Сколы древних камней, из которых был выложен замок, сверкали на солнце. Много раз она подъезжала к родному гнезду по этой дороге, но никогда не было так мучительно радостно, как теперь.
Каждая косточка, каждый мускул ее тела ныли при воспоминании о проделанной дороге из Струткоилла. Дважды им пришлось делать длительные остановки: два дня назад сломалась ось, и мужчины полдня потратили на то, чтобы починить карету, а накануне одна из лошадей повредила копыто. С этой неприятностью они справились довольно скоро, но попали в ураганный ветер и промерзли до костей в ветхой карете. Ночь они провели в гостинице, но тяжелый дух промокшей шерсти преследовал путников весь день: за время короткого ночного отдыха одежда не успела как следует просохнуть.
Ромэйн оглядела своих спутников. Грэндж сморщивалась с каждой милей, приближающей ее к дому, — так вянет хрупкое растение под лучами жаркого солнца. Тетушка Дора спала, рот у нее был полуоткрыт, но во сне добрая женщина, в отличие от Грэндж, не сопела и не храпела. Камерон насвистывал какую-то песню, но бедный малый был совершенно лишен слуха, и мелодия, которую он насвистывал, казалась Ромэйн созвучной скрипу камешков под колесами экипажа.
Улыбалась одна Эллен. Никакие трудности не могли сломить ее неудержимой радости от долгого путешествия на юг и грядущей возможности красоваться в высшем свете. То и дело выглядывая из окна, девушка пыталась утихомирить непоседу Ноккамса.
Ромэйн слегка покачала головой. Морока со щенком началась с самого начала путешествия. Он лаял на всех и вся, но Эллен была непреклонна и не соглашалась расстаться с ним.
Тэчер натянул поводья, и карста остановилась. Джеймс соскочил на землю и протянул руку Ромэйн. На этот раз девушка позволила помочь ей выйти из полуразвалившегося экипажа.
— Замерзла? — спросил Джеймс.
— Думаю, что никогда не захочу уходить дальше десяти дюймов от Вестхэмптон-холла. — Ромэйн хотела улыбнуться, но усталость взяла верх, и девушка зевнула.
Джеймс слегка обнял ее за талию и замер в ожидании, когда Тэчер и Камерон помогут остальным женщинам выйти из кареты. Джеймс предупредил Эллен, чтобы она передала щенка Камерону, который отведет псину куда следует, и обратился к Ромэйн:
— Ну что?.. Идем?
Ромэйн окинула взглядом прочные входные двери и глубоко вздохнула:
— Пожалуйста, не говорите ничего, пока я не выясню, в каком расположении духа находится дедушка, — попросила Ромэйн, когда они вместе поднимались по ступенькам, — если вы скажете что-то не то…
— Да, я понимаю…
Ромэйн скривила губки:
— Не думаю. Это невозможно, пока вы не встретитесь с дедушкой лично.
— Дорогая, мне давали нагоняй самые грубые офицеры, которых можно найти в армии. Вряд ли ваш дедушка своенравнее их.
— Вряд ли?
Джеймс крепко взял ее под руку:
— Как он смеет быть таким людоедом, когда его внучка так хороша, что заставляет своего мужа желать, чтобы их брак был чем-то большим, нежели вынужденная сделка.
— Джеймс, сейчас не время для подобных разговоров.
— Почему вы так боитесь правды?
— Я не боюсь.
— И своего дедушку тоже не боитесь?
— Нет.
— А меня?
— Нет.
— А своей чувственности? — И Джеймс нежно поцеловал жену.
Оторвавшись от ее губ, он вздохнул:
— Почему вы такая соблазнительная, дорогая?
— Джеймс…
Маккиннон шутя приложил палец к ее губам:
— Сначала нам нужно разобраться с дедушкой, дорогая.
Ромэйн кивнула и поправила шляпку. Подходя об руку с Джеймсом к двери, она бранила себя. Наивно было надеяться, что Маккиннона можно будет хоть чем-нибудь отвлечь от исполнения своего долга.
Ромэйн взялась за кольцо, и дверь открылась. Девушка замерла от радости, увидев худое, вытянутое лицо Клэйсона. Но не успела она и рта раскрыть, как дворецкий отчеканил:
— Уберите эту развалюху подальше от замка. Если вы принесли что-то на продажу, подойдите к черному ходу. Я…
— Клэйсон, — осторожно перебила его девушка, — неужели ты не нашел других слов, чтобы встретить меня?
