух десятков человек. Двенадцать взяли из Горелой балки и еще девятерых – у нас. Ну ничего, дорога длинная, еще посмотрим, сколько они довезут до лагеря. Лучше сбежать и стать бродягой, чем позволить продырявить себя стрелами. Пусть дураки машут мечами и гордятся, что сражаются за Императора. Мне на такие вещи наплевать.
– Твой отец тоже воевал, – с негодованием заметил Безымянный.
– Ха, отец! Ему за это заплатили неплохие деньги. Уж не думаешь ли ты, что он рисковал собственной шкурой из любви к Правителю?.. Не беспокойся, я не собираюсь убегать от них, пока мы не окажемся в Энмерри. Во-первых, вблизи города гораздо проще затеряться, а я не такой дурак, чтобы попасться сразу же после побега. Во-вторых, этот сэр Ирем – никакой не энмерриец, он приехал из Адели. Вдруг кого-нибудь из рекрутов возьмут в столицу? Тогда я увижу Площадь четырех дворцов и Адельстан…
– И местную тюрьму, если не прекратишь трещать о своих планах, как сорока, – саркастически заметил кто-то за спиной у Безымянного, причем Вали с нескрываемым ужасом уставился на говорившего поверх головы приемыша.
Безымянному не нужно было оборачиваться, чтобы догадаться, что к воротам подошел сэр Ирем.
– Чтобы я больше не слышал разговоров о побегах. А теперь пошел отсюда, – приказал гвардеец, и Вали будто ветром сдуло. Ирем проводил его долгим насмешливым взглядом, и Безымянный подумал, что, кажется, его приемный брат легко отделался, но все равно не удержался и спросил:
– И что с ним теперь будет?
– Ничего, – пренебрежительно пожал плечами рыцарь. – Мне нужно только отвезти их в крепость, а учить всех этих бестолковых новобранцев уму-разуму придется командирам в Четырех дубах. Вы с ним друзья?
– Нет, это Вали, мой приемный брат… А почему нельзя брать в крепость только тех, кому действительно хотелось бы стать воином? – спросил приемыш, опасаясь в глубине души, что Ирем вслед за Валиором посоветует ему не лезть не в свое дело.
Но рыцаря их беседа, очевидно, развлекала, потому что он ответил:
– Ополчение Энмерри пополняется каждые пять лет, а в городских казармах постоянно проживает три-четыре сотни человек. Боюсь, что мы не можем спрашивать каждого рекрута, чего он больше хочет – пахать землю или стать солдатом. Все, кто не захочет оставаться в крепости, через шесть лет смогут вернуться к прежней жизни.
– И почему мне еще нет пятнадцати! – вырвалось у приемыша. – Лучше бы я поехал в крепость вместо Вали.
– Значит, ты хотел бы попасть в крепость? – спросил рыцарь, с непонятным интересом глядя на него.
– Очень! – выпалил приемыш. И внезапно загорелся новой мыслью: а что, если попроситься в крепость Четырех дубов вместе с отрядом сэра Ирема? – Скажите, сэр… Вы не могли бы взять меня с собой?
Безымянный умоляюще смотрел на рыцаря. От волнения он даже позабыл, в какое раздражение обычно приводила жителей деревни его неприятная манера «пялиться на собеседника».
Глаза у приемыша были не просто карие, как у других южан, а неопределенного зеленоватого оттенка, словно прелая листва на дне ручья. На фоне смуглого лица с угольно-черными бровями и ресницами эти странные зеленоватые глаза казались слишком светлыми, большими и блестящими, особенно когда приемыш, как сейчас, был поглощен какой-то мыслью и смотрел на собеседника в упор. Пожалуй, лучше всех общее впечатление от его взгляда выразил Каренн, в припадке раздражения назвавший Безымянного «проклятым жабоглазым выродком».
Казалось, Ирем несколько опешил от внезапного порыва Безымянного. Но его замешательство было недолгим. Уже в следующую секунду рыцарь усмехнулся.
– Взять тебя с собой?.. Куда, в Энмерри? Или, может быть, в Адель?.. Сдается мне, ты сам не понимаешь, о чем просишь. Возвращайся-ка лучше домой и постарайся больше не оказываться ночью посреди болота – ни «случайно», ни намеренно.
