Он включил слабый желтоватый свет. В небольшом помещении, где они оказались, был лишь стоявший у стены металлический шкафчик с проеденной коррозией дверцей на поломанных петлях. Макбрайд с усилием открыл железную дверцу и шагнул в этот проржавевший остов. Задней стенки у него не было. Макбрайд нащупал защелку и распахнул встроенные в стену створки.

— Это нашел один наркоман, — невнятно пробормотал он. — Я ему внушил, что все это ему привиделось. Входите.

Йоссарян с изумлением взирал на тесный тамбур, перекрытый широкой противопожарной дверью всего в нескольких футах перед ним. Гладкая поверхность была покрыта армейской зеленой краской, а на уровне глаз крупными буквами было написано предостережение, не заметить которое не мог ни один человек, умеющий читать.

ЗАПАСНЫЙ ВХОД

НЕ ПОДХОДИТЬ

НАРУШИТЕЛИ БУДУТ РАССТРЕЛИВАТЬСЯ

Тяжелая дверь казалась новой, а буквы на чистой поверхности — свежими.

— Идемте. Именно это я и хотел вам показать.

— Мне запрещено.

— И мне тоже.

— А где ключ?

— А где замок? — победно усмехнулся Макбрайд, вскинув голову. — Идемте.

Ручка повернулась, и массивная дверь открылась, словно приводилась в действие системой противовесов и поворачивалась на бесшумных подшипниках.

— Все специально сделано, чтобы войти было легко, — еле слышно прошептал Йоссарян.

Макбрайд держался сзади, пропуская Йоссаряна вперед. Йоссарян отпрянул, обнаружив, что стоит на крохотной лестничной площадке из кованого чугуна почти у крыши вертикального туннеля, казавшегося гораздо выше, чем на самом деле, потому что лестница, на которой стоял Йоссарян, уходила вниз под головокружительным углом. Он инстинктивно ухватился за перила. Пролеты здесь были маленькими и резко изменяли направление на элипсовидных крохотных площадках, изготовленных из металлических решеток, переходящих внизу под ним в новый пролет под углом в сто восемьдесят градусов, а затем вообще исчезающих из виду все под тем же отвесным углом. Он не видел, где кончается лестница в этой подземной пропасти, темный пол которой отсюда казался засыпанным какой-то вулканизированной крошкой. Глядя вниз сквозь чугунные виноградные листья, которые, казалось, подсмеивались над собственным немалым весом, он сразу же странным образом вспомнил один из тех вертикальных желобов в каком-нибудь старом парке аттракционов; нужно было, сложив руки, лечь навзничь в черноту цилиндрического короба и с возрастающей скоростью лететь, раскручиваясь, вниз, чтобы попасть, наконец, на плоскую круглую площадку из полированного дерева с дисками, вращающимися в противоположных направлениях, где на потеху публике крутиться то в одну, то в другую сторону, а затем вылететь на неподвижный огороженный участок вокруг этого аттракциона. Из аттракционов такого рода ярче всего запомнился ему «Человеческий бильярд» в принадлежавшем Джорджу К. Тилью старом парке «Стиплчез» на Кони-Айленде. Там один из одетых в красные пиджаки и зеленые жокейские шапочки служителей, сочтя момент подходящим, пропускал безопасный ток по металлическим перильцам, отгораживавшим аттракцион от зазевавшихся зрителей. Эти внезапные уколы множества вонзающихся в ладони иголок были невыносимы и памятны, и все, наблюдавшие этот секундный испуг и паническое замешательство, смеялись; жертвы смеялись тоже, но уже потом. Из громкоговорителей тоже несся смех. Всего в нескольких кварталах оттуда демонстрировали уродцев с маленькими головами.

Йоссарян стоял теперь у вершины какого-то необычного подземного проезда высотой почти в два этажа, внушительной ширины и непонятного назначения; сводчатый потолок был покрыт шероховатой, с дырочками, звукоизолирующей плиткой персикового цвета и обведен по периметру четкой светло-зеленой линией. Высокие плоские каменные стены имели темно-красный оттенок. У основания стены были выложены белым кафелем, как на станциях подземки. Странный проход был не у же проезжей части улицы. Он вполне мог бы служить железнодорожным вокзалом, но Йоссарян нигде не видел ни рельсов, ни платформы. Вблизи пола на другой стороне он заметил длинную светоотражающую стрелку красного цвета, которая сначала показалась ему похожей на пылающий пенис, а потом на огнедышащую ракету; стрелка явно показывала налево, а потом резко изгибалась перпендикулярно вниз, где черные буквы провозглашали:

Подземные этажи А — Z.

Над стрелкой, где заканчивался кафель, и футах в тридцати справа, он различил написанную люминесцентной янтарной краской крупную трафаретную букву Б в глянцевитом черном квадрате. Он понял, что они явно попали внутрь старого бомбоубежища, но, увидев вскоре вблизи пола металлическую дверь того же уныло-зеленоватого цвета, что и дверь за ними, с белой надписью, он не поверил своим глазам, даже после того, как водрузил на нос свои трифокальные очки, чтобы лучше видеть на расстоянии.

