— Иди, иди сюда. Ну иди же, миленькая. — И он тащит ее в комнату, где огонь пылает за каминной решеткой. — Такое желание. — Он говорит.
— Тео! — говорит она.
— Вечно ты со своими кошмарами. — Тео говорит. Он прикрывает дверь комнаты, садится рядом с женою на диван и рассеянно оглаживает ее бедро, глядя на огонь. — Вечно ты со своими кошмарами.
Клара говорит:
— Нам-то все равно ничего не светит. Мы в Мадриде в «Ритце» лучше жили.
— Ну-ну. Нам и тут неплохо. Мы гораздо лучше тут живем. Листер щедрый. Листер очень-очень щедрый.
Тео берет кочергу, ворошит в камине угли, они вспыхивают, и Клара забрасывает ноги на диван.
— Тео, — она говорит, — я тебе сказала, что Адриан заходил, занял два яйца?
— А еще что, Клара? Что еще?
— Ничего. Просто два яйца.
— Только отвернешься, он тут как тут, — ворчит Тео. — Вот я завтра утром барону на него нажалуюсь. — Подходит к окну, опускает шторы. — И на Кловиса. — Он говорит. — Совсем за ним не смотрит. — Тео возвращается к дивану. Клара кричит:
— Нет, нет, не надо, я передумала! — Она его отпихивает, завязывает пояс отороченного шнурком халата.
— И не надоело тебе, Клара. — Тео говорит. — Да-нет, да-нет. Я бы баронессу мог иметь, была бы охота. В любой момент. В любое время дня и ночи.
— Ох, Тео, это же из-за тебя мне такие ужасы снятся, — шепчет Клара. — И зачем так говорить про баронессу, ведь у нее седые волосы. Постыдился бы.
— У нее, возможно, седые волосы повсюду, — говорит Тео. — Собственно говоря.
— Будь я мужчина, — Клара говорит, — меня бы от одной мысли стошнило.
— Собственно говоря, меня не так уж тянет с нею спать, — говорит Тео.
— Слушай, там машина на дороге. Я слышу, — говорит Клара. Но Тео не слушает. Она вцепляется в его подтяжки, шепчет: — Стыд-то какой, в доме ни одного яйца на ужин идиоту-мальчику на чердаке. Нет, что-то там случится. Я всю неделю чую, а ты, Тео?
У Тео нет слов, все существо его теперь сосредоточено на Кларе. Она говорит:
— Там машина подъезжает, Тео. Остановилась у ворот. Тео, лучше ты иди.
Он отрывается от жены только на долю секунды, чтобы сказать: «Молчи».
— Я слышу у ворот сигнал. — Она почти кричит. — Она там дудит, неужели не слышишь? Всю неделю во сне я слышала эти сигналы у ворот.
Тео сопит.
Машина гудит дважды, и теперь уж Тео надевает ливрею, берет себя в руки и обретает обычное свое достоинство не привыкшего суетиться человека. Идет в прихожую, берет из ящика стола ключи и выходит в сырой холод — отпирать ворота, за которыми продолжает сигналить скромный бежевый автомобиль-купе.
Впущенный во двор, он тормозит возле сторожки. Скуластая женщина за рулем одна в машине. Она опускает окно, улыбается:
— Как дела, Тео?
— Очень хорошо, спасибо, мадам. Прошу прощения, что заставил ждать, мадам. Там был вопрос насчет яиц для бедного джентльмена на чердаке, ему на ужин.
Она прелестно улыбается из-под большой меховой шляпы.
— Все без меня разлаживается, правда? А Клара как? Нравится ей новый маленький домик?
— О да, мадам, мы очень довольны этой службой, — говорит Тео. — Мы очень уютно устраиваемся.
— Вы привыкнете к нашим распорядкам, Тео.
— Да, мадам, мы много чего испытали, мы с Кларой. И мы очень хорошо тут обживаемся. — Он весь дрожит, стоя на холодном ветру с непокрытой головой, в своей легкой ливрее.
— С другими слугами найден общий язык? — ласково осведомляется баронесса.
Тео мешкает, наконец открывает рот. Баронесса его перебивает:
— Отношения хорошие? Поладили?
— О да, мадам, вполне, мадам. Спасибо. — Он слегка пятится, с некоторой поспешностью, видимо норовя поскорей нырнуть в тепло сторожки.
Баронесса и не думает класть на руль руку в теплой перчатке. Она говорит:
— Ну, я очень рада. Среди слуг разных национальностей не всегда легко достигается гармония. В здешних краях у нас чуть ли не у единственных достойный штат прислуги. Не знаю, что бы мы с бароном делали без всех без вас.
