Пока мы устраивались в лагере, на джипах подъехали десантники майора Мейна. Их осталось только трое. Одиннадцать бойцов пропали без вести. Мейн планировал передохнуть немного, перекусить и выпить чаю, а затем возобновить поиски своих людей, которым, возможно, удалось уцелеть в бойне на плато. Он не хотел оставлять их пешими, с врагом, идущим по следу.

«Бир» означает на арабском языке «колодец». Мы устроили нашу лежку в типичном для этих мест оазисе, наводненном мухами. То был клочок земли с чахлыми пальмами и несколькими разбросанными, почти развалившимися строениями. Каменные руины представляли собой комбинацию форта и мечети. Несколько брошенных жестяных ангаров, возведенных первоначально итальянцами для абсолютно непонятных целей, использовались теперь людьми и верблюдами, как убежище от солнца. Сам колодец выглядел кругом камней, с железной крышкой, уберегавшей воду от дрейфующего песка. Эта крышка называлась meit(произносится, как «мэт»), двустворчатая дверца из резины позволяла ведру проходить туда и обратно. Когда «бир» высыхал, кочевники снимали крышку, спускались вниз в опустевшую полость и приводили колодец в порядок. Окрестности лагеря утопали в верблюжьей колючке. Тут и там на песке виднелись черные пятна, оставленные кострами, которые разводились здесь столетиями. Той ночью к нам присоединились несколько групп арабских сенусси. Они устроили шумный торг. Я мог чувствовать зловонье верблюдов и слышать звон бубенцов на шеях коз и овец.

Два креста отмечали свежие могилы. Ник похоронил еще троих парней в пути. Под первым крестом покоился Эй Ти Драммонд по прозвищу Бульдог — тот самый сержант «киви», который показывал мне жилье в первый день, когда я присоединился к подразделению ПГДД. Другая могила принадлежала капралу Микки Люкишу — олимпийскому чемпиону по гимнастике. Год назад он был водителем у основателя САС Дэвида Стирлинга и получил «Боевую медаль» за героизм, проявленный в первом рейде на Бенгази.

Печально, что все так получилось. Капитан Ловсон оборудовал свой грузовик под однопалатный госпиталь. Полагаясь на похвальные отзывы сослуживцев, мы передали Стэндаджа под его опеку. Колли отказался от лечения. Они с Панчем пошли к арабам и обменяли какой-то хлам на масло для его ожогов. Ремонтная машина имела много нужных запчастей. Грейнджер отогнал к ней грузовики патруля ТЗ. Я доложил Нику и майору Мейну о наших действиях во время рейда. Они оба называли меня «Чэпом» и, пожимая руку, удивили своим дружелюбием. А ведь я трепетал каждый раз, когда видел их перед собой.

Патрули находились в пустыне уже девятнадцать дней. Каждый мужчина отрастил себе бороду. Здесь в «бире» было много воды, но никто не хотел бриться. Спутанная «солома» на лицах бойцов стала знаком отличия, знаком чести. Избавление от нее казалось верхом неуважения к нашим павшим товарищам. Да и бриться тупыми лезвиями армейского образца было адски больно — даже если вы умудрились взять с собой несколько штук.

Прежде чем отправиться на поиски пропавших десантников, Мейн созвал совет (после эвакуации Джейка он принял на себя командование сводным отрядом). Сначала разговор зашел о потерянных товарищах и эвакуированных раненых. Партия Джейка, заверил нас майор, уже была на полпути к Хатиет-эль-Этла. Пока он говорил, из штаба поступило сообщение о трех бомбейских бомбардировщиках, экипированных под санитарные самолеты. Они вылетели из Каира к АПП-125 — аварийной посадочной площадке, которая находилась ближе к нам, чем Хатиет-эль-Этла. Это же сообщение предполагалось отправить и Джейку при его следующем выходе на связь. В случае удачи наш командир и другие раненые солдаты уже через три дня могли оказаться на чистых простынях в Гелиополисе.

А как насчет нас? Грузовик и джип Джейка взяли с собой минимальное количество бензина — ровно столько, чтобы закончить свой путь. Но даже эта умеренная мера истощила общий запас, оставив наши машины с дефицитом горючего. Мы запаслись водой из «бира», однако амуниции тоже не хватало. Обе машины с запасными частями почти опустели, но ни один из уцелевших грузовиков не был готов даже на 75 процентов. Парни завели разговор о возмездии Роммеля. Если фельдмаршал узнает, что набег совершался лично на него, он обязательно начнет преследование наших патрулей.

