Аверьян всегда избегал произносить проповеди. После обедни вокруг него столпились разные люди, среди которых узнавались и представители разных СМИ. От него ждали какого-то заявления, но Аверьян просто сказал: «Охоту на ведьм во все времена вели и ведут сами ведьмы. Они приписывают или внушают еще невиновным, но уже заблудшим душам свой собственный гнусный опыт, и те грешат, упиваясь этим опытом. Кто, кроме ведьм, знает, что происходит на их радениях? Они описывают это своим жертвам подробно, пока те не поверят, что сами участвовали в дьявольском действе, после чего их сжигают или они сами сжигают себя, но и в том и в другом случае ведьмы приносят огненную жертву сатане. На ведьм всегда охотятся сами ведьмы. Сатанист, как правило, называет сата-нистом своего ближнего, ибо нет никакой религии сатаны. Не может быть религии без веры, не может быть веры без правды, а сатана — дух лжи». «Козел», — буркнул в углу Вавила.

Через три дня Надежда родила мальчика. Против всех ожиданий он оказался здоровым и крепким. Родители назвали его старинным русским именем «Аверьян».

На этот раз доктор Арефьев сам поехал в Мочаловку к Аверьяну. Аверьян жил в маленькой клетушке при церкви. Там же квартировал теперь слепой Вавила. Он-то и открыл доктору Арефьеву дверь, когда тот постучал. Дверь, впрочем, не была заперта.

«Отец Аверьян сейчас придет», — сказал Вавила, предлагая гостю стул. И действительно, Аверьян вошел в келью через несколько минут. «Не предлагаю вам чаю, — сказал он, здороваясь с доктором Арефьевым. — Дело в том, что мы на сегодняшний вечер приглашены». «Далеко ли?» «Да нет, недалеко. Десять минут ходьбы отсюда. Улица Лонгина, дом 7. Ничего не слышали об этом доме? Словом, мы приглашены к Софье Смарагдовне». «А кто она такая, эта дама?» «Актриса театра „Красная горка“. Но говорить мы будем не о театре. Просто нам без нее не разобраться в наших проблемах. Софья Смарагдовна — мудрая женщина, я бы сказал, сама Мудрость».

К дому № 7 на улице Лонгина вела старинная липовая аллея. Липы уже облетали. Доктора Арефьева поразило, что в сумрачном воздухе все еще явственно пахнет липовым цветом, слышалось даже жужжание пчел, хотя была осень и уже вечерело. И тем же липовым цветом были, казалось, обсыпаны светло-каштановые волосы хозяйки, встретившей их на пороге, а на столе был сервирован чай с липовым сотом.

— Вы звонили мне по поводу неожиданного выздоровления вашей пациентки Зои Лапушкиной, — сказал Аверьян. — Если я правильно понял вас, вы продолжаете интересоваться этим случаем.

— Да, — подтвердил доктор Арефьев, — выздоровление неожиданное и, признаюсь, необъяснимое для меня. Я бы хотел услышать от вас, отец Аверьян, что вы о нем думаете, тем более что вы сыграли в ее выздоровлении некоторую роль…

— Не будем говорить о моей роли. Я сам да и Софья Смарагдовна, если не ошибаюсь, хотели бы выслушать сначала вашу версию произошедшего.

