Главные омута пошли, глубина метра три, если не четыре, на дне каждая песчинка, каждая травинка даже не как на ладони — как под лупой! Глиняный обрывчик, а под ним три яруса рачьих нор. Камень на дне, ещё один… Из-за поворота говорок бурунов на перекате. Подходим, пожалуй. Собственно, мы уже пару километров как вышли на круг почёта с центром в автобусной остановке, проблема исключительно в пристани. Где холм прямо к берегу подойдёт — там и стариц с болотами не будет, да и почти сразу на вершине, за узенькой полосой леса, поля пойдут с дорогами, хотя, впрочем, какая-то часть дорог и прямо к берегу спускается. А камни — прямой признак холма. Там, где с обоих берегов болотистая низина, они песочком затянуты. А вон и характерные, совсем крупные, камни под берегом — кажется, около них в прошлый раз и чалились, и как раз дорожка тракторная рядом случилась, на ней и рюкзаки паковать удобно. Отдать якоря!

* * *

Осталось галопом по лесам и по лугам до автобуса, тряской и лязгающей россинантовской рысью в разваливающемся на ходу автобусе печального облика, вот не любят наши механизмы булыжных мостовых, которые здесь ещё при Екатерине проложили, — и вот. наконец, вокзал в Торжке.

Русский базар времён перестройки. Воплощённая мечта всех и вся. Например, Некрасова. Как бишь там: «…а Пушкина и Гоголя с базара понесёт». Вот-вот. Несут. И на прилавках стоят. Кетчуп чили «А.С.Пушкин», даже с портретом, и кетчуп чесночный «Н.В.Гоголь», тоже с портретом. Производства некоего загадочного МЗОК. Опять же — сигареты сплошь американские… Как вспомню, как за ними гонялись, будучи школьниками и студентами. Ух! Кстати, по аналогии. Недавно довелось мотаться по пещерам Нью-Мексико в США, и такая вот зарисовочка. Провинциальный городишко Карлсбад, в который мы заехали поужинать в ресторане. Поужинали, идём к выходу. За столиком сидит Билл из одной американской биоспелеологической команды, виделись в стационаре заповедника, — и с ним две девицы молодые и симпатичные. Ну, задержались, пяток минут потрепались, выходим на автостоянку. И тут нас рысью догоняют обе Билловых девицы и, задыхаясь от бега и азарта, перебивая друг дружку, выкладывают: «Простите, а Билл правду сказал, что у Вас есть с собой? Настоящие! Крепкие!! РУССКИЕ!!! СИГАРЕТЫ???» Такой вот выворот получается.

При всем том — особо пожрать и нечего. Всевозможные пончики и беляши, которыми при коммунизме торговали на каждом углу, поисчезали, оставив вместо себя сплошные бутерброды с несъедобными сосисками по ни с чем не сообразной цене, да всякие хрюкерсы, то бишь гибриды конфеты с бутербродом. Так что — хлеба, молочного чего-нибудь, и хватит. В электричку, перекусить, спать, спать, спать… До пересадки. А там — опять спать. До Москвы.

А через пару недель — можно опять на Реку.

Поняли, в чём фишка? Река — место особое. Река — она как Байкал. В ней сконцентрирована вся мудрость Природы, к ней, как и к Байкалу, всегда за помощью обратиться можно.

Всех новых хороших друзей, каждую новую девушку — я испытываю Рекой. Примет — не примет. Поймёт — не поймёт. Даже если не примет — подскажет, как разойтись необидно. И подарит на память — ярчайшие воспоминания.

Не потому ли у меня ничего не получилось ни с Сашей, ни с Аллой — что ни с одной из них я так и не добрался до Реки?

Аню — особенно хотелось видеть именно на Реке. Её кометное вторжение в мою жизнь, её выдающаяся красота, мгновенно устанавливающееся взаимопонимание — просто требовали представить их с Рекой друг другу.

В течение следующей недели мы с Аней так больше и не увиделись. Телефонные разговоры были краткими, в основном по мобильному, всего лишь дважды мне удалось поймать её дома, да и то один раз торопилась. На выходные Аня куда-то уехала, а на попытку спросить, куда — ответ был в смысле, что не надо заставлять её врать. Даже намёки на что угодно дальнейшее подавлялись в зародыше. Оптимизм — убывал и убывал.

