Хальвор почесал уголок рта краем ногтя и внезапно вспомнил, что Анни нравилась книга «Мир Софи». И раз уж он называл ее Софи, он напечатал и это название. Ему казалось, что это очень хитрый пароль. Но, видимо, ей он не казался хитрым, поскольку ничего не произошло. Он продолжал думать. В животе бурчало, головная боль начала стучать в висок.

Сейер и Скарре закрыли офис и пошли по коридору. В Детском доме Бьеркели мальчикам нравилось. Хальвор привязался к католическому священнику, иногда приходил к нему в гости. Он сдал экзамены за девятый класс. Младшего забрали в приемную семью, и Хальвор остался совсем один. Наконец он решил переехать к бабушке, матери отца. Он привык за кем-нибудь ухаживать. Без объекта заботы он чувствовал себя лишним.

– Удивительно, как люди остаются людьми, несмотря ни на что, – сказал Скарре, покачав головой.

– Пока мы еще не знаем, кем стал Хальвор, – скептически ответил Сейер. – Это предстоит выяснить.

Скарре кивнул и зазвенел ключами от автомобиля.

Хальвор почувствовал, что головная боль нарастает. Наконец наступил вечер. Бабушка уже долго сидела одна, а у него жгло глаза от постоянного взгляда на экран. Он попробовал еще раз. Есть ли у него шансы разгадать пароль Анни? И что он будет делать, если папка вдруг откроется? Может быть, у нее была тайна. Он долженнайти ее, и у него для этого уйма времени. Наконец он с трудом поднялся – решил приготовить себе еду. Оставив монитор включенным, пошел на кухню. Бабушка смотрела по телевизору фильм о гражданской войне в США. Она подбадривала парней в синей форме – они казались ей более красивыми. Кроме того, те, что в сером, говорили на ужасном диалекте.

Скарре ехал медленно: знал о неприязни шефа к высоким скоростям, да и дорога была плохая – испорченная оползнем, узкая, извивающаяся. Было еще и прохладно, как будто лето задержалось. Птицы грустно сидели под кустами. Люди закончили просушивать зерно. Все вокруг выглядело голым. Сухая жесткая корка земли, на которой никто не оставил следов.

Хальвор насыпал хлопья в миску и хорошенько посыпал их сахаром. Он принес еду в гостиную и скатал скатерть на обеденном столе, чтобы не запачкать ее. Ложка у него в руках дрожала. Сахар в крови окончательно закончился, и в ушах шумело.

– В кооперативе теперь работает негр, – вдруг сказала бабушка. – Ты видел его, Хальвор?

– Там теперь «Киви». Кооператив съехал. Да, его зовут Филипп.

– Он говорит по-бергенски, – сказала она. – Мне не нравится, когда парень так выглядит и говорит на бергенском диалекте.

– Но он же из Бергена, – объяснил Хальвор и отхлебнул сладкого молока из ложки. – Он там родился и вырос. Его родители из Танзании.

– И все же было бы правильнее, если бы он говорил на своем собственном языке.

– Бергенский диалект и есть его язык. Кроме того, ты бы ни слова не поняла, если бы он говорил на суахили.

– Но я так пугаюсь каждый раз, когда он открывает рот.

– Привыкнешь.

Так они разговаривали. Как правило, они приходили к общему мнению. Бабушка рассказывала о своих заботах, а Хальвор ловил ее «подачи» и возвращал, как будто это были неудачные бумажные самолетики, которые можно было сложить заново.

Автомобиль подъехал к съезду к дому. Он выглядел не слишком гостеприимным. Он стоял на отшибе, вдали от других деревенских домов и от дороги, полускрытый зарослями кустарника и лесом. Маленькие, высоко расположенные окна. Выгоревшие серые стены. Двор наполовину зарос сорняками.

Хальвор увидел слабый свет в окне. Он услышал шум подъехавшего автомобиля и пролил несколько капель молока на подбородок. Передние фары вспыхнули в полутьме гостиной. Через секунду они уже стояли у двери и смотрели на него.

– Нам нужно с тобой поговорить, – дружелюбно сказал Сейер. – Тебе придется проехать с нами, но можешь доесть.