— Извольте. Речь идет, как я вам уже говорил, все о той же Зое Лапушкиной. Вы, наверное, знаете, что она прожила несколько лет со своим мужем очень счастливо. Да, брак был счастливый, хотя бездетный. И вдруг здоровье ее мужа начало стремительно ухудшаться. Однажды под утро скорая помощь увезла его в глубоком обмороке. Был поставлен диагноз: малокровие при крайнем истощении организма. И тогда развитие событий приняло странный оборот. Зоя кинулась не к врачам, а в уголовный розыск. Она заявила, что пыталась убить своего мужа и должна понести наказание, должна быть изолирована от него, поскольку от этого якобы зависит его дальнейшая жизнь. К счастью, она попала в кабинет Анатолия Валерьяновича Зайцева, вашего сослуживца, кажется, даже друга (Аверьян кивнул). Другой следователь мог бы дать ход делу, и неизвестно, чем оно кончилось бы. Но Анатолий Валерьянович, как мог, успокоил женщину и только тогда углубился в подробности. Сначала Зоя настаивала, что в течение некоторого времени давала мужу медленно действующий яд. Анатолий Валерьянович осведомился о мотивах предполагаемого преступления. Женщина ответила, что мотивы были исключительно корыстные: завладеть квартирой мужа, его машиной и банковским счетом. Но при этом Зоя Лапушкина так отчаянно рыдала, в ее словах чувствовалось столько любви к мужу и такая тревога о нем, что следователь усомнился в достоверности ее показаний. Анатолий Валерьянович позвонил в больницу, где лежал Андрей Лапушкин, и лечащий врач категорически опроверг малейшую возможность отравления, о чем следователь тут же сообщил Зое. Рыдая, она закричала в ответ, что не может сказать, каким ужасным способом пыталась убить мужа, но, в конце концов, призналась: она сосала у мужа кровь. Это признание до некоторой степени совпадало с диагнозом, поставленным Андрею Лапушкину: малокровие. Анатолий Валерьянович направил женщину ко мне в клинику на экспертизу. Признаться, сначала я счел ее показания навязчивым бредом или манией, вызванной запойным чтением низкопробной оккультной литературы, а также фильмами ужасов. Но, побеседовав с ее мужем в больнице, я насторожился. Андрей подтвердил: Зоя действительно имела обыкновение кусать его, что свойственно многим женщинам в порыве страсти, и Андрей наслаждался ее укусами, хотя она кусала его до крови. Иногда, проснувшись ночью, Андрей видел, что его жена заснула, прильнув губами к укушенному месту. При свете ночника на ее щеках был виден яркий румянец, а губы ее были как бы только что накрашены какой-то особенной помадой. Я сам осмотрел Андрея и у него на шее обнаружил явные следы укусов. Конечно, трудно было предположить, что поцелуи-укусы любящей страстной женщины могли приводить к потере крови, вызвавшей малокровие, но факт был налицо: укусы жены — малокровие мужа. Вообразите мое положение: современным законодательством не предусмотрено никакого наказания за вампиризм, а современная медицина не знает средства от этой болезни, если это болезнь. К тому же врач сам рискует попасть в разряд душевнобольных, если он поставит диагноз: вампиризм. Мне ничего другого не оставалось, кроме как снова позвонить вам, отец Аверьян. Вы посетили больную, долго беседовали с ней, ничего не сказали мне (понимаю: тайна исповеди), только просили пока не выписывать ее. Вот и пришлось мне держать ее в клинике с предварительным диагнозом: комплекс вины, осложненный навязчивым бредом. Она оставалась в клинике полтора месяца. За это время состояние Андрея улучшилось. Он выписался из больницы, пытался увидеться со своей женой, но я не согласился допустить его к ней, боясь, как бы ей не стало хуже. И тут новое несчастье: Андрей попадает в автомобильную катастрофу, у меня даже мелькнула мысль, не по моей ли вине. Комплекс вины заразителен. Андрей так рвался к своей жене, что мог быть недостаточно осторожен за рулем. Он был способен даже на самоубийство, тоскуя по ней. Тут мне позвонили вы. Муж при смерти, он должен увидеться с женой. Жестоко отказывать ему в этом. И я отпустил Зою с вами… под вашу ответственность. Потом я узнал: Зоя сдала свою кровь, чтобы спасти его. Недоставало именно такой дозы для переливания, теперь это часто бывает. Конечно, я никогда не позволил бы моей больной сдавать кровь, но результат был самый неожиданный: ей стало лучше. Поневоле вспомнишь старинную медицинскую практику кровопусканий. Я уж не говорю о том, что муж был спасен. Вы это знаете лучше меня. Теперь Зоя Лапушкина выписалась из больницы. Оба они живут-поживают вместе, а я не понимаю, как она выздоровела. Была она вампиром или нет? Или это действие ваших пастырских увещеваний? Буду очень признателен, если вы мне что-нибудь объясните.

— Слово предоставляется Софье Смарагдовне, — торжественно произнес Аверьян.

— Вы знаете, я имею обыкновение начинать издалека, — улыбнулась Софья Смарагдовна. — Вы, вероятно, слышали, что у Адама была первая жена Лилит. О том, что их разлучило, говорят разное: они якобы расстались потому, что не сошлись характерами или темпераментами. Между тем Лилит не представляла себе близость с Адамом иначе как возможность сосать у него кровь. Лилит полагала: если Адам сотворен по образу и подобию Божию, значит, у него кровь Богочеловека, а как же такую кровь не пить. Дальнейшее легко себе представить. Очевидно, рода человеческого не было бы, если бы Лилит выпила кровь Адама. Вот почему пришлось разлучить их. Но Лилит свое взяла. Она сблизилась со старшим сыном Адама Каином и поцеловала его или укусила (для нее это одно и то же). И тут проявилось главное свойство такого укуса. Укушенный вампиром становится вампиром сам. Каин в свою очередь возжаждал человеческой крови, принимая ее втайне за кровь Божию. Каин убил своего брата, думая принести Богу в жертву самое драгоценное, кровь Богочеловека. Вот почему говорят, что Авель — прообраз Христа. И сакральное намерение Каина было ему зачтено. Разве не сказано: «…всякому кто убьет Каина, отмстится всемеро»? (Быт. 4, 15). Разве не о преемственности того же укуса-поцелуя говорит потомок Каина Ламех: «…я убил мужа в язву мне и отрока в рану мне. Если за Каина отмстится всемеро, то за Ламеха в семьдесят раз всемеро» (Быт. 4, 23–24)? Каином были наверняка укушены его жены, и через них поцелуй Лилит передался их потомству. Этот же поцелуй распознается и в поцелуе Иуды, рассчитанном на то, чтобы пролилась, наконец, истинная кровь Богочеловека. Чего и жаждал Иуда, как не этой крови? Разве не говорит он перед тем, как удавиться: «Согрешил я, предав кровь неповинную» (Матф. 27, 4)? В этом слове «предав» — ключ ко всей истории человечества, От него и предание, и предательство Божьей крови. Таково же двойственное значение латинского глагола «trado». Судите сами, что означает столь популярное ныне слово «традиция». Это традиция поцелуя-укуса в прямом и переносном смысле (понимаете, что при этом переносится?). Основоположница традиции — Лилит, а величайший традиционалист — Иуда. Но вампирами традиция тоже переносится или распространяется.