ОПАСНО

ВЗРЫВЧАТЫЕ ВЕЩЕСТВА ЗАПРЕЩЕНЫ

— Это может означать по крайней мере две взаимоисключающие вещи, да? — сказал он.

Макбрайд мрачно кивнул головой.

— Я тоже об этом подумал. — Он неожиданно самодовольно хохотнул. — А теперь посмотрите на эту табличку.

— Какую табличку?

— С темными буквами. Она вделана в стену около дверей и сообщает о том, что здесь был человек по имени Килрой.

Йоссарян обшарил Макбрайда взглядом.

— Килрой? Так там написано? Здесь был Килрой?

— Вы знаете Килроя?

— Я служил с Килроем в армии, — сказал Йоссарян.

— Может быть, это другой Килрой.

— Тот самый.

— За океаном?

— Повсюду. Черт, мне ли его теперь не знать? Куда бы я ни попадал, он оказывался рядом. Это всегда написано на стене. Когда меня арестовали и на неделю посадили в тюрьму, оказалось, что он там уже побывал. В колледже после войны, когда я рылся в библиотечном каталоге, я видел его автографы.

— Не могли бы вы найти его для меня?

— Я с ним никогда не встречался. Не знаю ни одного человека, который его видел.

— Я мог бы его найти, — сказал Макбрайд. — По Закону о свободе информации. Если бы я узнал его номер социального страхования, я бы его из-под земли достал. А вы придете с ним встретиться, когда я его найду?

— А он еще жив?

— А с чего ему умирать? — спросил Макбрайд, которому было всего пятьдесят. — Я хочу побольше узнать об этом, я хочу узнать, что он здесь делал. Я хочу узнать, что это за чертовщина такая.

— И как глубоко вниз это идет?

— Не знаю. На плане этого нет.

— А почему это вас беспокоит?

— Наверно, во мне еще жив сыщик. Сойдите еще на несколько ступенек, — распорядился Макбрайд. — Попробуйте еще на одну.

Заслышав шум, Йоссарян оцепенел. Это был какой-то зверь, набирающая силу ярость живого существа, злобный рык опасного, потревоженного животного, ворчание, которое с самого начала переходит в протяжный рев. Потом послышался страшный гортанный хрип, потом он почувствовал возбужденную дрожь проснувшейся мощи и топот ног, меняющих направление движения там внизу, где он не мог видеть. Потом к первому зверю присоединился второй; может быть, их было три.

— Спуститесь еще на одну ступеньку, — прошептал Макбрайд.

Йоссарян покачал головой. Макбрайд легонько подтолкнул его. Носком ноги Йоссарян коснулся следующей ступеньки и услышал резкий звук, похожий на скрежет металла по камню и царапанье металла по металлу; эти шумы быстро нарастали до дьявольского крещендо какой-то катастрофической разновидности, а потом внезапно, словно бы без всякого знака, хотя эти знаки беспрестанно накапливались, последовал грохот, взрыв, яростное и ужасающее безумие пронзительного лая и оглушительного рева, неистового скока мощных лап, стремительно несущих вперед отпущенное на свободу кровожадное исступление; вдруг, будто кто-то из милосердия застопорил лязгнувшую цепь, движение вперед было пресечено — отчего Йоссарян испуганно подпрыгнул, — а потом раскатистые звуки, словно издаваемые субстанцией огромной баллистической массы, прокатились по сгустившемуся мраку, отдаваясь в обоих концах помещения, в котором они находились. А дикий гвалт внизу стал еще свирепее, разбушевавшиеся бестии вымещали свою ярость на прочных оковах, из которых теперь бешено рвались со всей своей сверхъестественной силой. Они рычали и выли, они ворчали и огрызались. А Йоссарян напрягал слух в безумном, необъяснимом желании услышать больше. Он знал, что никогда больше не сможет пошевелиться. Как только ом смог пошевелиться, он, затаив дыхание, бесшумно сделал шаг назад и оказался на площадке рядом с Макбрайдом; он нащупал руку Макбрайда и вцепился в нее. Йоссаряна бил холодный озноб, а еще он знал, что с него капает пот. Его охватило головокружительное, страшное предчувствие, что сердце его захлебнется и остановится, что артерия в его голове разорвется. Он знал, что может придумать еще восемь причин своей мгновенной смерти, если только не умрет до того, как перечислит все. Грубая ярость свирепой страсти, бушевавшей внизу, казалось, стала постепенно стихать. Дикие монстры поняли, что упустили его, и он с облегчением слушал, как невидимые опасности идут на убыль и как, смиряясь, эти неизвестные плотоядные существа внизу, волоча за собой цепи, пятятся назад в темные берлоги, откуда недавно устремились на ускользнувшую от них жертву. Наконец, наступила тишина, последние звенящие звуки слились в мягкий звон, похожий на звон колокольцев, а потом растворились в затихающей звучной мелодии, которая странным образом напоминала ритмичную, навязчивую балаганную музыку какой-то далекой, одинокой карусели, а вскоре и этот звук оборвался тишиной.