— Как вас зовут? — спросил доктор. — Джакомо? Отлично, Джакомо, нынче ночью вы свободны! Нам нужно кое-что обсудить с вашим господином, и мы хотели бы, чтобы нам не мешали.

Слуга понимающе, хотя и с некоторым сомнением, ухмыльнулся. Доктор выудил из кармана купюру:

— Прошу вас, Джакомо. Этого хватит на хороший ужин и на билет — ну, скажем, до Рима.

Верный Джакомо посмотрел на купюру и торопливо взбежал по лестнице, чтобы собрать свое имущество. Две минуты спустя он исчез.

— Берег свободен, — объявил доктор. — Теперь мы первым делом освободим Этьена.

Они обнаружили шофера на первом этаже — тот был связан по всем правилам, но при этом в добром здравии. Он с изумлением посмотрел на графиню и астролога.

— Вот и я, Этьен! — сказал доктор. — Если бы я не появился здесь нынче вечером с моими друзьями, завтра я пришел бы сюда с полицией. В Италии мы можем обратиться в полицию, потому что здесь, в отличие от Франции, мы — законопослушные и уважаемые граждане. Ну а когда мы сведем счеты с вашим гостеприимным хозяином, на нас станут смотреть как на уважаемых граждан и во Франции. Пойдем же вниз и подготовим торжественную встречу владельцу дома. Он не замедлит появиться здесь через несколько минут.

Так и случилось. Этьен еще разминал затекшие члены, когда послышался плеск весел, и к сходням причалила гондола. Чей-то голос позвал Джакомо, но поскольку по понятным причинам тот не отозвался, гондольер сам выбрался из лодки. Они услышали, как он поднимается по ступеням ко входу в дом, открывает дверь и запирает ее за собой. Из тактических соображений они разбились на две группы — каждая расположилась по одну из сторон прихожей. Когда синьор делла Кроче зажег свет, они сочли, что настало время представиться.

— Джакомо! — еще раз крикнул хозяин дома. — Ты что, дрыхнешь, мерзавец? Ты приготовил ужин, как я приказал?

В это мгновение навстречу господину делла Кроче вместо ожидаемого им слуги Джакомо выступил доктор Циммертюр. Синьор делла Кроче не колебался в выборе приветствия. Его рука немедля потянулась к заднему карману брюк, но едва она достигла цели, руки верного Шмидта, стоявшего за спиной итальянца, крепко обхватили его торс. Борьба была краткой, но энергичной. Она перекинулась в холл, где часть старинной мебели навсегда утратила свой стиль под лаокооновым сплетением тел Этьена и хозяина дома. Несмотря на это, синьору делла Кроче удалось вытащить револьвер. Прогремели два выстрела, и на мраморные плиты пола посыпались осколки одного из зеркал, составляющих славу Венеции. Третья пуля, просвистев у самого носа доктора Циммертюра, разбила хрустальную лампу. После чего доктору удалось вырвать оружие из рук своего врага. Он побежал за веревками, которые еще недавно опутывали верного Этьена, и теперь с помощью Этьена и астролога доктор наконец обуздал неистовствовавшего синьора делла Кроче. Хозяина дома положили в шезлонг, и доктор, отдуваясь, встал.

— А теперь заглянем вот туда, — сказал доктор, указав на большой кожаный портфель, который побежденный отложил в сторону при входе в дом.

Доктор схватил портфель и осторожно положил на стол посреди комнаты. Очистив стол от всего, что на нем стояло, Циммертюр принес из соседней комнаты скатерть, расстелил ее на столе и открыл портфель.

Несколько минут он постоял, устремив взгляд в недра портфеля.

— Да, я был прав, — сказал он. — Но прежде чем продемонстрировать, насколько я был прав, позвольте мне вам кое-что объяснить, графиня Сандра.

Доктор снова закрыл портфель. Из уст синьора делла Кроче полился вдруг поток горестных воплей, проклятий и брани, который, казалось, никогда не иссякнет. Послушав их несколько секунд, доктор сделал знак Этьену. Из глубин кармана своих бриджей верный шофер извлек носовой платок, черный, как пиратский флаг. Одного его вида оказалось достаточно, чтобы синьор делла Кроче умолк, но для верности, рискуя, что ему откусят все десять пальцев, Этьен затолкал платок в рот своего бывшего гостеприимного хозяина.

