На улице уже стемнело и моросил мелкий-мелкий дождь, вернее, то был и не дождь, а словно туман стлался над землей, окутывая все вокруг плотными коконами, в результате чего вокруг уличных фонарей образовался желтоватый ореол. Обернувшись назад, чтобы еще раз взглянуть на библиотеку, Александр был вынужден запрокинуть голову, чтобы окинуть взглядом все здание целиком, и опять был поражен его гигантскими размерами; сейчас библиотека с ярко освещенными многочисленными окнами напоминала корабль, корма которого терялась где-то во мраке ночи.

По тротуару, усыпанному опавшими листьями, навстречу Александру двигались тени, закутанные в непромокаемые плащи или скрывавшие лица наклоненными вперед раскрытыми зонтами: то были одинокие прохожие, изредка попадались парочки, несомненно, студенты со студентками, они держались обычно за руки и о чем-то весело болтали. Он вспомнил, что и сам когда-то точно так же бродил с Элен по улицам этого города. Он тоже держал ее за руку, вернее, чаще всего под руку; внезапно, когда Александр слегка наклонил голову, чтобы противостоять порыву ветра и все более усиливавшемуся дождю, он вдруг совершенно отчетливо вспомнил, как он ощущал теплоту тела молодой женщины и нежное покачивание ее бедер. Воспоминание было таким ярким, что он словно бы вновь ощутил ее присутствие рядом с собой. Он вспомнил, как они вернулись в свой номер в отеле «Дункан» (он задался вопросом, а не тот ли номер он занимает сейчас, и не смог на него ответить), как Элен сняла промокшее под дождем платье, и как он, увидев ее полуобнаженной, принялся целовать ее плечи, грудь, губы, как он обнял ее за талию и повел к постели, где уже было откинуто одеяло.

Александру стало очень грустно, и хотя по прошествии времени он уже отчасти свыкся с одиночеством, сегодня мысль о нем причинила ему страдание, вероятно потому, что он оказался один в этом чужом городе и потому что капли дождя, падавшие ему на лицо, внезапно разбудили его память и породили острое чувство меланхолии. Вокруг него было столько смертей… Да, многие его близкие умерли, и он часто мысленно обращался к ним, в особенности к Элен, заклинал явиться… Да, но что осталось от Элен, пролежавшей столько лет в гробу? Что представляли собой теперь ее останки? Иногда он с отвращением и ужасом думал о них, рисуя их в своем воображении…

Александр прогнал от себя неприятные картины и попытался направить ход мысли в другую сторону. Уж не чтение ли страниц, исписанных почерком Бенжамена Брюде, в гораздо большей степени, чем дождь и сумерки, поспособствовало тому, что пробудилась застарелая тоска? Разве Элен не говорила, что существа, пребывающие в столь глубоком отчаянии, являются весьма опасными, ибо могут распространять тяжелые заразные болезни? Бенжамен Брюде тоже умер, он тоже превратился в горстку праха, но разве он не оставил после себя эту массу слов, опасных, как опасны микробы, находящиеся в могилах и способные, как утверждают некоторые ученые, спровоцировать настоящие эпидемии?

Терзаемый этими мыслями Александр наконец добрался до отеля. В холле, где горели немногочисленные настенные светильники, отчего там было довольно темно и мрачно, он заметил, что на него уставились стеклянные глаза набитых соломой птиц и зверей; эти чучела словно наблюдали за ним…

— Ах, что за отвратительная погода! Не правда ли, господин Брош? — сказал портье, протягивая Александру ключ от номера.

— Да, отвратительная погода! — повторил как эхо Александр.

Он поднялся к себе в номер, растянулся на постели, как был, не раздеваясь, и задремал. Проспал он недолго, потому что, ощутив голод, встал и принял решение покинуть отель, чтобы зайти в приличный ресторанчик, который он заметил по дороге.

Ресторан был почти пуст. Александр устроился за столиком в углу зала, спиной к стене и тотчас же заказал официанту ужин, не преминув добавить, что он очень торопится и будет весьма признателен, если его обслужат побыстрее.

— Ну конечно, мсье! Нет ничего проще! — заверил официант с легким поклоном.

