— Мы не довольны собой, когда молоды, и не довольны собой, когда стары, а те из нас, кто отказывается быть недовольным, вызывают отвращение своим нахальством.

— Вы вложили в ее уста очень неплохие мысли, — задиристо сказал Йоссарян Хэккеру.

— Мне тоже нравится. Мне это подсказал Гэффни. Звучит вполне реалистично.

— И не может звучать иначе. — Йоссарян бросил на Гэффни злобный взгляд. — У нас с ней уже состоялся этот разговор.

— Я знаю, — сказал Гэффни.

— Я так и думал, хер вас побери, — беззлобно сказал Йоссарян. — Извините меня, Оливия. Мы употребляем такие слова. Гэффни, вы продолжаете за мной следить. Зачем?

— Ничего не могу с собой поделать, Йоссарян. Вы же знаете, это моя профессия. Я не создаю информацию. Я ее собираю. И не моя вина, что я вроде бы знаю все.

— Что будет с Патриком Бичем? Ему не становится лучше.

— Ах, бедняжка, — сказала Оливия, вздрогнув.

— Я бы сказал, — ответил Гэффни, — что он умрет.

— Перед моей свадьбой?

— После, миссис Максон. Но, Йо-Йо, то же самое я бы сказал и о вас. Я бы сказал это обо всех.

— И о себе тоже?

— Конечно. Почему я должен быть исключением?

— Вы не Бог?

— Я занимаюсь торговлей недвижимостью. Разве Бог не умер? Я похож на мертвеца? Кстати, Йоссарян, я тоже собираюсь написать книгу.

— О торговле недвижимостью?

— Нет, роман. Может быть, вы мне поможете. Он начинается на шестой день творения. Я расскажу вам о нем попозже.

— Попозже я занят.

— У вас будет время. С вашей невестой вы встретитесь только в два.

— Вы снова женитесь? — Оливия была в восторге от этой новости.

— Нет, — сказал Йоссарян. — И у меня нет никакой невесты.

— Женится, женится, — ответил Гэффни.

— Не слушайте его.

— Он еще не знает, что с ним будет. А я знаю. Уоррен, продолжайте эту свадьбу.

— Он все еще не появился, — озадаченно доложил Хэккер, — и никто не знает, почему.

До сих пор все шло без сучка, без задоринки, вот только президента все не было.

Макбрайд прилежно, без устали отыскивал места парковки для автомобилей и координировал их прибытие с прибытием и отправлением рейсовых автобусов, направляя многие из них на пандусы и к воротам третьего и четвертого этажа. На одной тысяче восьмидесяти парковочных мест в гаражах наверху разместилась большая часть из почти тысячи семисот семидесяти пяти ожидавшихся лимузинов. Большинство из них были черными, а остальные — жемчужно-серыми. Другие машины направлялись на парковку на противоположной стороне авеню, где на тротуаре теснились торговцы шашлыками и жареными каштанами и стойки чистильщиков обуви, владельцы которых — веселые черные и шоколадные старики — нередко проводили там теплые ночи, засыпая на своих рабочих местах под пляжными зонтиками. Они пользовались раковинами и туалетами автовокзала, игнорируя бессмертные творения Майкла Йоссаряна, недвусмысленно запрещавшие «курить, сорить, мыться, стирать, попрошайничать, приставать», заниматься оральным сексом и совокупляться. Многие, пересекавшие авеню, чтобы войти под протянувшийся на целый квартал навес из металла и тонированного стекла, находили непристойные уличные сценки увлекательными и полагали, что они были срежиссированы специально для них.

Фотографы на всех улицах перекрыли все подходы к автовокзалу, словно собираясь взять его приступом, а журналисты понаехали из других стран. Всего было аккредитовано семь тысяч двести три представителя прессы, которым выдавались соответствующие пропуска. Это был рекорд для американской свадьбы. В качестве гостей приехало сорок шесть владельцев иностранных издательств.