Он больше не хотел есть. Он и не думал, что они так легко оставят его в покое, так что он спокойно прошел на кухню и аккуратно помыл миску под краном. Потом пробрался в комнату и погасил экран. Простился с бабушкой и пошел за ними. Ему пришлось сидеть одному на заднем сиденье – он этого не любил. Ему это кое о чем напоминало.

– Я хочу представить себе Анни, – начал Сейер.- Какой она была, как жила. Ты должен рассказать мне все о том, что это была за девочка. Что она делала и говорила, когда вы были вместе, все мысли и подозрения, которые возникали у тебя, когда она уходила от общения, и что могло случиться наверху у Змеиного озера. Все, Хальвор.

– У меня нет никаких предположений.

– Но о чем-то ты должен был подумать.

– Я подумал о массе вещей, но все это не имеет смысла.

В комнате повисло молчание. Хальвор смотрел на карту мира; он нашел на ней свою страну и ближайший город.

– Ты был важной частью мира Анни, – сказал наконец Сейер. – Я сейчас пытаюсь составить карту местности, по которой она передвигалась.

– Значит, вот чем вы занимаетесь? – сухо спросил Хальвор. – Рисуете карту?

– Может быть, у тебя есть идеи получше?

– Нет, – быстро ответил парень.

– Твой отец мертв,- внезапно сказал Сейер. Он напряженно всматривался в лицо юноши, сидящего перед ним.

Хальвору стало не по себе, он чувствовал, что силы покидают его. Особенно тяжело ему давался зрительный контакт. Поэтому он опустил голову.

– Он покончил с собой. А ты сказал, что твои родители развелись. Тебе пришлось нелегко?

– Нормально.

– И поэтому ты скрыл от меня этот факт?

– Тут нечем хвастать.

– Понимаю. Ты можешь сказать мне, чего ты хотел от Анни, – вдруг спросил Сейер, – когда ждал ее у лавки Хоргена в день убийства?

Удивление Хольвара казалось неподдельным.

– Извините, но здесь вы ошибаетесь!

– Люди видели мотоцикл возле магазина. Ты в это время как раз уезжал из дома.

– Найдите этого типа как можно скорее.

– Это все, что ты можешь сказать?

– Да.

– Хорошо. Хочешь чего-нибудь выпить?

– Нет.

Снова наступила тишина. Хальвор прислушался. Вдалеке кто-то смеялся – звуки доносились как будто из иной реальности. Анни была мертва, а люди ведут себя так, будто ничего не произошло.

– У тебя не было ощущения, что Анни была не вполне здорова?

– Что?

– Ты никогда не слышал, чтобы она жаловалась на боли, например?

– Анни выглядела здоровее всех. Она была больна?

– Есть информация, которую мы, к сожалению, не можем тебе сообщить, хотя ты и был ей близок. Она никогда ничего такого не говорила?

– Нет.

Голос Сейера звучал вполне дружелюбно, но он говорил как положено – медленно и отчетливо, – и это придавало его словам вес.

– Расскажи мне о своей работе. По каким дням ты ходишь на фабрику?

– Мы работаем посменно. Неделю пакуем, неделю следим за машинами и неделю развозим.

– У тебя получается?

– Перестаешь думать, – тихо ответил Хальвор.

– Перестаешь думать?

– К механической работе привыкаешь. Она делается как бы сама собой, так что можно переключиться на другие вещи.

– На что, например?

– На все остальное, – был угрюмый ответ.

Хальвор говорил отчужденно. Казалось, он взвешивает каждое свое слово. Может быть, он сам не вполне осознавал это, просто с детства привычка никому не доверять.

– Чем ты занимаешься целыми днями? Раньше ты встречался с Анни, а теперь чем заполняешь это время?

– Пытаюсь выяснить, что случилось,- вырвалось у него.

– У тебя есть способы?

– Я роюсь в памяти.

– Я не уверен, что ты рассказываешь мне все, что знаешь.

– Я ничего не сделал Анни. Вы думаете, я это сделал, да?

– Честно говоря, я не знаю. Ты должен помочь мне, Хальвор. Казалось, что в последнее время Анни стала другим человеком? Ты согласен?