Тео, скрестив руки, дергает оба рукава ливреи пониже плеч, весь дрожа, как одинокая звезда на ледяной орбите. Он говорит:
— Наверное, рады домой попасть, мадам. Такой с озера ветер.
— Ах да, вы же замерзли. — И она трогает с места.
— Спокойной ночи, мадам.
— Спокойной ночи.
Он пятится к крыльцу сторожки, потом быстро поворачивается, распахивает дверь. В прихожей хватается за внутренний телефон и несколько секунд, трясясь, ждет, когда он оживет. «Баронесса, — говорит он, — прибыла. Ожидается кто-то еще?»
Из кухни большого дома ему что-то кратко отвечают, сразу вешают трубку. «Что?» — спрашивает Тео у смолкшего телефона. Потом вешает трубку, выскакивает, бежит запирать ворота. И поскорей возвращается в теплую комнату, где Клара томно раскинулась на диване, одной рукой обняв спинку, другую свесив.
— Фотографа ждешь? — говорит Тео.
— О чем так долго? — спрашивает Клара.
— Весь издрог. Ей-то что, в машине. То да се. Про тебя спросила. Спрашивает, мы довольны тут?
Пабло нырнул в машину и отвел ее от фасада, как только Листер помог баронессе вылезти, принял свертки, захлопнул дверцу и провел баронессу по ступеням в холл.
— Ну вот, — говорит она, стягивая перед зеркалом большую меховую шляпу.
Листер принимает шляпу, баронесса взбивает седые букли. Роняет с плеч твидовое пальто, зажимает локтем сумочку, спрашивает:
— Где все?
— Барон в библиотеке, мэм, с ним мистер Пассера.
— Ну что ж. — Она снова охорашивает свои букли. Потом оправляет платье, тесное в талии и в боках, приказывает: — Скажите Айрин, что я через полчаса поднимусь переодеться.
— Айрин сегодня выходная, мэм.
— А Элоиз тут?
— Да, мэм.
— Все еще работает? И как она?
— О, в полном здравии, мэм. Я скажу, чтобы она вам приготовила переодеться.
— Если только ей не будет трудно, — говорит баронесса. — Я так высоко ценю Элоиз, — говорит она, тяжко подходит к библиотеке, сама берется за дверь, опережая Листера, медлит на пороге и поворачивается к Листеру, тогда как в комнате вдруг смолкают голоса. — Листер, — говорит, стоя на пороге, баронесса. — Тео с Кларой, они должны уйти. Очень, очень жаль, но домик мне понадобится для одного кузена. И нам, собственно, швейцар не нужен. Тут я на вас полагаюсь, Листер.
— Хорошо, мэм, хотя материя довольно деликатная. Они ничего такого не подозревают.
— Знаю, знаю. Вы уж там придумайте что-нибудь, Листер. Мы с бароном будем вам исключительно благодарны.
Чуть театрально она распахивает дверь, входит, и мужчины разом вскакивают с серых кожаных кресел. Листер ждет в комнате у двери.
— Ничего не нужно, спасибо, Листер, — говорит барон. — Все у нас тут покуда есть. — Он поводит рукой в сторону бара, явно занятый своими мыслями.
Баронесса грузно опускается на диван, Листер хочет выйти, но замирает на пороге, задержанный запоздалым соображением барона:
— Листер, кто бы ни объявился, нас ни в коем случае не надо беспокоить. — Барон поднимает взгляд на часы, золоченые, в синей эмали, затем сверяется со своим запястьем. — Кто бы нас ни спрашивал, мы просим ни под каким видом нас не беспокоить.
Листер послушно склоняет голову, согласно шевелит губами и уходит.
— Так привидения осаждают дом, — говорит Листер, — они как духи бестелесные, хотя пока и живы. Думаю, нам предстоит долгое ожидание. — Он занимает свое место во главе стола. — Велел ни под каким видом их не беспокоить. «Не беспокоить, Листер». И видели бы вы, какое у нее было выражение лица. Мысли мои расплываются, цепляясь за фантомы, я неотступно думаю про это ее лицо. Я должен избавиться от этого лица, иначе мне кусок в горло не полезет.
— Неплохая женщина, — говорит Пабло.
— Любит милости и блага раздавать, — говорит Листер, — а неприятное чтобы делали другие. «Пара в сторожке должна уйти, Листер, — я полагаюсь на вас, вы уж с ними переговорите. Сторожка мне нужна для моих кузенов»... или это был «мой кузен»? Один, два, три? Не знаю. Короче, ей для них нужна сторожка.