Маленький толстячок-доктор заговорил снова, и все уставились на него, как завороженные.

Обращался доктор почти исключительно к графине Сандре.

— Шестьсот тридцать лет тому назад, — начал он, — на венецианский берег сошел человек, за плечами которого были удивительные подвиги. Он объездил всю Азию, для всех европейцев остававшуюся в ту пору неизвестной, сказочной страной. Он повидал сотни разных народов и изучил их обычаи. Он завоевал доверие чужеземного деспота, в течение семнадцати лет был его советником и три года управлял одной из его богатейших провинций. Он вернулся на родину, владея огромными богатствами, увенчанный славой, с запасом удивительных рассказов. Он ожидал, что его встретят с подобающим почетом.

Но его ждало глубокое разочарование. Мало того, что никто не оценил его подвигов. Никто не верил тому, что он рассказывал, над ним смеялись, его откровенно называли лжецом и даже дали ему прозвище, которое сопровождало его имя на протяжении веков: господин Миллион — мессер Милионе! Так отблагодарила Венеция одного из величайших своих сыновей — легко вообразить, какое это произвело на него впечатление! Он отправился воевать на стороне Венеции, был взят в плен и в тюрьме продиктовал рассказы о своих путешествиях соседу по камере. Но все это не изменило отношения к нему Венеции. В описании его путешествий видели увлекательный приключенческий роман — и только. Он женился, у него родились дети, но если он рассчитывал найти большее понимание в семье, он ошибся. Семья оказалась неспособна оценить такого человека. Я говорю это, — доктор отвесил поклон графине, — при всем уважении к членам этой семьи, здесь присутствующим.

Графиня рассеянно улыбнулась.

— Ну а дальше, — сказала она. — Что дальше? И какое все это имеет отношение…

— Шестьсот лет спустя, — продолжал доктор, — лет тридцать тому назад, случилось так, что один из потомков мессера Милионе начал раздумывать о судьбе своего предка. Он начал изучать его воспоминания о путешествиях и по мере их изучения построил некую теорию. Она заключалась в том, что человек, с которым так дурно обошлись и в его родном городе, и в семье, не мог не оскорбиться — оскорбиться настолько, чтобы претворить свою обиду в действие. Можно ли поверить, спрашивал себя этот потомок мессера Милионе, чтобы человек, которого встретили недоверием, которого высмеивали и презирали, добровольно согласился оставить в наследство сокровища, приобретенные им в несметно богатых странах Востока, неблагодарной родине и не понимающей его семье? Нет, поверить в это невозможно, это противоречит человеческой натуре — так он поступить не мог. Но что же он сделал с богатствами, которые копил в течение семнадцати лет и на которые столь часто намекал в описании своих путешествий? Его завещание было известно, но в нем и речи не шло о каких-то необыкновенных по тем или по нынешним меркам богатствах. Не было сведений и о том, что он сделал какой-то крупный вклад в церковь — в ту пору многие избирали такой способ оставить с носом своих родственников, лишив их наследства. Словом, никто ничего не знал — поле для гипотез было обширное, и потомок мессера Милионе строил одну гипотезу за другой. Достоинство этих гипотез было в том, что никто не мог их опровергнуть. Сохранившиеся документы им не противоречили. В то же время эти гипотезы никому не мешали, а человек, который их выдвигал, располагал свободным временем, чтобы строить свои теории, потому что в течение многих лет странствовал по Европе, находясь в своего рода добровольном изгнании.

Графиня Сандра побледнела от волнения:

— Дальше, доктор, дальше!

— В один прекрасный день на помощь неутомимому теоретику пришел случай. Потомок Марко Поло находился в Страсбурге, в ту пору немецком городе, и в двадцатый раз просматривал различные издания путевых записок своего предка. В одном из изданий он подчеркнул все места, словно бы подкреплявшие его теорию, — те места, где говорится о богатствах, которые Марко Поло привез из Китая и которым так противоречит все, что известно о его образе жизни в Венеции и его завещании. Чтение это ни на шаг не приблизило исследователя к разгадке, да и не могло приблизить, ведь он все время вращался в кругу одних и тех же материалов. Ему нужен был новый материал. Он искал его в книгах современников Марко Поло, но и там ничего не нашел. Он уже исследовал все европейские библиотеки — все тщетно. Но в Страсбурге ему суждено было найти то, что он искал. И нашел он вот что!