— И пожалуйста, принесите мне прямо сейчас бутылочку вина.

Потягивая вино маленькими глотками, Александр обвел взглядом зал, где посетителей было совсем немного: две женщины, как говорится, еще не очень пожилые, но «в возрасте», словоохотливые кумушки, беспрестанно болтавшие, низко склонив друг к другу головы, мужчина в клетчатом двубортном пиджаке и клетчатом галстуке, манерами походивший на коммивояжера, и молодой человек, читавший книгу, лежавшую на столе, около его тарелки, и увлеченный чтением настолько, что вряд ли он ощущал вкус того, что ел.

В этом пустынном зале, где были слышны лишь пронзительные голоса двух болтушек, да голос официанта, время от времени выкрикивавшего названия блюд у окошечка кухни, да еще разве только позвякивание столовых приборов и тарелок, присутствие этого юноши, целиком погрузившегося в книгу, странным образом взволновало Александра. Ведь когда-то и он сам, будучи еще совсем молодым преподавателем, вот так же ужинал в одиночестве в одном провинциальном семейном пансионе; по натуре своей был он человеком не то чтобы нелюдимым, но довольно необщительным, и вот, чтобы избежать заботливого участия со стороны хозяйки пансиона и необходимости принимать участие в беседе других постояльцев, он открывал книгу, мгновенно превращавшуюся в крепостную стену, отгораживавшую его от всего остального мира. Сегодня он не нуждался в такой защитной «стене», несомненно, потому что весь день и так провел за чтением, и глаза у него устали, но он с большой симпатией поглядывал на незнакомого юношу, чей взор был буквально прикован к странице книги; юноша машинально подносил вилку ко рту, машинально проглатывал пищу… Александр и этот юноша принадлежали к одному «братству», для которого был абсолютным чужаком коммивояжер, с удобством вытянувший под столом ноги и с удовольствием покуривавший сигарету.

Покончив с ужином, Александр заплатил по счету и вышел из ресторана. Он остался вполне доволен: еда оказалась сносной, даже вкусной, обслуживали быстро, да и стоило это удовольствие не слишком дорого. Да, решено: он будет сюда захаживать по вечерам.

Пока Александр ужинал, дождь прекратился, облака на короткое время разошлись, расползлись в стороны, и в образовавшемся на небе прогале мерцала одна-единственная звезда. На другой стороне улицы на фоне неба вырисовывались очертания здания библиотеки, в этот час еще более, чем днем, напоминавшие силуэт средневековой крепости.

Александр почувствовал, что его клонит ко сну, но на всякий случай по возвращении в номер принял таблетку снотворного.

На следующее утро, как только Александр вошел в холл библиотеки, знакомая ему служащая подала ему знак рукой, приглашая подойти к ней.

— Господин заместитель директора хочет вас видеть.

— Прямо сейчас?

— Да, если это вам подходит. Черная дверь, вы ведь не забыли, не так ли?

В кабинете заместителя директора ничто не изменилось по сравнению со вчерашним днем, за исключением того, что заместитель директора стоял у стола, а не сидел за ним. Кроме того, Александр заметил, что за его спиной на стене висела картина, или, вернее, черно-белая фотография, мгновенно привлекшая его внимание. Насколько он мог рассмотреть с такого расстояния, на фотографии был запечатлен труп девушки, лежавшей на траве. Девушка, по всей видимости, пастушка, судя по валявшимся рядом деревянным сабо и пастушьему посоху, была истерзана клыками какого-то дикого зверя. Легко можно было вообразить, что девушка стала жертвой волка или волка-оборотня.

— Ну вот, господин Брош, мне очень быстро удалось получить для вас разрешение на отдельный кабинет. Вы можете расположиться там уже сегодня.

— О, превосходно! Искренне благодарю вас за хлопоты, — сказал Александр, с трудом отводя взгляд от фотографии, породившей у него странное чувство тревоги и даже вызвавшей легкое ощущение дурноты. Он пожал руку приветливо улыбавшемуся заместителю директора. Если тот и заметил, насколько сильно приковала к себе внимание Александра висевшая на стене фотография, то виду он не подал.