Что нам делать? Продолжить ли рейд? Или, может быть, вернуться назад на базу?

Совет проходил с подветренной стороны связной машины Ника Уайлдера. Слесари Дюрранс и Листер обрисовали сложившуюся ситуацию. Им требовался еще один день — возможно, два — чтобы привести грузовики в рабочий вид. Капитан Ловсон выразил тревогу о раненых. Стэндаджу требовалась срочная хирургическая операция. Два десантника Мейна были в еще худшем состоянии. Всех троих следовало поместить в санитарный грузовик (как только его отремонтируют) и эвакуировать к АПП-125 или туда, куда укажет Каир. Но может ли Ловсон сопровождать их? Ведь тогда патрули останутся без медика? Не отправиться ли назад всем отрядом?

Прежде чем принять решение, Мейн хотел выяснить, какой ущерб врагу нанес наш рейд. Ник, я, сержанты Кехое и Уоннамейкер, а затем и парни из САС дали свои отчеты. Результат оказался чертовски мизерным. Мейн злился на нас и на себя. Под конец совещания из Каира пришла еще одна радиограмма. Оба патруля должны были вернуться на базу для переформирования и получения новых приказов.

— Проклятье, — выругался Мейн.

Он хотел продолжить охоту на Роммеля. Кто-то спросил, не шутит ли он. Мейн развернул на брезенте карту и указал на Эль-Агейлу, которая находилась на юго-западе в 120 милях от нашей нынешней позиции.

— Роммель вернется сюда. Он должен быть там! Потому что у него нет другой оборонительной линии до самого Триполи. Мы могли опередить его, — сказал Мейн. — Мы могли бы устроить ему «теплый» прием.

Я посмотрел на Ника Уайлдера. Он усмехался. На лицах Сикингса, Джонни Купера и парней из САС появились довольные ухмылки. Неужели они спятили? Сержант Уоннамейкер попытался призвать всех к рассудку. Он напомнил о немецких наземных и воздушных патрулях, которые утюжили теперь пустыню.

— Вы можете дать гарантию, что вся армия Роммеля сейчас не находится в состоянии повышенной тревоги и не охотится на нас? — спросил он. — Неужели наша разведка больше не получает радиоперехватов, и мы лишились ВВС?

— К черту ВВС! — рявкнул Мейн. — На кой черт нам нужны самолеты, если вместо гансов они расстреливали нас? Если вы спросите меня, то лучше бы мы сами отделали немцев, а не ожидали этих мартышек из воздушных сил. Может быть, тогда операция и не провалилась бы.

В его словах была доля правды. Люди согласно закивали.

— Мы похоронили пять хороших парней, — продолжил майор, — и послали девять других домой с недостающими кусками тел. Я не спорю: дело оказалось чистой подставой, за которую мы заплатили большую цену. Но адские яйца! Остальные из нас еще на ногах! Мы все еще можем нанести удар по печенкам Роммеля!

Кто-то спросил, как быть с приказами из штаба.

— С какими приказами? — спросил майор Мейн.

Мы начали планировать набег на Эль-Агейлу. Люди понимали безумие такой идеи. Однако Мейн демонстрировал безупречную логику. Враг ожидал, что мы разбежимся по норам. Немцы направили карательные отряды по всем дорогам, которые мы могли бы использовать для бегства. Если бы они узнали о нашем плане, то сочли бы нас сумасшедшими.

— А сумасшествие, — подытожил Пэдди Мейн, — это как раз наш бизнес.

Патрулям потребовалось два дня на починку грузовиков. Люди успели отдохнуть и восстановить свои силы. Колли отказался эвакуироваться, но остальных раненых, включая Стэндаджа, мы решили отправить к посадочной площадке 125, которая находилась в сотне миль к северо-западу от оазиса Ярабубы и в 150 милях южнее Дерны. Предполагалось, что они уедут, как только для них подготовят машину. Старшим этой группы был назначен заболевший дизентерией сержант Уоннамейкер.

Майор Мейн увел наш отряд из Бир-эль-Энсор довольно вовремя. Через десять часов после нашего отъезда весь оазис был уничтожен звеном «Мессершмиттов». В первую ночь мы проехали двенадцать миль на восток (ровно столько, сколько грузовики смогли пройти в их сомнительном состоянии). В следующую ночь отряд одолел еще пятнадцать миль, но уже в южном направлении.