– Можно мне подержать одного?

– Да, какого хочешь.

– Маленького коричневого,- попросила она с восхищением.

– Это Посан. Он красивее всех.

Он открыл клетку и вытащил малыша. Пухлый английский вислоухий кролик цвета кофе с молоком сильно бил ногами, но сразу успокоился, как только оказался в руках Рагнхильд. На мгновение она замерла. Она чувствовала, как подле ее руки бьется кроличье сердце, и осторожно потрогала его ухо. На ощупь оно было как бархат. Мордочка блестела, как кусочек лакрицы. Раймонд стоял рядом и наблюдал. Теперь девочка полностью в его власти, и никто их не видит.

– Фотография и описание, – сказал Сейер, – будут опубликованы в завтрашних газетах.

Ирене Альбум навалилась на стол и всхлипнула. Остальные молча глядели на ее руки и дрожащую спину. Женщина-полицейский сидела с платком наготове. Карлсен водил пальцем по обивке стула; потом посмотрел на часы.

– Рагнхильд боится собак? – поинтересовался Сейер.

– Почему вы спрашиваете? – всхлипнула она.

– Случалось, что мы искали детей с собаками, и те прятались, когда слышали наших овчарок.

– Она не боится.

Слова эхом отдались у него в голове. Она не боится.

– Вам не удалось найти своего мужа?

– Он в Нарвике, на сборах,- всхлипнула она.

– С ним нет мобильной связи?

– Там нет роуминга.

– А кто ищет вашу дочь?

– Ребята-соседи. Те, кто днем не работает. У одного из них есть с собой телефон.

– Как давно они ищут?

Она взглянула на настенные часы.

– Больше двух часов.

Ее голос больше не дрожал, теперь он звучал приглушенно, ровно, словно она говорила в полусне. Он снова наклонился вперед и заговорил с ней так медленно и отчетливо, как только мог:

– То, чего вы сейчас боитесь больше всего на свете, по всей вероятности, не произошло. Вы меня понимаете? Как правило, дети теряются именно потому, что они дети. У них нет чувства времени, нет ответственности, и они чертовски любопытны, так что следуют любому порыву, который у них возникнет. И, как правило, они появляются так же внезапно, как и пропали. Часто они не могут даже внятно объяснить, где были или что делали. Но, как правило, – он задержал дыхание, – они в полном порядке.

– Да! – сказала она, взглянув на него. – Но она никогда раньше не терялась!

– Она растет,- настойчиво сказал он.- И отваживается на большее.

Боже, помоги мне, думал он при этом, у меня же есть ответы на всё. Он снова поднялся и набрал новый номер. Не позволил себе снова посмотреть на часы – незачем напоминать о том, что время утекает, никому это не нужно. Дозвонился до Криминальной полиции, коротко описал ситуацию и попросил связаться с «Норвежской общественной помощью» [2]. Передал адрес по улице Гранитвейен, 5. Нарисовал короткий словесный портрет девочки – в красном, почти белые волосы, розовая кукольная коляска. Спросил, не было ли для него сообщений. Нет, они еще ничего не получили. Снова сел.

– Рагнхильд говорила в последнее время о людях, которых вы не знаете, называла незнакомые имена?

– Нет.

– У нее с собой были деньги? Может быть, она собиралась что-нибудь купить в киоске? – У нее не было с собой денег.

– Это маленький поселок,- продолжал он. – Случалось ли когда-нибудь, чтобы ее провожал или подвозил кто-нибудь из соседей?

– Да, бывало. Здесь в холмах около ста домов, и она знает почти всех. Машины тоже знает. Время от времени они с Мартой ходили вниз, в церковь, с колясками, а домой возвращались на машине кого-нибудь из соседей.

– Зачем они ходят в церковь?

– Там похоронен маленький мальчик, которого они знали. Они рвут цветы и кладут на его могилу, а потом возвращаются. Я думаю, им кажется, что это очень интересно.

– Вы искали в районе церкви?