Приглашения на торжественное мероприятие рассылались в прямоугольных и негнущихся — потому что они были изготовлены на платиновой основе — конвертах, и только Сэмми Зингер из главного списка в три тысячи пятьсот гостей отверг приглашение, вежливо сославшись на запланированное еще раньше путешествие в Австралию. Йоссарян проникся к Сэму Зингеру еще большим уважением. Секретные агенты Рауль и рыжеволосый Боб и их жены были под рукой в качестве охраны, а также и в качестве гостей. Йоссарян намеренно сослал их за дальние столики на почтительном расстоянии друг от друга; сейчас же он, кипя благородным негодованием, увидел, что на грядущей свадьбе, разворачивающейся перед ним в настоящем, оба они, тем не менее, расположились за одним с ним столиком во внутреннем святилище Северного крыла и что в такой близости от него им не составляет никакого труда продолжать свою слежку за ним и в то же время наблюдать эпическое представление, частью которого стали они сами, и что Джерри Гэффни, которого не приглашали, вместе со своей женой оказался среди гостей и тоже сидел за одним с ним столиком! Кто-то где-то отменил распоряжения, не поставив его в известность.

Как и предполагалось, наезд лимузинов начался ранее, чем предполагалось. К восемнадцати часам прибыли многие, не желавшие упускать возможность попасть под объективы фотографов до того, как начнется наезд персон более важных. И многие из прибывших заранее, а среди них была и первая леди, горели желанием увидеть все своими глазами.

Для издателей журналов мод это был настоящий праздник.

Женщинам помогло заблаговременное заявление Оливии Максон, предупредившей, что «ни один наряд не будет слишком нарядным». Кроме того, они были благодарны за памятку, составленную ведущими модельерами, сообщавшими об основных направлениях в своих грядущих коллекциях. Следствием этого стала великолепная феерия наимоднейших фасонов, которые с исключительным блеском воссоздавались на фотографиях, а дамы уверенно участвовали в этом празднике и как зрительницы, и как зрелище. И хотя почти две тысячи присутствовавших женщин демонстрировали самое разнообразное понимание моды, ни одна из них из моды не выбивалась.

На них было все, что угодно — от обыденных нарядных костюмов до бальных платьев; они прибывали райским, переливчатым ливнем украшенных индийским бисером льняных полотен с золотыми заколками; преобладала светлая палитра, диапазон которой простирался в основном от цвета слоновой кости до бледно-розового и цвета морской волны. Излюбленным рисунком для шифоновых юбок или кисейных платьев с подбитыми кромочками и шелковых жакетов были пятна леопарда. Женщин в длинных вечерних платьях била дрожь, когда они видели, что многие другие женщины тоже надели длинные вечерние платья, в особенности, если хрустящие бледные шелка украшала нежная вышивка. Короткие юбки тоже были из поблескивающего шифона. Жакеты были сшиты из розового, оранжевого и зеленовато-желтого атласа с пуговицами не в виде шляпок от гвоздей, а из искусственных бриллиантов, а широкие черные верхние юбки point d'esprit ^[106]спереди заканчивались выше колен, а сзади волочились по полу; те, кому хватало духа сделать правильный выбор, особенно гордились своими эротичными фривольными вязаными вечерними одеяниями.

После шампанского, икры и коктейлей и задолго до того, как появились невеста и М2, огни во всех крыльях автовокзала в приготовлении к таинству притушили, и все расселись вокруг ближайшего из пяти помостов, чтобы послушать, как одаренная скрипачка возраста молодой мадеры и четыре ее двойника играют в каждом из залов капризы Паганини. Отличить подлинную скрипачку от двойников было невозможно, и тем, кто угадывал, призов не присуждалось. Кристофера и Оливию Максон можно было видеть во плоти, а также в большую, чем натуральная, величину, на огромных, как экран кинотеатра, телевизионных экранах кабельной сети. Они располагались в первом ряду в глубине справа на главном этаже Северного крыла, и все гости там и во всех других местах вдруг заметили, что единственный прожектор был, казалось, расположен таким образом, чтобы его луч падал прямо на Оливию, которая сидела со сцепленными руками и застывшим выражением экстаза на своем знаменитом лице. Как это видели находящиеся в диспетчерском центре связи на экранах, передающих самые свежие новости, текущий будущий выпуск «Ю-эС. Ньюс энд Уорлд Рипорт» писал о ней как о «королеве нового общества». И, как они видели в киосках автовокзала, которые оставили открытыми специально для них, «Тайм, Уикли Ньюзмэгазин», напишет, что «Оливия Максон — принцесса нового общества, а автобусный вокзал — ее дворец».