Наконец, спросил про поездку прямо, обосновав вопрос своими наблюдениями, что засветившийся было роман уже, кажется, потух. К великому своему удивлению — услышал, что договорённость в силе, только вот надо подождать ещё несколько дней.

И наконец — она позвонила сама.

– Володь, едем?

– Конечно. Когда?

– Завтра.

– На неделю?

– Нет, у меня есть три дня. Только, Володь, мне нужны гарантии.

– Три дня — трудновато, там минимум на четыре маршрут рассчитан. А какие гарантии?

– Надо в три уложиться. Безопасности.

– Попробуем. А насчёт гарантий… Думаю, ты и сама прекрасно знаешь, что насиловать тебя я не собираюсь. А в остальном могу только гарантировать, что приложу все усилия к охмурению и соблазнению.

– Посмотрим. Как насчёт обещания не переходить тех рамок, которые я установлю?

– Договорились. Приезжай завтра к пяти, рюкзаки я соберу сам, захвати только шмоток, в которых фотографироваться будешь.

– Каких?

– На твоё усмотрение. Возьми обязательно ночнушку какую-нибудь, только без выпендрёжа. Никакого чёрного цвета, никаких наворотов, простенькую, но со вкусом.

– Хорошо, посмотрю. До завтра!

Вот так и началась самая яркая из моих поездок на Реку. С абсолютно невразумительных условий, с отсутствия билетов на нужный нам поезд, с вычислением альтернативного способа заброски, стоя перед расписанием на вокзале, с давкой в билетной кассе, со вскакиванием на ходу в уже тронувшийся состав…

И — с серьёзной опасности того, что в первые же полчаса в поезде меня хватит кондратий. Как только мы отдышались от пробежки галопом сквозь вокзальную толпу с рюкзаками, расселись, разложили немудрящий перекус да открыли по бутылке пива, Аня начала рассказывать.

То, что она не коренная москвичка, я знал. То, что она родом откуда-то из-под Курска, я тоже знал. Но сейчас — она назвала посёлок. В меня как будто молния ударила! Сложились вместе странная лёгкость отношений и странный уровень взаимопонимания, как будто давнее знание друг друга, смутно знакомые черты лица… Не общий рисунок, который вызывал ассоциации с Сашей, а именно мелкие штрихи: изгиб губ, характерная мимика, постановка глаз, форма носа… Так же смутно знакомая манера держаться, знакомые обороты речи…

В общем, мне пришлось извиниться, минут на пять заняться пранаямой и медитацией, после чего глубоко вздохнуть, задержать дыхание — и дрожащим голосом осведомиться у Ани, какова была, собственно, девичья фамилия её глубокоуважаемой матушки?

Поступивший ответ несколько снизил вероятность немедленного обширного инфаркта — фамилия оказалась не та, которой я боялся. В общем, интриговать не буду, скажу сразу. Аня оказалась хоть и не дочерью, но таки племянницей моей большой студенческой любви. Вот такие вот, братцы, пироги с котятами.

Заброска получилась экспрессной. Вместо того чтобы, как планировалось, ехать пять часов до Кувшиново, там три часа ждать автобуса, ехать на нём ещё час и час идти, — мы всего за три часа долетели до Вышнего Волочка, там прямо на перроне нашли такси, не успев даже оглянуться вокруг, и через сорок минут были уже на берегу Реки. Не утром, как я рассчитывал, а в час ночи. Но рядом – была деревня. Рядом — была дорога. Не затем мы ехали, чтобы провести первую ночь в цивилизованных местах. Надо было двигаться вперёд.

Холодны августовские ночи около воды. На Аню пришлось напялить три четверти всего нашего запаса тёплой одежды, превратив её в бесформенный, но всё равно трясущийся от холода комок.

Лодка медленно, но верно обретала форму. Хрюкающий под ногой насос-лягушка на удивление нашёл отклик в душах коростелей на окрестных лугах, и этот диалог пневматики с пернатыми хоть как-то развлекал, отгоняя холод и не позволяя появиться раздражению.

Всё. Лодка, наконец, надута, давление держит, можно плыть. Переношу Аню на борт, сапоги мы ей достать так и смогли, по глотку коньяка для минимального согрева, и — отчаливаем.