– Я позвонила узнать, где Рагнхильд, около десяти. Когда Марта сказала, что она ушла в восемь, я бросилась к машине. Я оставила дверь открытой, на случай, если она вернется, пока я ищу ее по улицам. Я поехала к церкви и вниз до конечной, там вышла из машины и искала везде. Я была на станции техобслуживания и за мэрией, потом ездила к начальной школе и в школьный сад – они любят там лазать на стенки. Потом я искала в детском саду. Ей так хотелось туда пойти, она…

Ее охватил новый приступ рыданий. Все время, пока она плакала, остальные сидели и молча ждали. Ее глаза распухли, и она в отчаянии комкала пальцами подол платья. Через какое-то время слезы снова иссякли, и вернулась сонная медлительность. Щит, защищающий от ужасных картин, которые рисовало ей воображение.

Зазвонил телефон. Внезапно за окном зловеще завыл ветер. Ирене съежилась на диване и потянулась за трубкой, но рука Сейера предостерегающе поднялась. Он поднял трубку.

– Алло? Ирене там?

Это был голос мальчика.

– С кем я говорю?

– Торбьёрн Хауген. Мы ищем Рагнхильд. – Ты говоришь с полицией. Есть какие-нибудь новости?

– Мы обошли все дома в холмах. Каждый. Многие пустуют, хозяев нет дома, но на улице Фельтспатвейен мы встретили женщину. Она видела, как большой автомобиль ехал задним ходом и потом развернулся у нее во дворе. Что-то вроде грузового фургона, говорит она. А внутри машины сидела маленькая девочка в зеленой куртке со светлыми волосами. И с хвостиком на макушке. Рагнхильд часто завязывала волосы в хвостик на макушке.

– Продолжай.

– Он развернулся посреди склона и снова поехал вниз. И исчез на повороте.

– Ты знаешь, когда это произошло?

– В четверть девятого.

– Ты можешь сейчас прийти на Гранитвейен?

– Мы почти тут, у круговой развязки.

Он положил трубку. Фру Альбум продолжала стоять.

– Кто это был? – всхлипнула она. – Они что-то видели?

– Кто-то видел ее, – сказал он медленно. – Она ехала в машине.

Наконец она услышала. Как будто звук, пробивая себе путь сквозь густой лес, вырвался наружу и раздался в голове Рагнхильд.

– Я хочу есть, – сказала она внезапно. – И домой.

Раймонд поднял голову. Посан копошился на кухонном столе, слизывая кукурузный крахмал, который они рассыпали по поверхности. Они оба забыли, где они и сколько прошло времени. Они покормили всех кроликов, Раймонд показал ей свои картинки, вырванные из еженедельника и тщательно вклеенные в большой альбом. Рагнхильд постоянно заливалась хохотом при виде его смешного лица. Но вдруг она поняла, что уже поздно.

– Я могу сделать тебе бутерброд.

– Я хочу домой. Мы должны ехать за покупками.

– Сначала мы съездим на вершину, а потом я отвезу тебя домой.

– Сейчас! – сказала она твердо. – Я хочу домой сейчас.

Раймонд беспомощно пытался отсрочить расставание.

– Да, да, хорошо. Но сначала мне надо вниз, купить молока для папы. Внизу, у Хоргена. Это ненадолго. Ты можешь подождать здесь, я быстро.

Он поднялся и посмотрел на нее. На белое лицо с маленькими губами сердечком, похожими на блестящие камешки. Глаза – чистые и синие, а брови – темные, удивительно темные под белой челкой. Потом она тяжело вздохнула, отвернулась и открыла дверь на кухню. Рагнхильд вообще-то хотела пойти домой сама, но она не знала дороги, и приходилось ждать. Держа кролика на руках, она пробралась в маленькую комнатку и свернулась клубком в углу дивана. Они мало спали ночью, она и Марта; от зверька исходило уютное тепло, и она тут же задремала.

Вернувшись, он долго сидел и смотрел на нее, удивляясь тому, как тихо она спит. Ни единого движения, ни малейшего вздоха. Ему показалось, что она сделалась больше и теплее, как хлеб в печи. Через какое-то время ему стало неспокойно, он не знал, куда деть руки, так что он положил их в карманы и покачался туда-сюда на стуле. Принялся мять штаны, руки его двигались и двигались, все быстрее. Он опасливо поглядывал в окно и вниз, в коридор, на дверь в спальню отца. Руки продолжали работать. Все время он безотрывно смотрел на ее волосы, гладкие как шелк, почти как шерсть кролика. Потом он тихо застонал и вынул руки из карманов. Поднялся и осторожно пошевелил ее.