Дворецкий в недоумении уставился на нищенку, которая оказалась внучкой его господина, посторонился и пропустил девушку в вестибюль. При виде многочисленной процессии, следовавшей за Ромэйн, Клэйсон хотел было что-то вымолвить, но не проронил ни звука. Ромэйн поняла, что в измятой шляпке и дурно пахнущих лохмотьях выглядит много неприглядней, чем предполагала.
Тяжело дыша, дворецкий забормотал:
— Леди Ромэйн… мы думали… мы боялись… да… подождите… я сообщу его светлости.
Не успел Клэйсон сдвинуться с места, как откуда-то сверху раздался твердый, властный голос:
— Клэйсон… что за суета?! Ты же знаешь, сейчас время отдыхать.
Ромэйн изо всех сил старалась сдержать счастливый смех. Она дома! Обычно дедушка отдыхал в спальне или в библиотеке, прихватив с собой бутылочку бренди.
Ромэйн задрала голову и сквозь набежавшие слезы увидела ошеломленное лицо дедушки.
— Ваша светлость, — начал было Клэйсон, стараясь сохранить хотя бы видимость порядка, — леди Ромэйн…
Все прочие слова были похоронены под громким криком изумления, исторгнутым герцогом. Невидимый ранее слуга выскочил откуда-то из комнаты, чтобы помочь хозяину спуститься по лестнице в холл. Ромэйн хотелось броситься к дедушке и подставить ему свое плечо, но она боялась неловко оскорбить немощь старика — и не тронулась с места.
Девушка впилась взглядом в лицо деда, но он спускался, не отрывая глаз от ступенек крутой лестницы. Ромэйн надеялась, что это не признак дряхлости, что дедушка избегает встретиться с ней взглядом и невольно выразить свое отношение к ее бесславному возвращению. Герцог любил, чтобы последнее слово оставалось за ним, и сейчас Ромэйн с радостью оставляла право суда за ним. Она чувствовала себя очень виноватой.
Герцог спустился в холл, и Ромэйн присела в глубоком реверансе.
— Ваша светлость, — прошептала она.
Девушка услышала шорох платьев у себя за спиной и поняла, что остальные тоже кланяются.
— Ромэйн, — задыхаясь от волнения, пробормотал старик. Он вытянул руки навстречу внучке, обнял и прижал ее к себе. — Дитя мое, я думал, что тебя больше нет. Не получив никаких известий от Грэндж и ни одного отклика на заметку в газете… — Он прервал свою речь и прижал внучку к себе еще крепче; потом отступил на шаг, окинул Ромэйн с головы до ног радостным взглядом и властно потребовал ответа: — Ромэйн, где же, черт возьми, ты пропадала?
— Дедушка, я…
— Что означает этот парад оборванцев? — спросил он, глядя мимо внучки.
Едва поблагодарив Грэндж и Тэчера кивком головы, герцог начал сыпать приказаниями:
— Встаньте прямо! Не ежьтесь, как сборище дураков! Где ты подобрала всех этих нищих? С какой целью ты это сделала, Ромэйн? Если они помогли тебе вернуться домой — я, клянусь тебе, предполагал, что подобное может случиться, — скажи Клэйсону, какая награда причитается каждому из них, и отошли их прочь.
Герцог взглянул на Эллен, как на пустое место, и девушка вопросительно посмотрела на Ромэйн.
— Дитя, побыстрее. Я не хочу, чтобы в доме появились блохи.
В холле воцарилось неловкое молчание. Нарушая его, Ромэйн мягко сказала:
— Дедушка, было бы мудро отложить этот разговор.
— Отложить? — недоуменно переспросил старик, и его седые кустистые брови сошлись на переносице.
— Пожалуйста, давай поговорим наедине. — Ромэйн бросила взгляд на Клэйсона, который прислушивался к разговору, даже не скрывая острого любопытства.
Герцог покачал головой:
— Я вовсе не желаю, чтобы эта свора бродяг слонялась по моему дому. Ромэйн, отделайся от них побыстрее и пойдем поговорим.
— Я не могу.
— Что?! — герцог в изумлении уставился на внучку.
Ромэйн читала мысли деда так легко, будто он произносил их вслух. Он не думал, что после долгого отсутствия его внучка будет вести себя с таким упрямством: ему было непонятно, какую власть имеют над ней незваные пришельцы. Ромэйн хотелось объясниться с дедушкой, но она не могла говорить о сложных и деликатных вопросах в присутствии слуг, которые разнесут сплетни о ее пребывании в Шотландии по всей округе. Лучше отложить этот разговор.
